Волчье желание

У Расёмона была мечта. Странно, что способность может хотеть что-то вне зависимости от своего хозяина, но факт остаётся фактом. Он безумно хотел побегать по снегу. Иногда Акутагава видел во сне бескрайние белые просторы, укрытые пушистой периной, холодной, но такой мягкой. И он бежал, просто вперёд, иногда падая в снег, но тут же вскакивая. Эти сны были полны свободы, в них гулял ветер, а запах свежести оставался и после пробуждения. Рюноске не сразу понял источник этих снов. А когда догадался, что это способность хочет хоть чуть-чуть побыть кем-то ещё, кроме как безжалостным клинком, задумался. Возможно, Расёмон заслужил своего рода «выходной». В алых глазах зверя иногда проскальзывала тень скрытого желания, и обрывки мыслей на секунду смешивались с мыслями хозяина, чтобы тут же исчезнуть. И Акутагава решил однажды исполнить маленький каприз своей способности. Главное, чтобы ни одна живая душа об этом не знала. Снег в Йокогаме явление очень редкое. Обычно он таял, не успев выпасть, превращаясь в мокрую жижу. Ходить по такой серо-бурой каше было мерзко. А уж членам портовой мафии подавно. Босс требовал от своих подчинённых идеального внешнего вида — воротнички и манжеты рубашек должны быть выглажены и белоснежного цвета, на чёрных брюках со стрелками не должно быть и пылинки. К главам Исполнительного комитета требования были не такими жёсткими, но они сами следили за собой, тем самым подавая пример. И Акутагава стирал и гладил свой плащ, отбеливал рубашку и пришивал оторванные пуговицы. Снег выпал внезапно. Ещё утром светило солнце, но к обеду небо заволокли тучи, а вечером белые хлопья в танце кружили над городом. Движение на улицах встало, и поток людей рванул в душное метро. Мори с кислым выражением лица распустил подчинённых по домам кроме тех, кому были поручены неотложные дела, а сам под радостные крики Элис пошёл с ней на крытый каток. Акутагаве посчастливилось оказаться свободным в этот вечер, хотя он бы предпочёл занятие поинтереснее просиживания штанов дома. Но с боссом спорить бесполезно, тем более его голова сейчас была забита покупкой коньков для своей способности, а значит Рюноске пришлось отправиться домой. На улице была самая настоящая метель, в белом безумии было видно не дальше своей руки, приходилось ориентироваться на слух. Идущие навстречу возникали из ниоткуда и тут же растворялись в никуда, даже не замечая худую фигуру в чёрном плаще. Акутагава шёл практически наугад, борясь со встречным ветром, но дорогу он помнил наизусть, так что можно было закрыть глаза, всё равно толку от них сейчас было ноль. Чем ближе к дому, тем яснее в голове сформировывалась мысль «хочу бегать». Расёмон почуял снег и теперь пытался заставить хозяина исполнить свою мечту. Один раз он даже чуть не взял контроль над слабым телом, но Рюноске силой воли вернул полу плаща в состояние безвольного куска ткани и лишь пробормотал: «не сейчас». Дома было тепло и сухо. Чашка горячего чая с инжирным печеньем (подаренным заботливой Хигучи пару дней назад), и силы, потраченные на борьбу с непогодой, постепенно возвращались. А вместе с ними крепло и желание способности. Вскоре Акутагаве стало казаться, что у него в груди свернулся клубком зубастый зверь, который тихонько грызёт душу. — Ладно, ночью пойдём, если ветер уймётся, — в конце концов не выдержал Рюноске. И тут же почувствовал, как внутренний зверь завилял хвостом от радости. К ночи метель прекратилась. Снег блестел в свете фонарей, а со всё ещё затянутого тучами неба неторопливо падали крупные хлопья. Акутагава вышел из дома. Воровато оглядевшись, не дай бог кто-то заметит, он двинулся в сторону ближайшего пустыря. Было тихо, лишь снег поскрипывал под ногами. А на пустыре Рюноске выпустил Расёмона. Огромный чёрный пёс с щенячьим восторгом нырнул в сугроб, тут же выскочил из него и начал наворачивать круги вокруг хозяина. Алые глаза пылали ярче фонарей, но в них было счастье, наверное в первый раз за всю его жизнь. Акутагава присел на землю, прижав колени к груди, и наблюдал за своей способностью. А та то прыгала по свежему снегу, то проносилась мимо со свистом, то начинала неистово рыть. И в голове Рюноске слышал счастливые мысли: «Я — шерстяной волчара! Боже, как я хорош! Как мощны мои лапищи!». Утром Мори недовольно оглядел кашляющего, мокрого с головы до ног Акутагаву и отправил его домой со словами: «Вначале приведи себя в порядок, а потом расскажешь о бешеной собаке, которую видели члены Агентства вчера ночью».