***
Эмма смотрела, как Голд молча уходит. Он бросил на нее мимолетный взгляд, прежде чем повернуться и уйти, и она не смогла заставить себя сказать что-нибудь, чтобы остановить его. Ей так много хотелось сказать ему, но она знала, что это должно быть наедине. Ей все равно нужно было собраться с мыслями. Если бы она заговорила с ним сейчас, то либо выпалила бы все сразу, либо вообще не смогла бы говорить. Она хотела рассказать ему о ребенке и расспросить его о том, почему Кора не смогла вырвать ей сердце. Если кто-то и знал, что произошло и почему, то это был он. Шум справа привлек ее внимание, и, повернув голову, она увидела Реджину. Та поднималась с земли и выглядела так, словно прошла через ад. Ее волосы были растрепаны, и она тяжело дышала. Мэри Маргарет тем временем огляделась вокруг, нахмурив брови. Эмма тоже огляделась и увидела, что Руби лежит на земле у обочины тропинки. Голд все еще был в поле зрения, но не оглядывался. Язык его тела красноречивее всяких слов говорил Эмме о том, что перед самым их появлением произошло нечто важное. — Что тут произошло? — тихо спросила Эмма. — Да, что тут было? — спросила Мэри Маргарет, все еще обнимая дочь и внука. Генри посмотрел на Реджину и счастливо сказал: — Она спасла тебя. Она спасла вас обеих. После чего снова крепко обнял Эмму. — Спасибо, — прошептала она, прижимая к себе Генри. — Всегда пожалуйста, — ответила Реджина. — Ты в порядке? — воскликнула Руби, подбегая к ним. Она вскочила на выступ, окружавший колодец, и обняла Мэри Маргарет. — Привет, — сказала Мэри Маргарет и тут же ахнула. — А где мой муж? — спросила она, отталкивая Руби. — Мне нужно скорее к нему. Та засмеялась и схватила Мэри Маргарет за руку, прежде чем повернуться к Эмме и быстро улыбнуться ей. Обе женщины побежали вниз по тропинке, оставив Эмму и Генри позади с Реджиной. Генри прижался к Эмме, когда она посмотрела на Реджину. Она сошла с выступа и направилась к ней, пытаясь придумать, что бы ей сказать. — Да… а ваша мама… Она та еще… штучка… — Это точно, — подтвердила Реджина и кивнула. Затем она улыбнулась и добавила: — С возвращением. Эмма улыбнулась в ответ. Голос Реджины звучал искренне, и Эмма действительно почувствовала перемену в ней. — Спасибо, — ответила она, в то время как Генри продолжал обнимать ее, а она его. Она не думала, что мальчик когда-нибудь отпустит ее снова. Эмма прислонилась щекой к его макушке, на секунду прикрыв глаза. «Наконец-то мы дома…»***
Мэри Маргарет ворвалась в ломбард и бегом направилась в заднюю комнату, где, как сказала ей Руби, спал Дэвид. Она подошла к занавеске и отодвинула ее в сторону, и все гномы, которые все это время были здесь и охраняли ее мужа, как когда-то ее саму, посмотрели вверх, когда она вошла в комнату. Она пошла прямо к Дэвиду и наклонилась к нему, прежде чем сесть на кровать. Она положила руки ему на плечи, глядя сверху вниз, не замечая, как к ним присоединились Эмма и Генри. Она поднесла руки к его лицу, наклонилась и поцеловала его, когда поняла, что больше не может ждать ни секунды. Пульсация магии разнеслась по комнате. Она отстранилась. Прошло пару секунд, и Дэвид вздохнул и открыл глаза. Он огляделся; тут его глаза остановились на ней, и улыбка появилась на его губах. — Ты… вернулась, — сказал он, глядя на нее снизу вверх. — А ты когда-нибудь сомневался, что я это сделаю? — ответила Мэри Маргарет с улыбкой на губах. — Нет, — выдохнул Дэвид, и когда она снова поцеловала его в губы, он сел и притянул ее к себе ближе.***
Когда Эмма вышла из-за занавески и поймала его взгляд, Голд смущенно отвернулся. Мысль о том, что он чуть не убил ее, сжирала его изнутри. Это было не намеренно, он не хотел, чтобы она умерла, он просто пытался удержать Кору подальше от Сторибрука. Он просто не ожидал, что Эмма сможет победить эту ведьму. — Нам нужно поговорить, — твердо сказала Эмма. У него было такое чувство, что он заслужил все, что она собиралась ему сказать. По дороге Генри рассказал им все, что произошло в тот день, в том числе и о магическом барьере, который установили Голд и Реджина, чтобы удержать Кору. Но Реджина в последний момент передумала и убрала барьер. — Да, — сказал он и повернулся к ней лицом. — Я полагаю, что извинения будут уместны. — Нет. Не стоит извиняться, — ответила Эмма. — Я понимаю, ты хотел удержать Кору подальше отсюда. Голд выглядел ошеломленным, как будто не ожидал, что она простит его за то, что он чуть не убил ее и ее мать. Но Эмма все понимала. — Просто напомни мне не ставить против тебя в будущем, Эмма. — А какой смысл в ставках, если игра подтасована? — выдохнула она. Она так давно не слышала, чтобы он произносил ее имя. Она чувствовала, как по ее коже начинают пробегать мурашки. Он выглядел смущенным. — На что именно ты намекаешь? Эмма нахмурилась. — Свиток. Я видела его в твоей темнице. Ты писал мое имя снова, и снова, и снова... Он слегка пожал плечами. — Чтобы ненароком не забылось… — Ты делал это до тех пор, пока твои пальцы не начали кровоточить, — сказала Эмма. — Чернила были там все время. Ты мог бы и сам выбраться… Голд, скривив губы, ответил: — Я был именно там, где хотел быть. Тебе нужно было найти его, чтобы все это могло произойти. Она не была удовлетворена его ответом. Он был ответственен не только за это. Она знала, что все это было его планом, его замыслом. — Ты создал проклятие, Голд, ты сделал меня спасителем. И все, что я когда-либо делала, — это именно то, что ты хотел, чтобы я сделала. По выражению ее глаз он понял, что она имеет в виду не только то, что он якобы сделал ее спасительницей. Она говорила о них. Но она ошибалась. То, что произошло между ними, никогда не было частью его плана. Этого никогда не должно было случиться. — Я создал проклятие, но не создавал тебя. Я просто воспользовался тем, что ты есть… Дитя истинной любви. Эмма посмотрела в заднюю комнату, где находились ее мать и отец. Они были теми, кто создал ее, и он знал, что она будет той самой. Еще она хотела убедиться, что никто не придет. Ей еще нужно было кое-что ему сказать, и она не хотела, чтобы ее перебивали или кто-то еще услышал. — Вот почему ты так могущественна, — продолжал он. — И все, что ты сделала… Ты сделала это сама. — Значит, ты не знаешь? — Что? — спросил он. Он выглядел немного смущенным, как будто действительно не знал. Эмма сделала шаг навстречу к нему, прижав левую руку к сердцу. Он опустил глаза вниз, когда она указала на свою грудь. — Кора попыталась вырвать мое сердце… Но она не смогла, ее отбросило назад что-то внутри меня. Словно… — По-волшебству, — тихо закончил за нее Голд. — Что бы это ни было, это сделал не я. Это сделала ты. Эмма пораженно замерла, а потом закусила губу и перевела тему, вспоминая их так и не законченный разговор перед нападением Рейфа. Она тихо спросила: — Все это… Все эти усилия… Ты и вправду все это сделал ради сына? Он вздохнул и на секунду прикрыл глаза, а потом кивнул. Эмма тем временем сделала еще один шаг ему навстречу. — Значит… Значит, когда ты сказал мне, что всегда признаешь отчаявшуюся душу, зная, как сильно я хочу выглядеть героем для Генри, ты ведь говорил тогда и о себе, не так ли? Ты — тоже отчаявшаяся душа, готовая пойти на все ради своего ребенка… Он судорожно сглотнул. Ответит он или нет — не имело значения, она и так все поняла. Они действительно были так похожи. Но как он вообще потерял своего ребенка? И насколько должно было быть велико его отчаяние, что он создал проклятие, сила которого переместила почти всех жителей Заколдованного леса в другой мир? — А что с ним случилось… с твоим сыном? Как он сюда попал? На этот вопрос он не хотел отвечать. То, как Бэй сюда попал, было источником его самой большой боли и… стыда. — Эмма… — не желая вновь вскрывать старую рану, с болью простонал он, смотря с отчаянием в ее глаза. — Я просто… я просто потерял его… И больше Эмма не выдержала. Она сделала последний решительный шаг к нему и, схватив за руку, прижала его ладонь к своему уже не столь плоскому животу. Он непонимающе нахмурился. — Что… Эмма наклонилась к его уху и прошептала: — Ты, возможно, потерял одного ребенка. И мне очень жаль… Но тогда, в нашу первую ночь, мы создали другое дитя… И ты вновь станешь отцом. Но ей это и не нужно было говорить, потому что, едва его пальцы коснулись ее живота, он почувствовал это. Пульс новой жизни в ее чреве. Жизни, что они невольно создали… вместе. Он станет отцом. Голд судорожно вздохнул и почувствовал, как по щекам у него потекли слезы. Трость, которую он крепко сжимал в ладони, со стуком упала на пол, но он даже этого не заметил. — О, Эмма, — выдохнул он и с благоговением посмотрел на ее живот, где лежала его ладонь. После чего он неохотно убрал руку, притянул ее к себе и обнял, все еще не веря, что у него появился второй шанс вырастить и любить свое дитя. Тогда, когда он уже потерял всякую надежду на это и смирился, что Бэй будет его единственным ребенком, что и было одной из причин того, почему он так отчаянно хотел его вернуть. Эмма тем временем крепко сжала его слегка подрагивающие плечи в ответ, мягко поглаживая волосы на его затылке, чувствуя, что у нее с души словно свалился тяжкий груз оттого, что она наконец ему рассказала. Вдруг Голд напрягся и начал отстраняться от нее. Эмма тоже отодвинулась, чтобы посмотреть на его лицо. Он был бледен, а ставшие совсем черными глаза лихорадочно метались по ее лицу, при этом они были наполнены каким-то священным ужасом. Эмма нахмурилась. — Голд… — Я чуть не убил тебя, я… я чуть не убил вас… — задыхаясь, сказал он, коснувшись дрожащей рукой ее щеки, понимая, что из-за своей трусости он не только чуть не убил любимую женщину, но и своего ребенка вместе с ней… А уж то, что та, будучи беременной, несколько недель пробегала по Заколдованному лесу, спасаясь от Коры, где она тоже оказалась из-за того рейфа, которого он вызвал, и при этом каким-то образом — не иначе как чудом — не потеряла ребенка, вообще наполняло его безумнейшей паникой, из-за которой он даже мыслить ясно не мог. — Голд… — снова сказала она, сжав его запястье, но он ее словно не слышал, после чего она чуть громче вновь сказала: — Румпельштильцхен! Только услышав, как она позвала его по имени, настоящему имени, он очнулся от своего транса и ясно взглянул в ее зеленые глаза, в которых не было ни ненависти, ни злости, ни отвращения, которые она должна была бы к нему чувствовать за то, что он натворил, но, к его удивлению, в этих ярких изумрудах он увидел лишь беспокойство и тревогу. За него. Но почему же она его не ненавидит? Почему беспокоится за него? Все это было неправильно; она не могла — не должна была — чувствовать это… Он был опасен — настоящий монстр… — Идиот… — со вздохом сказала Эмма, видя по его глазам, что он начинает себя винить и корить за все беды мира, закрываясь тем самым от нее, но с Эммы было достаточно. Она резко схватила его за галстук, притянула к себе и поцеловала. Его глаза на мгновение расширились, когда она назвала его идиотом, но когда она его поцеловала, он сдался и с жадностью вернул поцелуй, зажигая уже знакомую искру страсти между ними. Как же он соскучился по ней!.. Руки Голда скользнули вниз по ее спине, притягивая еще ближе, если это вообще было возможно. Все более страстно целуя ее, он даже забыл о том, что буквально за стенкой в этот момент находилась толпа гномов, волчица, родители Эммы и ее сын. Ему было абсолютно п-л-е-в-а-т-ь. Наконец Голд прервал поцелуй, позволив ей сделать глоток воздуха. Но ему было мало. Он жадно поцеловал ее в нижнюю губу, посылая по ее телу приятную дрожь. Потом в подбородок и шею, где судорожно бился пульс. Его губы прижались к этому месту, и Эмма со вздохом откинула голову назад, сжимая в кулаке его волосы, но она знала, что они должны прекратить, пока не поздно: ее родители в любой момент могут войти, или Генри, или… Тут она не сдержалась и тихо застонала, когда он чуть сильнее прикусил кожу на ее шее. — Румпель… — тихо сказала она, впервые назвав его так. Он, удивленно подняв бровь на такое обращение, оторвался от ее шеи и посмотрел на ее раскрасневшиеся лицо. — Мне нравится… — усмехнувшись, сказал он и пояснил: — Когда ты меня так называешь… Она закатила глаза и легонько стукнула его по плечу. Голд поймал себя на том, что хотел бы найти способ заморозить время в этот момент. Это было великолепно. Ощущение Эммы в его объятиях, осознание, что она здесь, в его руках, наконец-то, и что она его не ненавидела, — все это принесло ему долгожданный покой. Он знал, что все не так гладко и ему еще много предстоит сделать, чтобы заслужить полное прощение от нее. Но он хотел попробовать, он желал, чтобы Эмма захотела быть с ним, он хотел видеть, как ее живот день ото дня становится все больше из-за ребенка, которого она носила, он хотел почувствовать, как их дитя впервые начнет толкаться, он хотел быть там, когда их сын или дочь родится (ведь когда Мила была беременна Бэем, он все это пропустил, как и само рождение сына), он хотел этого всего. — Мне нужно идти, — с печалью сказала она, проведя ладонью по его щеке. Голд вздохнул. — Я знаю. Тебе нужно побыть со своей семьей, — с неохотой сказал он и добавил: — Позвони мне, как только все уладится. И может быть, мы… сможем поужинать, и ты расскажешь мне о своем приключении? — Ты приглашаешь меня на свидание? — удивленно улыбнувшись, спросила Эмма. — Возможно, — игриво ответил Голд и нетерпеливо протянул: — И?.. — Мне бы очень этого хотелось, — честно сказала она. Их ждет длинная и ухабистая дорога впереди, но начало было положено, и она хотела узнать, что их может ожидать дальше. Он улыбнулся, легонько поцеловал ее в нос на прощание и медленно разомкнул руки, выпуская Эмму из своих объятий. Эмма кивнула и слегка коснулась его левой руки, прежде чем уйти в заднюю комнату. Когда она вошла в комнату, она увидела, что Генри обнимает Реджину. Она решила, что та это заслужила после того, что сделала. Эмма перевела взгляд на Мэри Маргарет и Дэвида. — Эмма! — сказала Мэри Маргарет, счастливо ей улыбаясь. — Похоже, нам придется кое-что наверстать, — сказал Дэвид, глядя на них обеих. Эмма улыбнулась родителям. — Не то слово. — Как насчет ужина в закусочной? За мой счет, — предложила Руби. — Это будет большой счет, — сказала с улыбкой Эмма, которая сейчас чувствовала себя как никогда легко и… даже счастливо?