2 октября 1882 года, понедельник
Если и существует ситуация, наиболее близкая к определению «невыносимо глупо и невозможно», то это как раз то, что мы имеем на сегодняшний день. С огорчением фиксирую: мы, а именно: мисс Полумна Лавгуд, мистер Невилл Долгопупс и я, Гермиона Джин Грейнджер, накануне проявили чудеса неосмотрительности, доверившись ненадежному человеку. Для протокола, — а я незамедлительно обращусь в Скотланд-Ярд, когда будет возможность, — его имя Стэнли Шанпайк и он представился нам опытным возницей, отрекомендовав себя, как чуть ли не единственного приличного джентльмена на милю вокруг, кто имеет понятие, как проехать через дартмурские болота кратчайшим путем. Но не прошло и четырех часов, как этот негодяй под предлогом поломки колеса остановил повозку, велел всем слезть, а сам, едва мы оказались на земле, тронул экипаж и умчался в неизвестные дали, прихватив нашу ценную поклажу, одежду, деньги, документы, но самое обидное — венгерский образец Mimbulus mimbletonia Невилла и мой научный дневник, который я вела с тринадцати лет. Мы обсудили проблему и решили не оставаться на лесной дороге, а идти к первому приюту и очагу, и уж после звать на помощь. Пожалуй, я бы отказалась от этой идеи, если б знала, что нам предстоит пройти по болотам более пяти миль. Мы промокли до нитки, проголодались, длинные платья путаются вокруг ног и не в первый раз я сожалею, что женские туалеты настолько непрактичны. Туфли Полумны до крови натерли ее пятки, а я умудрилась подвернуть лодыжку и теперь прыгаю на одной ноге, опираясь на Невилла. Сама Полумна выглядит слишком бледной и то и дело заходится в страшном кашле. А погода не становится лучше. Когда мы выехали из Плимута, крапал едва заметный дождь, затем за какие-то три-четыре часа он превратился в ливень со шквальным ветром и грозами. Но хуже всего — дьявольский холод. Не думаю, что где-то в Англии есть более сырое и неприятное место. У меня дрожат руки, когда я пишу это, буквы выходят корявыми и пальцы запачканы в чернилах, но я так зла, что даже описать невозможно. Последний раз я злилась подобным образом, когда родители посмели высказать идею о моем скором замужестве и даже не удосужились спросить меня. Партия была прекрасная, голубая кровь и все, что полагается, но они не учли того, что у меня свои планы на эту жизнь. Впрочем, как мне помнится, ситуация решилась лучшим способом, кто знает, возможно и в этот раз эмоции дадут мне сил быть более решительной. Не очень удобно писать, сидя под деревом и смахивая со лба мокрые волосы. Фермер у дороги не согласился приютить нас, сославшись на то, что у него нет места, но мы так устали и измотались, что ругаться не было сил. Он отправил нас в ближайшее имение — спросить крова. Просто издевательство. Пальцы онемели, на сегодня все.3 октября, вторник
Бог услышал наши молитвы и к закату вчерашнего дня мы вышли на относительную возвышенность, откуда было рукой подать до впечатляющего особняка. Старый, массивный и островерхий, он мог бы затеряться на фоне черных холмов с их вековой растительностью и елями. Но призывно горящие желтым окна не дали нам заблудиться. С какой радостью и облегчением мы пробирались ко входу! Наша чахлая компания доковыляла до двери и даже нашла силы постучать. Вероятно, мы выглядели как трое калек-попрошаек, но говорят: «Вежливость открывает двери». Мне следует все же описать подробнее события того вечера… Я редко встречаю особенных людей, но мистер Малфой, без сомнения, к ним относится. Мы порядком удивились, обнаружив, что дверь для нас открыла не прислуга, а сам хозяин. Первые секунды мы стояли в невежливой тишине, будучи не в силах проронить ни слова. Если бы рядом была Джинни, она непременно бы хихикнула мне в ухо и доверительно сообщила, как же хозяин дома хорош собой. Его волосы были какого-то необычайного платинового оттенка, хотя сам он выглядел молодо и свежо, наврят ли ему минуло сорок, скорее, куда меньше; локоны аккуратно подвязаны черной лентой, сюртук безупречен, на пальцах блестят фамильные перстни. Моя бабушка непременно сказала бы: «Очень достойный мужчина». Но больше всего поразили его галантность и подкупающее дружелюбие, — он ничуть не удивился нам и пригласил принять его гостеприимство. Невилл шепнул мне: «Ох, слова Богу!» и мы вошли внутрь. Люциус или лорд Малфой, излучал добродушие и искренне проникся горестями нашего путешествия. Каждому он выделил по комнате в гостевом крыле, и не скрою, я залюбовалась убранством дома: просто, со вкусом и не без уюта. Невилл отнес задыхающуюся от кашля Полумну в кровать, хозяин дал ей настойку для легких и велел спать. Моя нога разболелась и опухла, но я попросила друга идти отдыхать и не беспокоиться. Мне предстояло подняться от гостевой залы с камином на второй этаж, в свою комнату, и я стойко решила проделать этот трюк самостоятельно. Но лорд Малфой не позволил подобного героизма и просил разрешения отнести меня наверх на руках, после чего мы любезно поспорили, и я разрешила себе опереться на него, но дошла сама. А через несколько минут он сам принес мне смену платья (на мой туалет было страшно смотреть, возможно, я даже выпачкала ковер внизу) и таз с теплой водой для лодыжки. Это было невероятно обходительно. Джинни бы не упустила случая сострить на тему лордов, лодыжек и сватовства. Я легла спать со спокойной головой, мыслями о друзьях, оставленных в Лондоне и решила, что завтрашний день никак не может быть хуже сегодняшнего. Спросонья я подумала: «Мы пришли ночью и, из-за всех тягот нашего пути, имеем право поспать чуть дольше». В итоге я проспала почти весь день, что очень на меня не похоже, а с пробуждением голод дал знать о себе с такой силой, что я бы кинулась вниз бегом, если бы не нога. Дождь за окном будто слегка поутих и настроение моих спутников заметно улучшилось. Правда, Полумна также пролежала в постели весь день. Невилл был бодр, уже успел принять потрясающе горячую ванну, и теперь мне приходилось удерживать его изо всех сил от сумасбродной идеи одолжить лошадь и ускакать на поиски мерзавца Шанпайка. Люциус поддержал меня и вдвоем мы, кажется, успокоили друга. Моя нога выглядела неважно, и после горячей ванны я попросила мазь и специальный утягивающий бинт, чтобы иметь возможность передвигаться хотя бы по гостевому крылу. Лодыжка все еще остро болела. При спуске по лестнице я пользовалась помощью хозяина или Невилла. Люциус настоял на том, чтобы мы остались до выздоровления Полумны, и здесь я была с ним согласна. У нас не было друзей в Плимуте, а до Лондона достаточно далеко, было бы глупо пускаться в новое путешествие не имея сил, средств и достаточного количества здоровья на троих. Вечером, когда Полумне стало полегче (по крайней мере спал жар), мы организовали вечер знакомств и, пожалуй, повели себя как типичные студенты на каникулах: настелили на деревянный пол шкур, одеял и пледов, утащили (с подачи Люциуса, конечно) шампанского и вина из подвалов, Невилл взялся дегустировать пять разных сортов табака, а Люциус лично организовал колбасные закуски к выпивке. Он взял на себя роль любящего старшего брата, но это еще не все. Лорд оказался потрясающим рассказчиком! Мы говорили о политике, искусстве, приключениях и науке, и я ловила себя на том, что иногда приоткрываю рот от удивления или восхищения. У меня не оставалось сомнений — Люциус один из самых образованных людей своего времени! Уж поверьте, если кто-то читает больше моего, намного больше — это заметно. Мне даже удалось проэкзаменовать его: я называла наугад любую поэму, а он должен был вспомнить хотя бы пару строк. И память не изменила ему ни разу! А когда я решила сжульничать и попросила процитировать Генгенбаха, он сделал это на чистейшем немецком! Мои щеки горели, а он смеялся надо мной. В полночь Невилл унес Полумну отдыхать, и мы остались с Люциусом наедине. Я изо всех сил старалась мыслить здраво, несмотря на три бокала вкуснейшего шампанского. Наш разговор стал более серьезным и доверительным. Полились рассуждения о теологии, и я с удивлением обнаружила, что лорд Малфой не верит в Бога! Возможно, он был лишь вторым моим знакомым, кто действительно отрицает религию. А спросила: «А во что же вы верите?». Ответ обескуражил, и я до сих пор не могу понять, пошутил ли он или мне привиделось. Он сказал: «Я доверяю магии». И тут же глаза его заблестели: «А вы отрицаете магию?». Я грубовато рассмеялась и заверила, что «магия — это последнее, о чем мне нужно волноваться, ибо у меня все силы уходят на отрицание брака и семьи». — Почему, — он искренне удивился. — От брака барышни глупеют, — грустно заключила я, — все, кроме моей подруги Джинни. В ее случае поглупел муж, Гарри. Но и раньше соображал не важно. Люциус расхохотался. Внезапно я заметила длинную фигуру за его спиной — в крыле второго этажа, откуда спускалась лестница, у самых перил кто-то стоял, подслушивая нас, а затем, резко скрылся в тени. Мой тихий возглас заставил лорда вздрогнуть и привстать. — Это мой сын Драко, не пугайтесь. Он не большой любитель компаний и предпочитает уединение. Мне жаль, что он испугал вас. — Извините, — забормотала я, — не стоило так реагировать… Люциус положил ладонь на плечо: — Не нужно вздрагивать от каждого шороха. Да, у нас в доме только кухарка, остальные слуги приходят по мере надобности. Большую часть времени мы с сыном одни, должно быть, это выглядит странно. Он проводил меня до комнаты и пожелал добрых снов. Было горько, что такой хороший вечер закончился на мрачной ноте, но я была полна решимости взять от завтрашнего дня сполна — не терпелось обсудить с лордом вопросы социального неравенства, вот кто бы удивил меня своей позицией!4 октября, среда
Меня разбудил сам хозяин дома. Он выглядел встревоженно и виновато. — Мисс Грейнджер, боюсь, произошло несчастье. Ваш друг Невилл вчера не отправился спать. Он уложил мисс Лавгуд, но после пробрался в конюшню, украл лошадь и уехал, судя по всему, на розыски негодяя. — Что? Не может быть! — Боюсь, это моя вина, вчера я угостил его очень крепким бренди. Я взглянула за окно и простонала: дождь и не думал кончаться. — Вы послали на поиски? Люциус подошел к окну. — Да, Драко уехал утром. Но я не думаю, что он найдет его. Вокруг поместья только лес и болото, нам нужно надеяться на чудо. Дурная весть подкосила Полумну, и ее едва наметившееся выздоровление сошло на нет. Она так кашляла весь полдень, что Люциус взялся готовить микстуру сам и в итоге напоил ее чем-то дымящимся. Она сильно побледнела, но уснула сразу, а я боялась отойти даже на минуту — такой горячей и липкой она была. Время от времени хозяин заходил в комнату и приносил еще теплой воды и полотенец — я обтирала подругу, но наврят ли это хоть немного облегчало болезнь. Ближе к вечеру, когда я вновь спросила, не вернулся ли Драко, Люциус ответил, что нет, а затем произошло нечто странное: едва лорд вышел, я услышала шаги из комнаты сверху, на третьем этаже. Кто-то задумчивой поступью ходил из угла в угол, останавливался у окна и даже садился в кресло. Я знала, что слуг нет, кроме пожилой кухарки, которую мы даже не видели. Подумалось, что это Драко ходит наверху, но тогда Люциус солгал. Зачем? Впервые за все время, что я здесь, мне стало неуютно и тревожно. Я дала себе слово, что вытащу нас всех отсюда так быстро, как позволят обстоятельства. Главное, чтобы нашелся Невилл и чуть полегчало Полумне. Через час мертвенная бледность с нее спала, а дыхание приятно выровнялось. Я решила, что с меня хватит тайн и неприятностей, и стремительным шагом направилась на третий этаж, чтобы поймать Люциуса на лжи. За дверью мелькала большая тень и я, подкравшись незаметно, какое-то время наблюдала ее метания. Затем нажала на ручку двери и ворвалась внутрь, готовая обвинять и негодовать. Но там было пусто. Простая комната с креслом, камином и большим портретом невероятно красивой женщины на стене. Я подошла посмотреть и не пожалела: оказывается, вот как выглядела хозяйка этого дома. Властная, гордая и прекрасная, начиная от аристократически тонких пальцев, заканчивая изящной линией подбородка и шелковыми белоснежными локонами. В руке она держала что-то похожее на прут. Но этим впечатление не исчерпывалось. Я присела в кресло и попробовала разглядеть портрет более тщательно — что-то ускользало от моего взгляда, но что именно? Внизу шумно раскашлялась Полумна, и я стремглав кинулась к ней. К одиннадцати вечера, после скромной трапезы, в комнату больной вошел хозяин и возвестил возвращение Драко, который, как и следовало ожидать, не нашел Невилла. Я пристально следила за тем, как Люциус говорит об этом; движения его губ, слегка нахмуренный лоб… Почему раньше я не замечала этой театральности? Он слишком мягок. Слишком сочувствует. Слишком «опечален». Я сжала горячую руку Полумны и взглянула на нее: мы выберемся, я тебе обещаю! Устраивать разборки с Люциусом мне не хотелось. Мы поправим наши силы и покинем этот дом. Найдем Невилла, устроим поиск поклажи, а потом все вместе оставим наши исследования и проведем долгое время с семьей, чтобы забыть все ужасы и несуразицы этого приключения. С такими мыслями я уснула подле больной.5 октября, четверг
Я очнулась от тяжелого сна в пять утра, но еще не рассвело. Первым делом взглянула на подругу и сердце ухнуло вниз, — такой бледной она казалась. Рука ее была белее кружева и неудобно вывернувшись, лежала поверх одеял. Я потянулась и тут же отпрянула: ледяная. Волосы разметались по подушкам, рот был приоткрыт и на зубах виднелась алая пена. Похоже, она кашляла кровью ночью, но я даже не проснулась. Глаза были приоткрыты. Застекленелые, они смотрели на дверь. Мисс Лавгуд, мой светлый друг детства, скончалась вчера ночью и даже успела окоченеть. Со мной случилось помутнение. Кажется, я прилегла рядом на шкуры и лежала до позднего утра, пока чьи-то теплые руки не вытащили меня и не уложили в мою собственную постель. День помню плохо, я тяжело спала, просыпалась много раз и тут же засыпала снова, и так до вечера. Мне чудились кошмары. Сначала снилось, что Невилл нашелся, а потом вдруг оказалось, что его задушила змея и весь он уже покрылся трупными пятнами. Затем снилось, что внизу у Малфоя бал, гости, шум, а я стою в дверях и слушаю. Потом подходит Драко и улыбаясь, приглашает меня на танец. Я соглашаюсь, но из тени выходит Люциус и запрещает. Драко целует мою руку и снова уходит танцевать, я вижу лишь цветные юбки и слышу грохот музыки. Поздним вечером ужин принесли мне прямо в кровать, и проснувшись, я тут же поела. Голова страшно кружилась и в глазах темнело. Меня одолела мнительность. Разум, пытаясь проснуться, стал строить нелепые картины: убийство Невилла, отравление Полумны. Около получаса я пыталась сконцентрировать взгляд на чашке с холодным чаем, и понять, отравлено питье или нет. Иногда горло смеялось хрипло и грубо, а спустя минуту я уже заливалась слезами, не надеясь увидеть бедных друзей никогда. В итоге я потянулась сделать глоток и опрокинула чашку навзничь. Затем еще долгое время рассматривала черные крупинки на дне, соображая, стоит ли мне так волноваться. Не было сил подняться с кровати, и промучившись до полуночи, я заснула. Мне вновь снился бал, только музыка грохотала еще громче, веселей. Я спустилась с лестницы, держась за перила, в одной ночнушке, и тут же кто-то подхватил меня и закружил в разгульном вальсе. Трое, четверо мужчин в карнавальных масках передавали меня так быстро, что я едва могла держать равновесие. Где-то у колонны меня поймал Люциус и укутал в свою мантию-плащ. Он спросил, наслаждаюсь ли я приемом. Все вокруг было такое радостное, я согласилась, что прием потрясающий, но мне грустно без моих друзей. Он спросил меня, а что, если я забуду все горести и страдания? Я сказала, что это невозможно. Не помню, что было потом, но внезапно мы оказались вдвоем и он целовал меня так горячо и страстно, что я совсем потеряла голову.6 октября, пятница
Я проснулась относительно бодрой в обед и тут же схватилась за голову, припоминая весь ужас прошлых дней. В разуме что-то приятно прояснилось, может, скорбь отошла на второй план, может, я просто отлично выспалась. Рывком вскочив с постели, я подлетела к окну и отметила вполне сносную для отъезда погоду: бил мелкий град, на опушке леса было сыро и слегка туманно. Я решила, что покину поместье без завтрака, стремительно и пусть даже слегка невежливо. Это нужно сделать, пока я совсем не сошла здесь с ума. Мне нужно добраться до Плимута, обратиться в Скотланд-Ярд, а также морг; мы выясним, где и почему задержался Невилл, а если вдруг его нет в живых (мое сердце сжалось в комок), то установим, как он покинул поместье и организуем поиски, даже если мне придется порядком разорить все свои банковские счета. Полумну посмотрят лучшие доктора и определят точную причину смерти. Все же, для девушки, что никогда не боялась холода и танцевала по снегу босиком, такая скорая смерть — просто нелепица. Она бы залезла на Монблан в одних сандалях и шляпке, не поморщившись! Мне не доставало платья. Вся одежда куда-то делась, и воровато оглядываясь, я стащила из комнаты Невилла мужской сюртук, который в порыве любезности выдал ему лорд. Вещей у меня не было, я позволила себе стянуть тонкую шаль подруги и тихо, как мышка, спустилась на первый этаж. Нога почти не саднила. Дом выглядел пустым и безжизненным, мои гулкие шаги никого не волновали. Дверь была открыта. Я вышла на улицу, глотнула воздуха свободы и бегом припустила к конюшне, что виднелась неподалеку. Картина, представшая моим глазам, порядком разочаровала: стойла были пусты. Возможно, лорд с сыном уехали на все утро по своим делам. Укутавшись плотнее, я решила повторить пятимильный поход снова, дойди до домика фермера, расспросить его о Невилле, выйти на дорогу и просто идти по ней, пока не встретится первый экипаж. Обернувшись на дом в последний раз, я увидела, что у окна на третьем этаже кто-то стоит, нет сомнения, это был Драко. Я была достаточно далеко, чтобы убежать, но достаточно близко, чтобы он видел меня. Пришлось задать себе вопрос, который задавать все это время мне не хотелось. Доверяю ли я Малфоям? Имеют ли они отношение к тому, что случилось с нами? Не хотят ли они убить меня? У меня не было ответов на этот вопрос. Мне хотелось лишь бежать прочь из этого дома, не оглядываясь. В то же время, нельзя было не признать: что-то тянуло обратно. Нечто в семействе Малфоев было скрыто от глаз, умело заретушированно, но что именно? У парадной двери появился Люциус, и сердце пропустило удар. Я представила, как разворачиваюсь и бегу, а он преследует меня. Я выдохнусь где-то у лесной опушки, и он сомнет меня в объятиях, как расшалившегося ребенка; затем скажет что-то, пригрозит или даже сломает ногу, это не трудно, нужно лишь покрепче наступить на больную лодыжку. Затем обернет в свое пальто, и мы понуро пойдем в дом, где я останусь, по своей воле или против нее. Может, мне повезет, и моя мнительность окажется только насмешкой разума. Завтра он пошлет за помощью, мои друзья приедут прямо к нам и дела пойдут на лад, мы все организуем, все поправим. Люциус сделал пару шагов навстречу и вынул конверт из-за пазухи. — Я понимаю, что вы опечалены, мисс Грейнджер, но идти до Плимута пешком — не самое удачное решение. Я был у мистера Грейбека, ему иногда заносят мою почту, полиция отправит сюда два экипажа и завтра к десяти утра они навестят нас. Поиски мистера Долгопупса начались еще вчера днем, его бабушка забеспокоилась, когда вы не прибыли в срок в гостиницу. Будто гора свалилась с плеч, и я едва не бегом кинулась к нему и, не сдержав чувств, обняла. Его улыбка засияла прежней добротой и внезапно он поцеловал меня, вложив в этот жест столько нежности, что я лишь посмеялась над своими страхами. Желая стряхнуть все горести, после сытного обеда я отправилась в библиотеку, где любезный Драко подобрал для меня два сборника новейшей французской поэзии. Юноша больше не казался мне таким мрачным, скорее задумчивым и замкнутым. Повинуясь непонятному порыву, я отправилась с чтивом на третий этаж и юркнула в комнату с портретом. Полчаса назад, у выхода из столовой, Люциус поймал меня и, крепко поцеловав, заверил, что как все эти ужасы закончатся, непременно попросит моей руки. Сердце до сих пор не могло успокоиться и радостно трепыхало, обещая солнечный свет счастья после долгой грозы. Даже поэзия казалась мне какой-то особенной, более возвышенной, чем обычно, будто каждая строчка пела обо мне. Время от времени я поглядывала на портрет, легкомысленно рассуждая о том, стану ли я более взрослой, если выйду замуж в свои семнадцать с половиной? Есть ли граница между наивной юностью и строгим замужеством? Изменюсь ли я? Закончив со сборниками, я вышла из комнаты затемно, закрыла за собой дверь и только после вспомнила, что забыла гусиное перо в кресле. Пришлось вернуться; однако что-то в комнате неуловимо изменилось. Неужели дело в портрете? Невозможно, но леди Малфой смотрела куда-то вдаль, в сторону окна, а не на кресло, как обычно. Меня прошиб пот, и я стала вертеть головой в разные стороны, меняя угол обзора и пытаясь понять, является ли ее смена позы лишь оптической иллюзией, о которых нам рассказывали в институте. Внезапно, очень медленно и чинно, леди повернула голову ко мне, посмотрела и презрительно усмехнулась. После я лишилась чувств.7 октября, суббота
Я проснулась поздно вечером и нашла на виске повязку с пластырем. Голова болела. Мысль о полиции выдернула меня из кровати, я натянула платье, чуть разорвав вышивку, и кинулась вниз. По пути меня поймал Драко, и весьма внезапно я оказалась в его объятиях. — Полиция уже приезжала, но вы спали. Тело мисс Лавгуд увезли. Они навестят нас снова, когда понадобятся ваши показания. — Но как же так! Мне было нужно поговорить с ними… Я спрятала лицо в ладонях и подавила желание громко застонать от такой несправедливости. Драко не выпускал меня из объятий, и горькая мысль о том, что меня обманывают, дерзко водят за нос все это время, засела в мозгу! Я отступила назад: — Они ведь не нашли Невилла? Малфой-младший не выпустил моей руки и потянул снова к себе. — Что вы… отпустите! Вы не можете, я невеста вашего отца, — едва ли он слушал мой лепет. Наглая ухмылка скользнула по его лицу: — Тогда и моя тоже! — он засмеялся в голос и закружил нас в притворном свадебном вальсе. Как назло, моя лодыжка разболелась пуще прежнего, я засопротивлялась и попыталась оттолкнуть его, но он разжал пальцы и убрал руку. По инерции меня кинуло вбок, вниз на лестницу; я пролетела по всем ступеням кувырком, молясь про себя, чтобы ребра остались целы. — А маглы крепкие, — хмыкнул юноша и поправил манжеты. В разных концах гостиной залы раздавались голоса. В парадной двери показались красиво разодетые дамы и господа; словно из воздуха появился небольшой оркестр, а гостиная расширялась ввысь и в даль, готовясь принять всех желающих веселиться. Я с ужасом узнавала карнавальный зал, что посещала дважды во сне. Хлопушки, гирлянды, яркие платья. Гости появлялись словно из неоткуда, то и дело вокруг взрывался смех, алели щеки и декольте, прикрытые веерами. Заиграла веселая музыка и тут же, у меня перед носом, закружились первые пары. Я отерла с губы кровь и, расталкивая столпотворение у входа, кинулась прочь из Малфой Мэнора. — Хотите покинуть нас и даже потанцевать не изволите? — залихватски схватив меня у самого выхода, Люциус увлек нас в центр зала. Раздались крики и глумливое улюлюканье, музыка загрохотала новым вальсом, диким, удушливым. — Выпустите меня, — по щекам катились слезы, но мы продолжали танцевать. — Разве вам не весело? — лицо в бархатной черной маске вежливо улыбалось. — Нет, — прошептала я. — И вам не хочется целовать меня? — Нет. — Вам чуждо все порочное и гадкое, правильно? — его глаза блестели. — Именно так, — я уже не чувствовала ног. — Что если я скажу вам, что вы никогда отсюда не выйдете… Верите моему слову? Мы остановились, и я увидела в его взгляде того самого человека, которого так боялась там обнаружить. Четко представилось, как он травит Полумну своими лекарствами, как убивает спящего Невилла и прячет тело; как подмешивает в мой чай дурман и снотворное. Его рука крепко обхватила мою талию, а вторая заскользила наверх и упоенно сжала пальцами горло. — Вы мне верите? Открою вам тайну, — он склонился к моему уху, — я самый опасный человек в этой стране, я владею тайными силами, темным колдовством и магией, я невероятно богат и влиятелен и убивал много раз весьма изощренными способами. В моих силах сделать вашу жизнь невыносимой. И она будет таковой. И лишь одно вы можете сделать для себя самой: забыть. Я волен изменить вашу память и сделать вас счастливой. Вы не сможете покинуть меня, но будете наслаждаться каждой минутой своей новой жизни. — А если я не соглашусь? Он снял маску и бросил ее под ноги. — Тогда будете жить в моем подвале на цепи, пока не умрете от помешательства или старости. Я разрешу свои друзьям насиловать вас и истязать. Либо вы согласитесь все забыть прямо сейчас и уже утром мы начнем приготовления к невероятно пышной свадьбе, вы не вспомните свою прежнюю жизнь, у вас будет счастливое будущее, где я позабочусь о вас. Музыка остановилась. Все гости обратили внимание на нас. Кто-то улыбался, кто-то хищно скалился. Я оглянулась на них и задумалась. Моя жизнь: друзья, книги, знания, родители, мечты и планы. Все это может исчезнуть, если позволить ему украсть мои воспоминания. Но наверное, он не знал, что я храню мысли не только в голове. Хватит ли мне храбрости рискнуть? Сердце стучало так громко, что норовило расколоть грудную клетку. — Я выбираю… забвение! Я поднималась по лестнице с горькими выводами: да, это они убили моих друзей. Нет, полиция не приезжала. Да, они сотрут мне память каким-то колдовством. И да, я умудрилась влюбиться в Люциуса Малфоя; даже сейчас, понимая, какой он негодяй и чудовище, я продолжаю испытывать сильные чувства. Но нет, я решила бороться за себя и не позволю разуму дремать долго! Я попросила у Малфоя оставить мне память на последний вечер, чтобы я могла проститься с друзьями, отпустить прошлое. Я пораньше скрылась в спальне и занесла записи в дневник. Также, составила шпаргалки о себе, чтобы не забыть имена родителей, адрес дома, друзей. Положу записи туда, где никто не сможет найти, кроме меня, и оставлю несколько подсказок в библиотеке. Это будет как детская игра в шарады, где главным призом станет пробуждение и… борьба за свободу.