Зависимость

      Джагхед не любил Шерил. Шерил в свою очередь не любит Джагхеда. Она презирала его змеиную натуру, фыркала каждый раз, заметив его в школе. Терпеть не могла дурацкую шапку на голове и вечно уставший взгляд. Он ненавидел всю показушность вокруг девушки. Ненавидел тонны макияжа, фальшивые улыбки, запах её духов и тембр голоса, скручивающий органы. У них была не любовь, зависимость.       Любовь — это для книг, как те, кои пишет Джонс вечерами в «Pop's». Любовь для отчаянных романтиков, рвущихся покорять вершины мира для другого человека. Любовь — не про них. Они ненавидят друг друга, упиваясь этим, словно ядом. Любовь для таких, как Арчи и Вероника, для дурочек вроде Бетти, но для них нет ничего. Они давно потеряли свой билет к любви. Оставили в прошлом, чтобы стать самой главной стервой. Выпустили случайно из рук, наблюдая за тем, как он улетает, гонимый порывами ветра.       У них зависимость, они знают. Зависимость сильнее, чем от наркотиков, от которой ломаются кости, разрушаются внутренние органы, если не получить дозу. На глубине глаз, рядом с болью от людей и событий, где прячутся демоны; в голосе, срывающемся друг на друга; в словах, режущих словно нож по плоти, по шрамами. Они зависимы, они ненавидят это. Они ненавидят, что всё в них выдаёт эту зависимость. Шерил до черноты перед глазами поливает того грязью, обвиняет во всех грехах, а после целует в губы, царапает спину и еле выговаривает его имя. Джагхед терпит, молчит, а после оставляет засосы на шее, чтобы та с утра замучилась их замазывать, и укусы по всему телу.       У них не любовь. До того светлого чувства из кино им так же далеко, как и Ривердейлу до спокойной жизни. У них внутри гниль, ненависть и разбитое сердце, которое лечить никто не будет. Даже если бы и хотели, то оба не умеют. Шерил просто потому, что её никто не научил, а Джагхед из-за своей закрытости. У него душой называется пепелище, у неё океан, переполненный нефтью. У него брось спичку — не загорится, а у неё вспыхнет пламя. И из него Блоссом не выбраться, а спасти будет некому.       Они — последние выжившие после апокалипсиса. У них нет выбора, потому что судьба сделала все за них, рассудив тех врагами, но всё равно связав изощрённой формой чего-то. У них нет ничего, кроме ночных поцелуев, отнюдь не нежных, быстрого секса и ненависти к друг другу, о которой твердить не устанут. Нет, конечно, у Джонса есть детективы, страницы текста, вереница слов, сплетающихся и расходящихся. У Шерил есть лживые подруги, крутящиеся около неё ради статуса, и мать, плевавшая на неё.       У них есть что-то, при этом нет абсолютно ничего, кроме друг друга. Они не верят в Бога. Знают, что если бы и был кто-то там, то давно сделал что-то хорошее для них. У него есть Мармеладка, маленькая совсем, но со взрослым взглядом, словно ей уже удалось раскусить то, насколько жизнь не справедлива. У неё есть мёртвый брат, который должен жить, быть счастливым и завести собаку, построить дом, жениться. У них есть обломки желаний, не имеющий права на исполнения. У них есть болезненно-яркое чувство вины, пусть и спрятанное внутри, за кустами вишни или стеной сарказма и прямолинейности.       У них не любовь, зависимость. У них нет права на будущее, на счастливую жизнь и утренний кофе из одной кружки, потому что опаздывают. Им не стать самой красивой парой в школе, и ему не защитить девушку от хулиганов, если таковые появятся. Они знают, что происходящее между ними временное и ненормальное. Они ненавидят себя и друг друга за каждый поцелуй, стон и укус. Они ненавидят себя и друг друга за существование, за взгляды и тонны подколов. Они ненавидят, но слишком отравлены этим ядом, чтобы остановиться.       Джагхед не любил Шерил. Шерил в свою очередь не любит Джагхеда.