Неожиданное утешение

Эмма никогда в жизни не думала, что поездка до магазина Голда может быть такой ужасно длинной. Дело было не только в том, что Реджина была вынуждена сопровождать ее. Нет. Скорее, причина была в том, что ей вот-вот придется столкнуться с… Румпельштильцхеном. Боооже, она просто все еще была в шоке от того, что все эти истории, что ей рассказывал Генри, — правда. Но… даже несмотря на то, что ей было трудно собраться с мыслями, отрицать это было бесполезно. Как бы сильно это ни шокировало ее, это едва ли изменило ее чувства к нему. Как только она представила себе его знакомое лицо, то почувствовала, как уголки ее губ приподнялись. Все эти чувства и драгоценные мгновения, которые, как бы она ни хотела подавить их в своем сознании, были реальны для нее. Их нельзя было забыть только потому, что правда вышла наружу. Он все еще был Голдом, человеком, который вызывал в ней такую бешеную бурю эмоций, которые она в жизни ни с кем не испытывала. К тому же, несмотря на то, кем он оказался на самом деле, он все еще остается отцом ее будущего ребенка. Ей просто придется привыкнуть к этим переменам. И может, она даже все-таки расскажет ему о ребенке, прежде чем об этом узнает весь город. Но только после того, как она спасет своего сына. «И которое это уже по счету обещание рассказать ему о своей беременности, что ты себе даешь?» — иронично протянула ее совесть. Эмма просто покачала головой, зная, что бесполезно спорить с этой маленькой ехидной, что обитала в глубине ее души. Эмма добралась до входа первой. Она уже собирались распахнуть дверь и войти внутрь, но Реджина замялась у двери, словно боясь войти. Эмма подняла бровь на это и с сарказмом спросила: — Вы вроде как были недовольны нашей медлительностью, а теперь стоите здесь и чего-то ждете. Помните, в отличие от вас, у моего сына осталось не так уж и много времени, из-за вашего, кстати, сонного проклятия. Реджина скрипнула зубами на обвинения Эммы. Ее рубиновые губы скривились в гримасе, а на ее лбу начала пульсировать вена. В мгновение ока она оказалась перед лицом Эммы, нарушив контуры ее личного пузыря. Она была так близко, что Эмма заметила легкую морщинку над верхней губой Реджины, когда та усмехнулась. — Это должны быть вы, а не он. И вообще он мой сын, помните? Не ваш. «Виноваты вокруг все, кроме нее, в принципе, как и всегда», — цинично подумала Эмма. Она едва вздрогнула от внушительной опасности тона Реджины. Она достаточно молчала и подавляла свои замечания ради Генри. Хватит. — Вы лишились своих прав на Генри в ту же минуту, как дали мне эту яблочную отраву, мадам мэр, — прошипела она. Реджина вздрогнула, а Эмма, больше не обращая внимания на нее, вошла наконец внутрь. Почти сразу ее взгляд упал на Голда, стоящего за прилавком, чьи пальцы едва касались незнакомого тонкого черного футляра перед ним. Расположение его — спереди и по центру — предупредило ее о его важности; была причина, по которой он лежал. У всего, что делал Голд, была причина. Его глаза резко встретились с ее, и это было невероятно похоже на первые дни их отношений. Этот проникновенный и пристальный взгляд и понимающая улыбка, которая медленно расплылась по его лицу, хотя в глазах отражалось более глубокое послание: наконец-то. — Так, так, так. Обманывают ли меня мои глаза, или это взгляд верующего? Вернувшись в лавку, он знал, что теперь ему остается только ждать, когда Эмма придет к нему. В конце концов она была отчаянной матерью, которая сделает все ради своего ребенка. Голд был уверен, что Реджина приведет ее сюда, когда поймет, что натворила. «Надеюсь, ей было очень больно, когда, явившись в больницу, она увидела плоды своих трудов», — не мог не позлорадствовать он, хотя ему и было искренне жаль, что Генри был тем, кто пострадал. Этот мальчик всегда ему нравился, и порой он так напоминал ему Бея… Но сейчас не время для этих мыслей, его план длиной почти в триста лет наконец подходил к своему концу, и он не должен отвлекаться от своей цели. — Мне нужна помощь, — сказала Эмма, слегка вздрогнув от того, насколько отчаянно звучал ее голос. К тому же она не могла не вспомнить, как буквально пару дней назад уже умоляла его о помощи, но Голд ей отказал. Отчего сейчас Эмма невольно почувствовала укол страха в своем сердце, что он может снова с ней так поступить. «Господи, я тебе все прощу, только не отказывай мне в помощи сейчас…» Увидев умоляющий взор этих зеленых глаз, он невольно на секунду замер на месте. Ведь даже сейчас, после всего, что он сказал и сделал, в ее глазах все еще горел этот огонек, как будто она хотела, чтобы он помог ей. Но было уже слишком поздно для этого; единственным, кто мог помочь ей сейчас, была она сама. Только она сможет спасти Генри. — Естественно, нашего юного друга постигло трагическое несчастье, — с искренней печалью в голосе сказал он и, не способный удержаться, взглянул на Реджину и ехидно добавил: — Я говорил, за любое чудо надо платить. — Генри не должен был платить, — сказала Реджина, стоящая как можно дальше от него, при этом рефлекторно потерев шею, на которой он с удовлетворением рассмотрел чернеющие отпечатки собственных рук. — Да, не он, а вы должны были заплатить, — холодно сказал он, — но увы, все сложилось иначе. — Значит, это правда. Ты — Румпельштильцхен, — выдохнула она; несмотря на ситуацию, она все еще не могла не поразиться тому, что он подтвердил реальность всего этого безумия, в которое превратилась ее жизнь. Уголки его рта против воли приподнялись, а по коже пробежали мурашки от звука его имени, его истинного имени из уст Эммы. — Единственный и неповторимый, — с лукавым блеском в глазах сказал он. Реджина резко откашлялась, чтобы привлечь его внимание. Неумолимая холодность мелькнула в его карих глазах, когда он резко перевел взгляд на королеву. — Может быть, мы продолжим? — недовольно буркнула она. — Да, Генри… Его можно спасти? — спросила Эмма, с надеждой глядя на Г… Румпельштильцхена. Сколько раз у него был ответ на то, что казалось невозможным решить? Она молча молилась, чтобы и теперь у него ответ нашелся. — Конечно, — с легкой улыбкой сказал он. — Любовь способна на многое, Эмма. Лишь ее сила способна сметать любые преграды и рушить заклятия. Честно говоря, когда он заговорил о любви, Эмма удивилась, но, к своему изумлению, поверила ему, хотя если бы кто-нибудь другой сказал ей об этом, она бы лишь отмахнулась. «И как ему удается любую чушь сказать так, что непременно хочется в нее верить?» — … к счастью, я немного ее припас, — не отрывая взгляда от лица Эммы, сказал он. — Правда? — подала голос Реджина. — О да… — тихо сказал он, все еще словно зачарованный смотря на лицо Эммы. — Из локонов волос ваших родителей. Я приготовил из них эликсир, силе которому равных нет. Он настолько мощный, что когда я создал темное проклятие… Одна лишь капля его на пергаменте стала… — сказав это, он слегка улыбнулся, гордясь своей изобретательностью. Это был замечательный план. Возможно, не самое лучшее время, чтобы поздравлять себя с хорошо выполненной работой, но… это была хорошая идея. И это сработало. — …Предохранительным клапаном. И тут Эмма внезапно поняла. — Вот поэтому я и Спаситель. Вот почему я могу снять проклятие. — Дошло наконец, — снисходительно сказал он. — Меня не волнует разрушение проклятия, все, что меня волнует, — это спасение Генри, — немного дрожащим голосом сказала Эмма. — Поэтому могу обрадовать, — продолжал он. Реджина смерила его убийственным взглядом, злясь, что ему все это время удавалось скрывать от нее свой секрет. — Я кое-что приберег на… черный день. — Чернее этого не придумаешь, — наклонившись над витриной, сказала Эмма. — Где он? Но в то время как Голд выглядел очень довольным готовностью Эммы сделать то, что было необходимо, королева отнюдь не была счастлива. — Где он… не столь существенно. А вот как его раздобыть… — Хватит загадок. Что нужно делать? — вновь влезла Реджина. — Вам — ничего, — возразил он. Сегодня вечером он уже был сыт ею по горло. — Это дело мисс Свон. — Он мой сын. Значит, мое, — горячо возразила она. За все время их визита Голд обменялся с ней лишь кратким взглядом, никогда не уделяя Реджине больше внимания, чем она того заслуживала. Даже сейчас он не отрывал взгляда от лица Эммы, хотя его челюсти напряженно сжались. — При всем моем уважении, ваше величество, Генри — ее сын. Это должна быть она, и никто другой, в ней живет это волшебство, и только она его сможет отыскать, — возразил он. Эмма взяла на себя это обязательство без жалоб. Если быть честным, он был не совсем доволен этой идеей, зная, что ей придется сделать, чтобы получить это зелье, но это было правдой. Хотя технически зелье не было строго необходимо для того, что она должна была сделать, но оно было очень важно для него. Существовал и другой способ спасти Генри, но если она добудет это зелье, оно сработает так же хорошо и убьет двух зайцев одним выстрелом. — Не верьте ему, — прошипела Реджина, глядя на шерифа. — Как будто есть выбор, — пробормотала Эмма, стараясь не смотреть на его чересчур довольное лицо. — Верно, будто у вас есть выбор, — протянул он, колюче смотря на недовольное лицо Злой королевы. — Кстати, ваше величество, а подружка еще в подвале? — Вот… хитроумный черт, — шокировано сказала Реджина. — Неужели у нее? — Не у нее, — хитро ответил он, — а в ней. Знал, что уж ее-то вы притащите за собой. — Кого? — непонимающе спросила Эмма, переводя взгляд с одного на другого. — Того, с кем лучше не встречаться, — сказал Голд, взяв тряпку и отряхивая тот самый загадочный футляр, лежащий перед ним. — Во всяком случае… без этого. И поднял крышку. Голд не мог не ухмыльнуться при виде выражения лица Эммы, когда она смотрела на меч Прекрасного Принца в футляре. Она сразу же узнала этот предмет, даже если никогда раньше не видела именно эту версию. Ее рука на боку сжималась и разжималась, зудя от желания завладеть им, в то время как мозг давал осечку в борьбе за восприятие того, что она видела. Там, уютно устроившись в утробе из темно-красного бархата, лежал меч. — Меч твоего отца, — уточнил Голд, словно поправляя ее невысказанную мысль. Может быть, он еще был и искусным телепатом. Это не удивило бы ее, учитывая все фантастические обстоятельства, которые настигли ее сегодня. Но меч? На что она, черт возьми, подписалась? «Явно на то, чем нормальные беременные женщины не занимаются», — со стоном подумала Эмма, но выбора у нее не было. На кону была жизнь Генри.

***

Перед тем, как кинуться сломя голову в черт знает что, Эмма решила повидать сына. Эмма вернула Генри его сборник рассказов, извинившись за то, что не поверила ему, и, на прощание погладив его по макушке, ушла, позволив перед этим Реджине провести пару минут с ним наедине. А потом она пошла в сторону библиотеки, где условилась встретиться с Реджиной. По дороге туда она созвонилась с Мэри Маргарет («Господи! Она моя мать!») и попросила посидеть с Генри, пока она кое-куда отлучится, та ее клятвенно заверила, что она ни на секунду не оставит его одного. Встретившись наконец с Реджиной, она попыталась выяснить у мадам мэра, что ее ждет, но эта попытка не увенчалась успехом. Войдя внутрь и открыв фальшивую стену, Реджина показала ей лифт. Это все меньше и меньше нравилось Эмме. Когда она попыталась выяснить, кто там, та была настолько неопределенна, насколько это возможно, только сказала, что она была поймана в ловушку своего отражения, что бы это ни значило. «Ну что ж, отступать уже поздно», — подумала Эмма и начала свой спуск в неизвестность.