Empty Space

Show me your sexy little intellect And I'll show you how to make your head and body disconnect My darkest feelings start to coalesce And I feel the bubbles as my blood it starts to effervesce With your petty little epithets Rub down your fingers down my body like a bayonet I see you flexing in the silhouette So tip back your head if you want the feel the full effect Touch me and make me feel your misery And play me like you play your twisted little symphony 'Cause I'm just addicted to you, I'm just addicted to you, I'm just addicted to the way you get the worst of me I feel, I suffer, I lose myself in you I feel, I suffer, I suffer (I suffer) © Hurts «Suffer» Терпкие поцелуи, дыханье в шею, изгиб спины… Я — тьма, ты — бездна, мы вместе — смертельный шторм. Мы срослись воедино, мы связаны, обречены И все, что теперь остается — страдать вдвоем. Твои касания жарче солнца, острее бритвы Я жажду тебя, а ты страстью во мне кипишь. В объятиях друг друга — как будто на поле битвы. Я тьмой растворяюсь в тебе. Ты светом во мне горишь. -Lisyona-

Гермиона уже проснулась, но всё ещё не открывала глаза, прижимаясь к Северусу и мечтая о том, чтобы это продолжалось как можно дольше. Совместное позднее пробуждение было невозможно для них в Хогвартсе, и оттого подобные моменты хотелось законсервировать в памяти, чтобы наслаждаться этим в непростые дни. А они точно знали — эти дни не за горами. Хрупкое равновесие, робкая надежда и всеобъемлющая поддержка — это всё, что у них было, и этого было достаточно. Сегодня. Конечно, Северус уже не спит, о чем свидетельствуют его длинные пальцы, перебирающие её разметавшиеся кудри. — Ты проснулась, — не спрашивал, а констатировал мужчина, на чьей груди она распласталась. — Не понимаю — зачем тебе подушка? — вздохнул он, когда Гермиона открыла глаза. — И тебе счастливого Рождества, — засмеялась девушка, приподнимаясь на локте, чтобы легко поцеловать его в губы. Это было так просто и привычно, словно они проделывали нечто подобное каждый день. Ей это понравилось. Очень. — Давно ты не спишь? — Где-то с час. Удивлен, что ты не проснулась, когда нас атаковали совы, — пробурчал Северус, кивнув на елку в углу комнаты, заваленную разноцветными свертками. — Пришлось впустить каждую. — Подарки! — радостно выдохнула Гермиона и поспешила сбежать из-под теплого одеяла, поморщившись, когда холодный воздух коснулся обнаженной кожи, прикрытой клочком шелковой голубой ткани, которую Джинни гордо обозвала пеньюаром: не особо удобно в носке, но, кажется, Северусу нравится больше, чем её пижама с ананасами. Глядя на елку, девушка испытывала настоящую эйфорию, и дело тут было совершенно не в празднике. Вчера вечером, когда они вернулись домой, они ещё долго пили красное сухое вино, а не «эту твою отраву со специями», как поспешил заверить её Снейп, ставили елку, а после Северус виртуозно создавал елочные украшения, приговаривая, что это самое бездарное волшебство, которое пришлось испытать его волшебной палочке, пока она вручную развешивала их на ветках. Потом было много поцелуев, жарких объятий и чудесная ночь, при воспоминании о которой Гермиону бросало в жар. Так странно, что сделал маггловский мир, соприкоснувшись лишь на мгновение с их маленьким уединенным мирком: никто не обращал на них внимания, их разница в возрасте не вызывала удивления, являясь привычным явлением в обществе. Они были просто мужчиной и женщиной, и это были именно те роли, которые устраивали её и его полностью. Сейчас и всегда. Подарков действительно было много, каждый сверток был подписан, и Гермиона решительно потянулась за первым, снедаемая любопытством. И, если подарки друзей можно было предугадать, то раздумывать о том, что же может подарить Северус, было бессмысленно. — Северус, иди сюда. Тут и твои подарки, — кивнула она на разноцветные свертки. Мужчина достаточно бесцеремонно разорвал подарочную бумагу ярко-алого оттенка, приговаривая: — Чертовы гриффиндорцы. Минерва и Альбус всегда всё заворачивают в красный. — А ты им? — с любопытством спросила Гермиона и засмеялась, увидев его непоколебимый взгляд. — Конечно же, ты не остаешься в долгу и заворачиваешь в зеленую оберточную бумагу! Это так по-детски мило, — пожала плечами гриффиндорка, получая порцию тяжелого взгляда. — «По-детски» и «мило» никогда не употребляются по отношению ко мне, — процедил он. — А я про директора и Профессора МакГонагалл, — не моргнув глазом, соврала она, с усмешкой глядя, как он бормочет что-то о «несносных гриффиндорках, наступающих на пятки чертовым гриффиндорцам». — Чудесно. Минерва подарила мне шапку и шарф… — Красные? — Зеленые, — рыкнул он, но Гермиона успела заметить, как непроизвольно дернулись уголки его губ. Интересно, им когда-нибудь надоест спорить и подначивать друг друга? Гриффиндорка искренне надеялась, что нет. — Ты когда-нибудь видела меня в шапке? — Ммм… — Вот тебе и ответ. А я-то подарил ей мазь для её ноги, которая страдает после «правления» Амбридж и нападения авроров. Хм, а тут неплохо, — задумчиво протянул он, выуживая на свет пыльную бутылку из темного стекла, — медовуха от Альбуса вместо очередной книги. Неплохо, — повторил Снейп, пожав плечами. — Осталось открыть твой подарок. — Нет, подожди, я сначала вскрою свои, — торопливо попросила Гермиона. Она постаралась сделать вид, что полностью вовлечена в распаковку оберточного глянца, на самом деле стараясь всеми силами подавить гнетущее чувство от того, что больше никто не прислал ему подарков. Вчерашний вопрос о том, почему он не продает дом и его странная реакция стали складываться в общий паззл с этой утренней картиной. И то, к чему она пришла, было неутешительно и пугающе. — Ух ты, Гарри подарил мне пряжу. Очень продуманный и внимательный подарок с его стороны, — выдавила улыбку гриффиндорка, пытаясь переключиться на позитивную волну. — Пряжа? — с сомнением спросил Северус, внимательно наблюдая за Гермионой. — Ты ведь не знаком с этой стороной моей жизни, — засмеялась девушка. — Раньше, когда у меня было свободное время, я вязала для домовых эльфов в надежде освободить их от рабского труда. Не смотри на меня так, — предупредила гриффиндорка, заметив насмешку в его взгляде и покровительственную ухмылку. — Это было до того, как… Ну… — До того, как ты решила, что спать со своим профессором куда интереснее, — вежливо подсказал Северус, наслаждаясь румянцем, проступившим на её щеках. — Я хотела сказать, что предпочла проводить время с тобой, но твоя трактовка ещё лучше, — буркнула Гермиона. — Так, что тут от Рона? О, — её рот даже приоткрылся от удивления, — это же книга! — От Уизли? — с тем же сомнением переспросил Снейп. — «Сказки Барда Бидля», — вслух прочитала Гермиона, с улыбкой открывая форзац книги, на которой широким почерком Рона было написано: — «Единственная книга, которую прочитал я, но не читала ты», — продекламировала она, попутно объясняя мужчине. — Когда директор говорил про то, что нам надо держаться вместе, он рассказал нам сказку о трех братьях. — Я помню. — Я первый раз о ней слышала. Это тогда нас здорово позабавило, потому что Рону мама читала эти сказки с детства, а я из семьи магглов, поэтому и сказки у меня были свои, — улыбнулась девушка, поглаживая переплет. — А Джинни тоже подарила книгу! — Гермиона только взглянула на броские буквы в названии и тут же засунула недораспакованный подарок аккурат под книгу сказок. — Что там? — поинтересовался Снейп, заинтригованный её реакцией. — Девчачьи штучки, — как можно небрежнее заметила она, но жар от её щек не оставил ей шанса. — Не спрашивай меня, пожалуйста! — умоляюще попросила она, и Северус, хмыкнув, согласно кивнул. — Виктор прислал фоторамку. Какая красивая! Фред и Джордж прислали сладости, родители карманные деньги, чтобы я купила себе что-нибудь, а Миссис Уизли свои фирменные пирожные и свитер, — отчеканила девушка, поднимая глаза и вздыхая. Ей было неловко от количества подарков, поэтому гриффиндорка постаралась побыстрее покончить с этой церемонией. Но факт оставался фактом: от него не получалось скрыть ничего. Чем дольше они узнавали друг друга, тем больше Гермиона понимала — этому мужчине не нужна легилименция, чтобы считывать её эмоции. — Ты ведь не думаешь, что я ждал подарков? — насмешливо спросил он, улыбаясь. — Не надо этой жалостливой моськи, Мисс Грейнджер. Вам не идет. У меня нет друзей, Гермиона, в том понимании, что вкладываешь ты в это слово. — Директор… — Директор мне не друг. Альбус — мой работодатель, покровитель и, на данный момент, соратник. Может быть это какая-то разновидность дружеских отношений, но уж точно не в том контексте, который предполагаешь ты, — пожал плечами Северус. — У меня предостаточно приятелей и знакомых, что ни к чему меня не обязывает. Ты должна понимать, что у шпиона не может быть друзей, потому что дружба построена на доверии. — Ты доверяешь мне, — не спрашивала, а утверждала Гермиона. Конечно, она знала, что может быть в этом уверена, но сердце всё равно предательски забилось. Она загадала, чтобы и это тоже всегда оставалось неизменным. — Доверяю, — не стал что-то придумывать Снейп. — Насколько могу, и поэтому твой подарок под елкой тоже здесь. — Но должен же был кто-то по жизни поддерживать тебя тогда, когда казалось, что всё совсем паршиво, — пролепетала Гермиона, ежась под его взглядом. — Было и такое. Только тебе мой ответ вряд ли придется по душе. Рудольфус долгое время был моим другом. — Лестрейндж, — выдохнула девушка, когда внезапная догадка уколола её. — Даже тогда, когда ты решил перейти на сторону Дамблдора? Ему потребовалась минута-другая, словно Северус окунулся в свои воспоминания, и Гермиона не решалась нарушить это молчание. — Рудольфус не всегда был таким… жестоким. Он был амбициозен и силен, а это то, что я уважал и уважаю в людях. Руди помогал мне в сложных ситуациях, вытаскивал из отборного дерьма, — гриффиндорка вздрогнула. Северус обычно не допускал подобных словечек в своей речи. — Да, наверное, я бы мог назвать его своим другом когда-то. — Лонгботтомы… — Да. Фред и Алиса, — отрывисто кивнул Снейп. — Если слышишь фамилию «Лестрейндж», то сразу же думаешь о Лонгботтомах. Такое клише, — хмыкнул Северус. — Каждого Пожирателя есть за что посадить на пожизненное заключение в Азкабан, прецедентов хватает. Другое дело — что из этого можно доказать. Лонгботтомы у всех на слуху, потому что Лестрейнджей и Крауча поймали с поличным. Ты ведь понимаешь, что каждый Пожиратель Смерти кого-то убил или пытал? — неожиданно спросил Северус, глядя ей прямо в глаза. Этим вопросом он поднимал очень важную дилемму в её голове, было бы ложью сказать, что она не думала об этом. — Да. Мне иногда до сих пор снятся его глаза, — призналась Гермиона. Рудольфус Лестрейндж на кухне дома её родителей — это не то воспоминание, которое можно было выбросить из головы. — Беллатриса сошла с ума в Азкабане. Неужели ты думаешь, что Рудольфус избежал этого? Риторический вопрос повис в воздухе, давая пищу для размышлений на будущее. — Открывай, — кивнула она на последний сверток с его именем, резко уводя эту тему в сторону. Достаточно признаний для одного дня. И, возможно, не каждое откровение можно было узнать с легкостью и принять как данность, но неизменно её сердце наполнялось тихой радостью и теплом. Когда Северус Снейп, словно неприступный бастион, раз за разом сдавал ей свои позиции, она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Не укрылось от её внимания и то, как бережно он распаковывал подарок от неё: не торопясь, смакуя этот момент. Гермиона рисовала себе сто раз эту картину, но реальность заставила её изрядно понервничать. — Шахматы? — удивленно спросил Северус, рассматривая мраморную доску и замысловатые фигуры, вырезанные искусным мастером. Проведя по выгравированной надписи пальцами, он добавил: — Кельтские? — Что ты знаешь об этом? — Многое. В основном сказки, как по мне, — недоверчиво произнес он, поочередно доставая фигуры и взвешивая их на ладони, словно ювелир, занятый оценкой драгоценных камней. — Я не знала, что можно подарить такому человеку, как ты. Книжкой тебя не удивишь, сладости не подаришь, экспериментальные зелья — это твоя стезя, обереги и амулеты тоже не мой конек… — почему она так нервничает? Как объяснить ему, что она любила его уже тогда? Как доказать, что это никогда не было простым влечением? — Мэдок обещал, что это избавит тебя от головных болей и снимет последствия окклюменции и… Мне захотелось сделать для тебя что-то хорошее и желательно невероятное, потому что это то, чего ты заслуживаешь, — немного пафосно закончила она, обещая отругать себя за это позже. — Спасибо, — просто ответил он, но его немного сконфуженный вид и мягкость в каждой черточке лица сказали ей всё то, что он не озвучил вслух, и девушка отпустила смущение, просияв в ответ. — Ты чуть не отдала жизнь за это, — нахмурился он, видимо, вспоминая коллекционера. — Это не входило в мои планы, ты же знаешь, — быстро вставила Гермиона. — Давай сыграем? Очень хочется проверить. Судя по его виду, Северус был с ней солидарен. — Очень заманчиво, но лучше перенести это на вечер, — отрешенно заметил он. — У нас сегодня ещё есть дела, — совсем помрачнел зельевар, подогревая в ней любопытство. — Да? Я не знала. Ладно, я готова принять свой подарок, — гриффиндорка не могла сдержать улыбку, когда его брови взметнулись вверх. — Кажется, я как-то говорил тебе, что ты не увидишь подарков ещё целый год, — вкрадчиво заметил Северус и покачал головой в ответ на её притворно-непосредственный взгляд. — Ладно, на самом деле, у меня нет конкретного подарка, но есть два небольших… жеста, — Северус достал из-за елки две коробки: маленькую и большую. — Один подарок странный, а другой — плохой, — предупредил он. — Подарки не бывают плохими и странными, — возразила Гермиона, пытаясь справиться с удивлением. — Два подарка… Ты ведь не собираешься переплюнуть мои шахматы? — пригрозила она, когда он криво улыбнулся. — Нет, тут у тебя мощная фора. С какого подарка начнем? — Давай с плохого, — серьезно кивнула она, с замиранием распаковывая большую коробку, которую он к ней пододвинул. Это было платье. Тяжелая бархатная ткань благородного и глубокого синего оттенка просто кричала о своей дороговизне. Длинное в пол, оно было мягким и податливым, и практике должно было сесть на ней, словно вторая кожа. Бывают вещи, надев которые ты приобретаешь значимость в обществе, как какая-нибудь Нарцисса Малфой или Персефона Забини. Это платье было как раз одним из «тех самых». Высокий ворот и длинные рукава давали обманчивое представление о скромности наряда, в то время как юбка с разрезами на ногах давала простор даже самой скупой фантазии. Было в этом наряде что-то неуловимо знакомое. — Цвет, — пробормотала Гермиона, — как у моего платья, в котором я первый раз явилась к тебе в покои на чаепитие, — девушка подняла глаза на Снейпа. — Оно прекрасно, Северус. — Тебе удивительно идет синий, — как-то отстраненно заметил он. — Вот только ты тогда был удавом, а я мышью, которая и не знала об этом, — с легким укором заметила гриффиндорка. — Я была частью плана. — Была, — не стал спорить Снейп. — Но в тот день ты заставила меня думать о себе так, как я себе раньше никогда не позволял в отношении студентов. Ты переворачивала с ног на голову план очень много раз, сама того не ведая, — покачал головой мужчина. — Ты сказал, что это «плохой» подарок. Что это значит? — Нас пригласили на ужин, — словно нехотя, произнес Снейп. Варианты галопом пронеслись в её голове, заставляя мысли разлететься стайкой испуганных птиц. — Мы идем к НЕМУ? — выдохнула Гермиона и тут же вздохнула с облегчением, когда Северус отрицательно покачал головой. — К твоим… друзьям? Их взгляды на мгновение встретились. — Рудольфус и Беллатриса хотят познакомиться с тобой. Естественно, это испытание на выдержку и повод проявить власть. Отвечая на твой невысказанный вопрос — нет, мы не можем отказаться. Это одно из тех приглашений, что не подразумевают отказ. И тебе не стоит переживать… — Ты будешь со мной? — перебила его Гермиона. — Конечно, — сбился Снейп, подозрительно глядя на то, как девушка успокаивается, кивая сама себе. — Хорошо. И да, просто прекрасно, что ты решил проблему с нарядом. Вряд ли у меня в чемодане завалялось что-то эдакое. Когда нужно быть готовой? — Ты не переживаешь? — с сомнением спросил мужчина. — Это всё-таки Пожиратели Смерти. Рудольфус пытался тебя убить… дважды. — Нас ведь не собираются убивать? — Очень вряд ли. — И ты будешь рядом, — как прописную истину повторила девушка, пожимая плечами. — Конечно, я волнуюсь, но не боюсь. Нет, не так. Я должна знать, как мне себя вести. Должна ли я петь оды Темному Лорду или подобострастно заглядывать тебе в глаза? Конечно, она немного покривила душой. Была ли она парализована от ужаса? Нет. С одной стороны это объяснялось тем, что подсознательно она знала – этот день настанет. Тот-Кого-Нельзя-Называть должен был подвергнуть испытаниям и её тоже в попытках найти слабое место в идеальной истории Северуса Снейпа. И ей действительно было страшно подвести его и поставить под удар их жизни. — Нет. Не пытайся играть. Это не тот уровень, Гермиона. Они тебя сразу же раскусят, — серьезно, без тени улыбки произнес Снейп. — Ты не должна быть на стороне Темного Лорда, ты должна быть просто влюбленной и немного наивной. Ты должна верить в то, что я шпион Дамблдора во вражеском тылу и гордиться этим, с четким убеждением, что добро всегда побеждает зло, а ты вытащишь меня из этой заварушки. Девушка покраснела, ведь примерно так это всё и обстояло в её голове. Северус, казалось, не заметил этого. — Будь собой. Не позволяй им задеть тебя, потому что они это умеют. — Не переживай, Северус, я не буду пытаться изображать то, чего нет, — успокоила она мужчину. — Очень красивое платье, — бросила она восхищенный взгляд на синий бархат, прикидывая, сможет ли в него влезть. — Хотя, если вспомнить Беллатрису, мне понадобится что-то на шнуровках. Она смогла добиться того, чего хотела. Северус фыркнул в ответ на её заявление, усмехнувшись, тем самым разряжая обстановку. — Я рад, что тебе понравилось. Если бы я знал, что тебе так просто угодить, то не стал бы выдумывать что-то ещё, — хмыкнул мужчина, задумчиво поднимая маленькую коробочку. — Хочешь, откроем его после ужина с Лестрейнджами? — внезапно даже для самой себя, спросила Гермиона. Уж больно неуверенно Северус смотрел на подарочную коробку. Если бы она знала его хуже, то решила бы, что он нервничает. Глядя на маленькую бархатную черную коробочку, гриффиндорка почувствовала смятение. Иногда её мозг работал слишком быстро. В такую коробку обычно кладут серьги или кольца. Прибавить к этому простому факту то, что Северус нарек подарок эпитетом «странный», а также некоторую неуверенность в его движениях... Логика буквально кричала ей, что там кольцо, а разумная часть смеялась над ней, потому что это было бы… несвоевременно. Только в любовных романах, причем самых плохих, непонятый и мрачный герой делает предложение на Рождество, во время войны, чумы, болезни (нужное подчеркнуть). Не стоит лукавить: в тот день, когда она впервые увидела «темную» версию себя в зеркале Кандиды Когтевран с тонким ободком на безымянном пальце, не было ни дня, чтобы она не мечтала об этом, но… Не сейчас, не здесь и не под дулом пистолета. Именно поэтому Гермиона отбросила эту мысль, как фантастическую, и инстинктивно решила отсрочить открытие этой опасной коробки, ввергающей в сомнения такого человека, как Северус Снейп. — Ты права. Сейчас нужно сосредоточиться на Лестрейнджах.

***

*** Гермиона настороженно озиралась по сторонам, пытаясь убедить себя в том, что опасаться ей нечего и никто на них не нападет. Впрочем, разве можно было винить её в этом, когда тебя на ужин приглашают Лестрейнджи? Самые отъявленные преступники этой страны входили в число близкого окружения Северуса, по крайней мере один из супругов, и от этого нельзя было просто отмахнуться, как от чего-то неважного. Она никогда не видела эту сторону жизни Северуса, а он никогда не вдавался в подробности, что вряд ли было совпадением. Ей хотелось увидеть еще одну грань личности любимого мужчины и, одновременно с этим, хотелось никогда об этом не знать. Большим облегчением стало то, что ей не нужно было изображать того, чего нет, не нужно было лебезить перед этими людьми и притворяться, что она находит их общество приятным. Гермионе лишь требовалось быть терпимой, помалкивать и держаться за Северуса, как за спасательный круг, что в данный момент было не так уж далеко от правды. Северус говорил, что имущество Лестрейнджей арестовано, так что они понятия не имели, в чей дом их пригласили, ступая в изумрудное пламя камина и произнося «Особняк Уайтхолл». Одно Гермиона знала теперь точно — Лестрейнджи любили жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая. Обстановка гостиной была не просто роскошной, а кричащей и вычурной. Гриффиндорка осталась равнодушна к лоску обивки старинной мебели и глянцу мраморного пола, чувствуя себя словно в музее. Её взгляд потеплел лишь тогда, когда она увидела домовых эльфов: чистые, одетые в белоснежные тоги на манер греческих, уверенно смотрящие прямо перед собой, они каким-то странным образом приободрили её, словно она ожидала проявления жестокости на каждом шагу и осеклась в самом начале. Мантии были переданы домовикам, а их самих сопроводили в большую комнату, отведенную под столовую, хотя в ней могла бы уместиться небольшая лондонская квартирка. Гермиона поежилась, когда прохладный воздух коснулся её обнаженных ног. Ещё утром она переживала, что её наряд слишком ошеломительный, но на деле Гермиона как нельзя лучше вписалась в условия окружающей обстановки. Мысль о корсетных шнуровках и кринолиновых юбках прочно засела в мозгу, заставив её глупо захихикать и поймать себя на этом. Нервы. Хозяева встречали своих гостей, стоя подле стола с дожидающимся их ужином. Гермиона была почти горда тем, что, встретившись с блеклыми, почти безжизненными глазами Рудольфуса Лестрейнджа, она сумела побороть дрожь, радуясь, что тугие рукава скрывают целую армию мурашек, пробежавших по коже. Слишком свежи были воспоминания о том, что заставляет эти глаза наполняться жизнью. К слову о корсетах. Беллатриса Лестрейндж выглядела роскошно: статная красавица с пышной грудью и осиной талией, затянутой в корсет, юбка А-силуэта благородного оттенка хаки. Такие платья носили, наверное, в Средние века королевы и их фрейлины, но Белла со своей гордой осанкой, величавой походкой и изогнутой саркастичной ухмылкой на четко очерченных губах была рождена для того, чтобы носить нечто подобное, и Гермиона смогла порадоваться, что Северус не решился купить что-то в этом духе — соперничества она бы не перенесла, уж слишком очевидна победительница. — Северус, Гермиона, — улыбнулся Руди, хлопая друга по плечу и, неожиданно для гриффиндорки, небрежно целуя её руку так, словно проделывал это уже великое множество раз. Беллатриса ограничилась ухмылкой. — Рад, что вы сумели вырваться к нам на вечер, а то мы заскучали в нашем вынужденном заточении. Девушка выдавила в ответ подобие улыбки, набирая в легкие побольше воздуха. Игра начиналась, и все игроки расселись за «карточным» столом. — Наверное, тебе это всё странно, — сходу переходя на «ты», обратилась Беллатриса к девушке, несмело взявшей в руки одну из трех разных вилок на столе, гадая, не ошиблась ли она с выбором для салата. — Интересно, ты думаешь сейчас о том, что было бы неплохо нагнать сюда членов Ордена Феникса, да побольше? — елейно поинтересовалась Белла, обнажая ряд ровных зубов, словно звериный оскал. — Нет, — неуверенно возразила Гермиона и сама себе не поверила, как и Беллатриса. — В самом деле? — насмешливо поинтересовалась колдунья. — Не думаю, что смогла бы объяснить им, что я тут забыла, — честно ответила гриффиндорка. — Может быть, любовь? — всё так же язвительно заметила женщина, берясь наконец-то за столовые приборы, и Гермиона почувствовала — очко в её пользу. Посчитав вопрос риторическим, девушка оставила его без внимания, пытаясь прикинуть свой расклад за столом. Белла была тем игроком, что бьет не в бровь, а в глаз, напрямую выказывая свою неприязнь. И это, как ни странно, успокаивало. Знание — сильное средство в обороне. — Белла, дорогая, тебе стоит быть гостеприимной и не нападать на нашу гостью хотя бы до тех пор, пока она не съест свой салат, — добродушно заметил хозяин дома. — Северус, я хотел поздравить тебя с повышением! Подумал, что такое событие требует торжественной обстановки в узком семейном кругу, — обратился к другу Руди. — Не понимаю, о чем ты, — бесстрастно ответил Снейп, критически осматривая на свет бутылку вина. Гермиона так сосредоточилась на своих переживаниях и модели поведения, что совсем не уделяла внимание своему спутнику, а посмотреть было на что. Северусу пришлось со вздохом сожаления отложить свои излюбленные сюртуки в сторону, уступив моде на костюмы, и теперь Гермиона благодарила неизвестных законодателей вечернего туалета за возможность наблюдать мужчину в белоснежной рубашке, застегнутой на все пуговицы, и черном костюме, сшитом, казалось, по индивидуальным меркам. Впрочем, возможно, она была недалека от правды. Однако не это было главным. Решающей постоянной был он, Северус Снейп: спокойный, невозмутимый, собранный и безразличный. Казалось, что мужчина заполняет всё пространство вокруг, являя собой значимую фигуру, с которой стоит считаться. — Темный Лорд хвалит тебя, строит планы, ставит в пример, — объяснил Рудольфус. От Гермионы не укрылось кислое выражение лица Беллатрисы, которой явно пришлись не по душе слова мужа. — Что странно, — едко заметила колдунья. — Видимо, наш нелюдимый Сеееееверус, — почти пропела она, — умеет быть обаятельным, когда захочет. — Считаешь, что я смог одурачить самого Лорда? — бровь Северуса, словно обретя свою отдельную жизнь, вопросительно изогнулась. — Разве я так выразилась? Я просто заметила, что ты у нас душка, — хмыкнула Белла. — Мне даже приятно, что я единственная, кто настроен… — Скептически, — подсказал Лестрейндж. — Негативно, — не поддалась женщина. — Рано праздновать. Еще предстоит многое сделать, — неопределенно пожал плечами зельевар, пропуская мимо ушей слова Беллатрисы. — Думаю, твой интерес лежит в области моей спутницы, — без тени стеснения предположил Снейп, в упор глядя на Рудольфуса. Северус не играл в поддавки, не лавировал между острыми углами. У него на руках был Флеш Рояль, и он не боялся проиграть. Взгляд восхищения, брошенный ею на ЕЁ мужчину не был игрой на публику. — Было бы странно, если бы это было не так, — не стушевался Лестрейндж. — Не знаю, что больше чудно́: гриффиндорка, влюбленная в преподавателя, или… — Или Снейп, влюбленный во что-то одушевленное, — поддакнула Беллатриса, громко фыркнув. Гермиона почувствовала приступ раздражения. Судя по вздоху Северуса, эта тема всплывала между ними не первый раз. — Белла, — пожурил жену Руди. Звучало так, словно добрый дедушка для видимости ругает любимую внучку, нисколько на неё не сердясь. — Поведайте нам, Гермиона, как же так получилось. Волнение встало комом в горле, мешая воздуху покинуть напряженные легкие. Карты складывались таким образом, что она могла либо выложить на стол Стрит Флеш, достань она из колоды червового валета, или это просто мусор, достанься ей карта любого другого достоинства и масти. Взгляд из-под ресниц на Северуса как энергетическая подпитка и простой, максимально честный ответ: — Я этого не выбирала. — Так и знала, что Снейп сварил Амортенцию, — посетовала Беллатриса. — Тяжело остаться равнодушной, когда о тебе так заботятся. Северус — исключительный человек с сильной волей, амбициями и несгибаемым характером. Можно сказать, что я подсознательно искала личность, способную подавить мои командирские наклонности. Полуправда — это её лучшая стратегия. За столом были слишком опытные игроки. Даже при наличии удачного расклада, эти двое могут переиграть её в блефе и глазом не моргнув. Ей нужно было затащить их на свою территорию, где было безопасно. А что может быть безопаснее, чем место рядом с Северусом? Гермиона четко понимала, что нельзя подрывать авторитет мужчины, нельзя обнажать его слабости, по которым можно ударить. Ей хватило времени, чтобы увидеть ту маску, которую Снейп надевал для своих «соратников». Перед собой она видела несгибаемого человека, далекого от мирских радостей. Эта маска была такой прочной, что Гермиона мгновенно поймала этот образ и поверила ему без усилий. Похоже, эта личина стала его второй кожей, в которой он чувствовал себя комфортно. Что же, такому человеку можно приписать доминантные черты характера, никого при этом не удивив. — Очень похоже на нашего Северуса, — подытожил Рудольфус, и Гермиона подавила вспышку удовольствия от того, что не сболтнула лишнего. — Вы — очень умная молодая леди, раз сумели его разглядеть, — не без удовольствия отметил Лестрейндж, и Гермиона мгновенно прониклась к нему чем-то, отдаленно напоминающим симпатию. Казалось, мужчина на самом деле искренне рад за друга. — Ты недооцениваешь маленькую Мисс Грейнджер, Руди, — вмешалась Белла. — Чтобы переносить отвратительный характер нашего хмурого друга, нужно иметь скрытые мотивы. Снейп пусть и не чистокровный маг, — с отвращением заметила несносная ведьма, показывая одной фразой своё отношение к чистоте крови, — но всё-таки имеет небывалые привилегии для своего… сословия. — Лучше выпей вина, Белла, — с усмешкой посоветовал Снейп. — Тебе нужно куда-то сцедить избыток яда. Ты хочешь сказать, что Гермиона со мной в качестве страховки в непростое для магглов время после победы Темного Лорда? Гриффиндорка внутренне поежилась. Эта беспрекословная уверенность в победе Лорда была такой обыденной и шла вразрез с их обычными разговорами. К этому нельзя быть готовой, это в корне противоречило всему её существу. — Грязнокровкам будет непросто, — промурлыкала старшая сестра Блэк, глядя на «мышку», с которой явно хотела поиграть. Гермионе пришлось нарушить её планы, открыто улыбнувшись. Шпильки по поводу того, что она — грязнокровка? Это было актуально несколько сезонов назад. Этот обидный статус больше не задевал её. Сама того не замечая, Гермиона отрастила толстую кожу к подобным заявлениям. Беллатриса, сама того не ведая, воодушевила гриффиндорку, стоило той понять — она выдержит любые остроты в свой адрес. Ей нет дела до мнения убийц и преступников. На секунду девушка почувствовала себя выше этого и даже решилась на дерзость. — Как знать. Возможно, я застану лучшие времена. Беллатриса даже зашипела от негодования, в то время как Руди мягко взял её за руку, призывая к спокойствию. Прочесть реакцию Северуса было невозможно. Невозмутимость — вот что было написано на его лице, словно этого он и ожидал. — Мне это нравится, — решительно заявил Лестрейндж, улыбаясь. — Я думал, что вы будете юлить, Гермиона. Было бы странно, если бы вы в одночасье перестали быть человеком Дамблдора. Уверен, Северус сможет направить ваши мысли в правильное русло. Нужно больше времени, — примирительно заключил мужчина. — Это становится похоже на допрос, — посетовал Руди. — Съешьте что-нибудь, Гермиона, наши эльфы старались вовсю. Когда её тарелка с салатом успела исчезнуть? Сейчас перед ней было красивое блюдо с чем-то ракообразным. Может… омар? — Лобстер в сливочном масле с тимьяном, — словно отвечая на её немой вопрос, заявил Лестрейндж. — Очень советую. Гермиона почувствовала признательность. Беллатриса явно искала повод зацепить их, Северус всем своим видом выражал скуку и предоставил Лестрейнджам свободу, дабы удовлетворить их любопытство. Рудольфус же был… человечным, понятным. Казалось, что он вполне искренне пытается быть радушным хозяином, пытающимся сгладить углы. На этой мысли девушка, не раздумывая, отправила вилку к себе в рот, абсолютно не чувствуя вкуса. Она даже прикрыла глаза на мгновение, вызывая в памяти лицо Невилла: доброго, круглолицего, наивного парня, который остался фактически сиротой при живых родителях из-за человека, к которому она, пусть и на секунду, прониклась симпатией. Это… ошеломило и выбило почву из-под ног. — Как твоя сестра? — начал светский разговор Снейп, обращаясь к хозяйке дома. — В последний раз она была недовольна тобой. Беллатриса только поморщилась. — Нарцисса совсем сошла с ума после того, как Люциуса упекли за решетку. А я считаю — поделом ему. Нужно было не сопли разводить, а прикончить чертовых детишек в Министерстве. К несчастью, главной была не я. Короткий взгляд, брошенный на Гермиону, принес Белле разочарование. Шпилька была пущена в никуда. Гермиона знала точно, что с этой стороны к ней не подобраться. — Или ты говоришь про Андромеду? — внезапно решила Лестрейндж. — Та тоже мной недовольна. Настолько, что мы уже много лет не общаемся, чертова магглофилка. Прикончила бы всю её семейку. Слышал последнюю шутку? Моя племянница решила выйти замуж за оборотня, — красивое лицо перекосило от гнева. — Я немного злюсь на тебя за это. Было видно, что Белла ждет его наводящего вопроса. Что же, пора бы ей привыкнуть к тому, что Северус не тот, кто будет легко проглатывать наживку. — И чем тебе не угодила Дромеда? — сокрушалась женщина, не дождавшись реакции со стороны мужчины. Гермиона не заметила, что перестала есть. — Северус рассказывал тебе о своей первой любви? — невинно поинтересовалась Беллатриса. — Вздор, — Северус не дал ей шанса ответить, наконец-то подарив Беллатрисе свое безраздельное внимание. — А Андромеда была действительно увлечена тобой, мы тогда не знали, что она широких взглядов на всякое отродье, — вся притворная доброжелательность слетела с её лица, уступив место злобе. Гермиона чувствовала, что закипает. Опустив глаза вниз, девушка с удивлением отметила, как дрожат её руки от ярости. Попытка заставить её ревновать была так себе, тем более, что это не было для неё новостью. Белла была сумасшедшей, несдержанной в словах, поступках и мотивах, и била наотмашь. Вот только Ахиллесова пята оказалась совсем не в том месте. Абсолютно безразличная к нападкам на себя, Гермиона оказалась полностью уязвима к нападкам на Северуса. Ей хотелось встать между той холодной яростью, что излучала помешанная колдунья, и мужчиной, который спокойно взирал на это. — Наверное, у вас это семейное, — отбил удар Снейп, расплываясь в усмешке. — Твой вкус тебя тоже подвел, и не раз, — подчеркнул Северус, раздраженно взглянув на Рудольфуса, словно призывая того приструнить Беллу. Лестрейндж же в ответ только беспомощно развел руками. И дураку было ясно, что всем тут заправляет Беллатриса, а не её муж. — Это была благотворительность, — выплюнула ведьма. — У меня родилась теория, — насмешливо протянул Северус. — Может быть, ты затаила на меня обиду ещё со школьных времен? Как же французы называют это… «péché mignon», «постыдная слабость». Поверь, нет ничего постыдного в том, что тебе предпочли Андромеду. Гермиона не испытывала особого удовольствия от этого разговора. Ей ли не знать, насколько Северус не любит, когда ворошат его прошлое или пытаются завести разговор о душевных привязанностях. Она была готова поставить одну свою конечность на то, что в душе он закипает, но на его лице красовалась лишь дьявольская ухмылка, в то время как Беллатриса покрывалась отвратительными красными пятнами. Её фарфоровое лицо, такое красивое, дурнело, стоило эмоциям взять верх. — Клянусь тебе Морганой, что как только ты оступишься, а ты обязательно оступишься, ты уже совсем на краю… Я буду рядом, чтобы скинуть тебя вниз, на скалы твоей самоуверенности, — почти шепотом пообещала Белла. — Ты якшался с магглами ещё в школе, Северус, мне ли не помнить. Годы совсем не изменили в тебе эту «péché mignon». Твоя слабость к малолетним грязнокровкам лишит тебя всего, чего ты мог достичь, и я выжидаю. Ты — никто, Северус, ты… — Довольно, — Рудольфус выглядел недовольным и уставшим. Представление больше не веселило его, а, скорее, раздражало. Девушка была уверена, что это его «довольно» будет просто каплей в море для Пожирательницы Смерти, однако что-то заставило Беллатрису замолчать и сверлить Северуса многообещающим взглядом. Голос Лестрейнджа прозвучал как-то тихо, и лишь спустя несколько секунд Гермиона поняла, что слышит звуки словно сквозь вату от прилившей к голове крови, которая буквально кипела от негодования. Гермиона Грейнджер, староста школы, лучшая ученица и кто бы она там ни была… Сейчас она была комком гнева, глядя на женщину перед собой, словно пытаясь высечь в памяти каждую черточку её лица. Дело было не в том, что Лестрейндж переходила все мыслимые и немыслимые границы приличия и разума, а в том, насколько чистой была та ярость и угроза, направленная на человека, которого она любила. Как он может называть этих людей своим близким окружением? Почему Северус не заставит эту мерзкую змею заткнуться так же эффектно, как он проделывал это в классе? Почему ей позволено то, что не позволено никому? Гриффиндорка знала ответы на все эти вопросы, но понимать и принять — это не одно и то же, и сейчас она четко отдавала себе в этом отчет. Гермионе не нужно было напоминать себе, кто сидит перед ней: список жертв Беллатрисы Лестрейндж пестрел в «Пророке» словно бесконечный мемориал памяти с именами погибших. Белла была безумна и полна крайностей, и Гермиона увидела, нет, почувствовала, что Северус — её навязчивая мысль номер один. «Вы можете всем классом наставить на меня палочки и произнести «Авада Кедавра», и я уверен — у меня даже кровь из носа не потечёт!». Кажется, именно так говорил им когда-то Профессор Грюм. Чтобы убивающее заклинание сработало — нужно ХОТЕТЬ этого. И видит Мерлин, Гермиона отдавала себе полный отчет в том, что вполне способна сейчас на что-то подобное. — Прости, дружище, — покаялся Лестрейндж. — Мне правда хотелось навести мосты между нами. Надеюсь, что ты не откажешь мне во встрече в следующий раз. — Разве я могу? — фыркнул Снейп. — Ты зовешь — я прихожу. Это иерархия власти, Руди. — Но мне не хочется, чтобы ты делал это вразрез со своими желаниями, — нахмурился хозяин дома. — Надеюсь, я заслужу твое доверие, как и симпатию Мисс Грейнджер. – Сомнительное заверение, — покачал головой Северус, явно намекая на попытки Пожирателя убить её. Дважды. – В этом фундаментальное отличие Гермионы от тебя, мой друг, это нетрудно разглядеть. Уверен, что Мисс Грейнджер склонна прощать. Северус спорить не стал, и Гермиона подумала о том, что, возможно, этот странный вечер подходит к концу. — Дорогая, тебе и Северусу нужно зарыть топор войны. Темный Лорд хочет этого, — использовал свой рычаг давления на жену Рудольфус. — Гермиона, можно я украду вас ненадолго? Я приготовил вам рождественский подарок, — взгляд девушки метнулся к невозмутимому Северусу, и это не укрылось от внимательного взгляда Пожирателя. — Северус, ты ведь не против? — Конечно, — медленно, словно взвешивая каждую букву, согласился зельевар, глядя прямо в глаза своему старинному другу. Возможно, у неё разыгралось воображение, но четкое ощущение, что только что произошел какой-то немой диалог, было почти осязаемо. Перспектива идти куда-то с Рудольфусом волновала её меньше всего. Оставлять Северуса с чокнутой сильной ведьмой одного было противоестественно и опасно. Ей нужно было быть рядом, чтобы не пропустить ни одной пощечины, которые Беллатриса щедро раздавала налево и направо. Но, очнувшись от наваждения лишь тогда, когда Лестрейндж помог ей подняться из-за стола, отодвинув спинку стула, девушка не могла придумать ни одной весомой причины остаться. Она успела поймать ободряющий взгляд Северуса, который, должно быть, думал, что она сходит с ума от страха. Но это было не так. В конце небольшого коридора обнаружился рабочий кабинет в темных тонах. В комнате не было ничего лишнего: кожаный диван цвета выдержанного коньяка, рабочий стол с креслом и бесконечные книжные полки. Очевидно, Рудольфус Лестрейндж любил проводить время за книгой: на столе высились целые стопки потрепанных печатных изданий. Заметив её интерес, Руди улыбнулся. — Уверен, что вы бы по достоинству оценили мою коллекцию, Гермиона. Здесь есть как магическая, так и маггловская литература. Не романы Бронте, конечно же, — шутливо извинился он, — но много достойных экземпляров мировой литературы. Гермиона неспешно направилась к книжной полке, читая названия на корешках книг. Впрочем, она быстро оставила это занятие, наткнувшись на книгу «Ритуалы на крови. Том 3». Ей не стоило забывать, в чьем доме она находилась. — Не бойтесь, книги не кусаются. Ну, по крайней мере на этой стороне, — махнул он рукой на стену возле двери. — Знания не бывают опасными, вам так не кажется? — Почти любое знание опасно, — не согласилась Гермиона, опускаясь на диван в надежде побыстрее покончить с этим. — Прометей подарил людям огонь, чтобы они не замерзли и не умерли с голоду, а они начали выжигать деревни. — Не само знание опасно, а его применение, — согласно кивнул Рудольфус. — Мой подарок для вас из той же оперы. Я всё ещё сомневаюсь, могу ли я доверить эту вещицу именно вам, — задумчиво пробормотал он, садясь прямо на письменный стол и окидывая её внимательным взглядом. — Боюсь, я не понимаю, — вежливо заметила Гермиона. — Неловко вышло, — сменил вектор разговора Рудольфус, кивая на дверь. — Белла обещала держать себя в руках, но их вражда с Северусом имеет слишком глубокие корни. Почти все Пожиратели Смерти, сидевшие в Азкабане долгие годы, искренне ненавидят тех, кому этого удалось избежать. — Вы не ненавидите Северуса, — не спрашивала, а утверждала она. — Нет, — согласился Руди. — Я знаю Северуса лучше, чем вы, Гермиона. Да, знаю, что вы не согласны. Любая женщина считает так, когда речь заходит о её мужчине. Я выражусь по-другому: я лучше знаю Северуса до его двадцати двух лет, плюс минус, а вы знаете ту личность, что он взрастил в себе за время отсутствия Темного Лорда в магической Британии. Двадцать два против пятнадцати. Не очень-то и большой перевес, как по мне. Но мы ведь не играем в перетягивание каната. Вам важно узнать, что есть то, что отличает тех, кто провел все эти пятнадцать лет, сжираемый вечно голодными дементорами, погружающими любого на дно самой темной ямы сознания… Но мы вышли: злые, преданные, сломленные, мстительные, голодные до амбиций, желаний, крови. И что произошло с лучшими из нас, оставшимися на свободе? Люциус стал простым богачом, Макнейр и его компашка работали в Министерстве Магии, какой позор, а Северус был прислужником у Дамблдора. Я не осуждаю никого их них, но для меня все они — израсходованный материал. Все, кроме Северуса, — Рудольфус гипнотизировал её своими прозрачными глазами. — Наша темная лошадка. Мы называли его «Доктор Смерть», — Гермиона вздрогнула. — Никакое Круцио даже в сравнение не шло с тем новаторским подходом, который был способен придумать Снейп. Кто бы знал, что зельеварение может быть таким изощренным, — мечтательно протянул Пожиратель Смерти, потеряв свою личину доброго Санта Клауса в один миг. — К чему всё это? — Гермиона не нуждалась в подробностях. — Я пытаюсь объяснить вам, из какого теста сделан Северус Снейп. — Чтобы заставить меня отвернуться от него? — с вызовом спросила гриффиндорка. — Отвернуться? Нет, — с улыбкой покачал головой Руди. — Вы его любите, а он вас. Даже самые жестокие из нас кого-то любят, это человеческая натура. — Даже вы? — не удержалась от шпильки Гермиона. — Конечно, — удивился Пожиратель. — Я люблю свою жену, — просто ответил он. — Даже если вам в это трудно поверить. Вы мне нравитесь, а главное — мне нравится то, что вы делаете с Северусом. — Простите? — Вы вдыхаете в него жизнь. Ему не хватало остроты эмоций, но теперь с этим можно работать, — кивнул сам себе Рудольфус, словно скульптор, обсуждающий свой материал. — То есть вы — Пигмалион? — фыркнула Гермиона. Бесцеремонность Рудольфуса была угрозой: не явной, но весомой. — Да, а Северус — моя Галатея, — развеселился мужчина. — Мне нравится ваша способность читать между строк, Гермиона. А вы будете в этой истории музой. Вы вдохновляете Северуса, но иногда перегибаете с этим, и мне, как скульптору, приходится вносить правки. Не стоит забывать, что камень — это камень, и ему не стоит становиться человеком, — несмотря на мягкий тон, Гермиона поежилась. — В «этого» Северуса нужно добавить немного того, что видел я. Капля жестокости ещё никогда не портила мужчину, — улыбнулся ей Рудольфус. — Возможно, это даже усилит его привязанность к вам. И теперь мы добрались до главного. Вы хорошо визуализируете? — Не знаю. — Вот и проверим. Давайте вообразим, буквально на секунду, что Темный Лорд победил: Мальчик-Который-Выжил мертв, Северус жив, конечно же. Что вы будете делать, Гермиона? — Я буду с Северусом, — этот ответ она заготовила ещё с утра, зная, что что-то подобное обязательно всплывет в ходе этого ужина. — Ложь, — бесстрастно заметил Рудольфус. — Нет, — искренне не согласилась Гермиона. — Ладно, возможно, вы сами в это верите, — снисходительно заметил он, — но на практике так не получится. Вы, как красивый цветок, не сможете вмиг подстроиться под изменение климата. Поймите меня правильно, Гермиона, вы — смелая, добрая и достаточно радикальная во взглядах девушка, в силу вашего нежного возраста. — Я справлюсь, — пробормотала Гермиона, но та часть её, которая отвечала за логику, мерзко прошептала: «Он прав». — Хочу в это верить. Но мы можем представить другую картину: Темный Лорд победил, вы смогли адаптироваться, но… Лорд не желает оставлять вас в живых, уж слишком яростно вы бились по другую сторону баррикад. Что же вам делать? — Думаю, ВЫ знаете, — нагло предположила она. — Я тоже так думаю, — покивал Рудольфус. — Вам нужен туз в рукаве, — какое-то время мужчина смотрел сквозь неё, обдумывая свои слова прежде, чем продолжить. — Я уже утомил вас, Гермиона, и Северус скоро отправится вызволять вас из заточения, поэтому я перейду к сути. Однако, без небольшого рассказа мне не обойтись. Дождавшись её неуверенного кивка, мужчина окунулся в свои воспоминания. — Блэки. Всё начинается с них. Богатая, влиятельная, преданная, даже, правильнее будет сказать, фанатичная семья, поддерживающая Тома Реддла, — девушка удивленно взглянула на своего собеседника. Пожиратели Смерти не называли своего Господина по имени. — «Toujours Pur», «Чистота крови навек». Это их девиз, — пояснил он гриффиндорке. — Стоит ли говорить о том, что Беллатриса и её младший брат Регулус мечтали вступить в ряды набирающей мощь армии, — заметив удивление на лице Гермионы, Рудольфус пояснил. — Да, у Беллы две сестры и два брата. Ты была знакома с Сириусом. Он мне, кстати, всегда нравился. Гермиона почувствовала, как к горлу подступает тошнота. — Про Регулуса ты ничего не слышала, потому что парень пропал, исчез, растворился в воздухе, когда был еще, по сути, мальчишкой. Бедная моя тёща убивалась сутками напролет, — почему-то горе семьи Блэк забавляло Рудольфуса, а когда он встретился с ней взглядом, даже цвет глаз изменился, и Гермиона впервые за вечер испытала что-то, похожее на панику. Именно такие глаза были у Руди, когда он собирался убить отца прямо на глазах у дочери на маленькой кухне в пригороде Лондона. Гермиона не понимала, чем вызвано то отвращение, что она чувствовала: то ли всё дело в том, что она говорила с отъявленным злодеем, вовлекающим их с Северусом в свою шахматную партию, то ли от того, что поддалась мрачному очарованию этого странного сумасбродного мага, проявив к нему что-то вроде понимания. — Регулус вступил в ряды Темного Лорда и постоянно крутился под ногами, словно потерянный и слишком воодушевленный щенок. Не такие уж губительные качества, но в комплекте с неуёмным любопытством… — Лестрейндж покачал головой, а у Гермионы пересохло во рту, что-то подсказывало — Регулус вряд ли нежится где-то на солнечном побережье, попивая коктейли. — Темный Лорд уделял ему слишком много внимания, хотел впечатлить семейство Блэк. Белла тогда еще не была суперзвездой, скорее — подающей надежду соратницей. Я не знаю, что там произошло, но я подглядывал за мальчишкой, потому что мне предстояло породниться с этой семьей, да и Беллатриса просила за него. Регулус сходил с ума, — Рудольфус опять развеселился. — Фамильная черта, не иначе. Им стоило бы иногда «обновлять» кровь браками с полукровками. Прости, я отвлекся. Парень стал совать свой нос во все наши дела, ночевал в моей библиотеке, копал, копал и копал. Я понимал, что он может выкопать себе могилу, но все мои увещевания ни к чему не привели. Он был блаженным, — вздохнул Пожиратель Смерти. — Как-то раз, я застал его рыдающим в моей библиотеке. Парнишка нёс полный бред, из которого я вынес неутешительные вещи: Регулус вскрыл какой-то тайник Лорда и что-то оттуда забрал, попытался уничтожить, но не смог. Как сейчас помню, как он повторял, что для Лорда это ценнее жизни и нам нужно прекратить страдания человечества, уничтожив загадочную штуковину. Гермиона резко вздохнула, когда поняла, что легкие начали ныть от отсутствия живительного воздуха. Кажется, она перестала дышать на какое-то время. Регулус Блэк. Наверняка это тот самый Р.А.Б., что украл медальон из пещеры. Мерлин всемогущий… Кажется, она знала развязку. — Медальон Салазара, — Рудольфус открыл ящик стола, доставая красивый футляр. — Я сразу понял, что дело дрянь. Мне пришлось принять меры. – Вы отдали его Темному Лорду? — выдохнула Гермиона и уже знала — нет. – Думаю, ты начинаешь понимать, что это значило. Если бы Лорд узнал о предательстве Регулуса, то гнев пал бы на всю семью, а, веришь ты или нет, я был влюблен и не собирался менять невесту. Я убил его, — легко, словно поведав ей о погоде на завтра, признал Руди, — труп пришлось буквально развеять по воздуху, чтобы не осталось никаких следов. Не суди меня за то, что не стал ставить надгробный камень с надписью: «Здесь покоится Регулус Арктурус Блэк». Регулус Арктурус Блэк. Р.А.Б. Гермиона постаралась абстрагироваться. Черт, да как от этого можно отстраниться? Пожиратель Смерти, которого Северус называет своим другом, признался ей в хладнокровном убийстве своего будущего родственника так, словно рассказал рецепт рождественской индейки! Сейчас все её силы уходили на то, чтобы удержать содержимое своего желудка на месте. — Я остался один на один с этой штуковиной. Это мучает меня до сих пор: я получил козырь и вместе с этим Дамоклов меч над своей головой. — Что это за артефакт? — сиплым голосом спросила Гермиона. — Я не знаю. Не веришь? Я не пытался узнать, Гермиона. Я поверил Регулусу, отчасти. Копать дальше — значит совершить ту же ошибку, что и мальчишка. Я не мог выкинуть эту штуковину, не мог вернуть её своему Господину, не наводя на себя подозрений, оставалось только хранить её, как зеницу ока. Ты сказала, что любое знание опасно, и это так. Отдать эту игрушку Северусу я не могу, это тоже небезопасно. Но я могу отдать её тебе, если ты захочешь. В случае, если Лорд будет к тебе благосклонен — ты будешь хранить это, как я. А в случае, если Лорд решит разменять твою жизнь — у тебя будет, чем торговаться. Ты можешь отказаться, потому что это большая ответственность. — Что от этого получаете вы? — резко спросила Гермиона. Тишина повисла над ними. Какое-то время Пожиратель Смерти обдумывал свои слова. — Свободу от бремени и надежду на дружбу с Северусом и его доверие. А я знаю, как дорого это стоит. Гермиона на негнущихся ногах подошла к Рудольфусу, принимая из его рук заветный крестраж. Вот так просто. Девушке казалось, что она нездорова, словно безумие Лестрейнджей налипло на неё комьями грязи. Разбушевавшееся воображение рисовало кровавые картины, а руки, держащий черный футляр были липкими от пота, а может от количества крови, что нес в себе медальон. Вопрос сорвался с губ раньше, чем она смогла сдержаться: — Вы сказали ей, Беллатрисе? — тихо спросила она, встречаясь с ярко-голубыми глазами, в которых плескалась сама жизнь. — Это же её брат. — Я сделал это ради неё, — как-то мягко заметил Пожиратель, возвращаясь к привычному образу добродушного человека. — Если бы правда вскрылась — её карьера никогда бы не взлетела. Я люблю свою жену, Гермиона, люблю настолько, что не сказал ей об этом. Не думаю, что это стало бы проблемой. Она не терпит предательства, поэтому убила Сириуса сама и не жалела об этом ни минуты. Кровь нуждается в обновлении, даже если нужно наступить себе на горло. Гермиона кивнула, словно соглашаясь. На деле же ей хотелось сбежать. Аудиенция явно была окончена, и девушка решительным шагом зашагала к двери. У самого порога, она обернулась. Один вопрос жег ей горло. Она должна спросить: — Отравление. Вы явно сделали это через третьи руки. Я долго думала об этом, — Рудольфус медленно кивнул. — Империо? Кто? — спросила она, каждый раз получая утвердительный кивок на свой вопрос. — Лонгботтом. Я наложил на него Империо, пробравшись в Хогсмид. Рискованно, зато какой адреналин! А к Лонгботтомам, ты знаешь, наша семья питает особую привязанность.

***

*** Едва Северус и Гермиона скрылись за входной дверью, провожающие их гостеприимные хозяева вмиг утратили былое очарование. Беллатриса развернулась на каблуках, намереваясь успеть скрыться в комнате, но удача была не на её стороне. Рудольфус в два шага сократил расстояние, небрежно схватил за руку и бесцеремонно толкнул к ближайшей стене, нависая над самой опасной колдуньей столетия. — Я сказал тебе не переходить черту. Что из этого не уложилось в твоей хорошенькой головке? — если бы Гермиона сейчас слышала этот колючий, холодный тон, то вряд ли бы рискнула остаться один на один с хозяином дома. — Это ты у нас ублажаешь Северуса, — зло выплюнула Белла. — Я не буду виться вокруг него и его шавки! — Ошибаешься, — вкрадчиво заметил Лестрейндж, очерчивая рукой красивый овал лица жены, спускаясь на шею и смыкая пальцы так, что у неё перехватило дыхание. — Ты становишься раздражающей проблемой, дорогая. Я позволяю тебе говорить и делать всё, что ты захочешь. Мне даже удобно то, что все считают тебя доминантной переменной наших отношений. Но ты забываешь о том, как на самом деле обстоят дела. Когда я отдаю тебе четкий приказ — ты повинуешься, — рука сжала горло сильнее. — Кивни, если ты меня понимаешь, — попросил он, и женщина медленно кивнула, насколько могла. — Мне нужен Снейп. — Ты ведь не объясняешь зачем. — Потому что твоя злость перевешивает всё. Обещаю, ты обо всем узнаешь, но позже. Рудольфус разжал пальцы, медленно наклонился к жене и нежно поцеловал в губы, нехотя ответившие ему на поцелуй. — Если ты пойдешь против меня — я смогу убедить ЕГО, что ты нам не нужна, — мужчина с удовольствием увидел, как лихорадочный блеск карих глаз вмиг сменяется на ужас. — Ты сошла с ума в Азкабане, — с грустью выдохнул он, — но я люблю тебя, ты же знаешь. — Я тоже тебя люблю, — в такие моменты её просветления он старался запомнить это выражение её глаз. — Знаю, любимая. Лорда ты тоже любишь. Будь паинькой, и я сделаю всё, чтобы ты всегда была с нами. Белла кивнула, задумчиво беря его за руку и целуя тыльную сторону его ладони.

***

*** Северус и Гермиона аппарировали в небольшой переулок недалеко от дома Снейпа, защищенный от незваных гостей. Какой-то отрезок пути им пришлось пройти пешком под тенью ночи, и у него было время обдумать сегодняшний вечер. Это не было так плохо, как он ожидал. Беллатриса была самой собой, ничего необычного. Рудольфус напрягал его куда больше, скрываясь за маской доброжелательности. Единственным сюрпризом, неприятным, было то, как он сам отреагировал на нападки в сторону Гермионы. Это было противоестественно всему его существу. Привыкший защищать её от опасностей, он, скрепя сердце, выставил Гермиону вперед, предоставив Лестрейнджам возможность испытывать девушку на прочность. И сейчас, глядя, как гриффиндорка нетвердой походкой ступает впереди него, не проронив ещё ни слова, он хмурился. Ему всегда было легко понять психологию человека, его мотивы, реакции и поступки, но Гермиона всегда выдавала что-то иное, не соответствующее его ожиданиям. Лестрейндж явно сказал или сделал что-то неправильное, потому что вернулась девушка явно испуганной, что было не совсем типично для гриффиндорки, учитывая то, как смело она держалась за столом. Северус чувствовал легкое раздражение, так как не любил находиться в подвешенном состоянии неизвестности. Подавив своё нетерпение, Снейп четко решил для себя, что даст ей время, пока они не переступят порог дома в Паучьем Тупике. Сняв защитные заклинания, Северус молча пропустил девушку вперед, закрывая за ними дверь и взмахом палочки разжигая камин. Гермиона бросила хмурый взгляд на лестницу, но всё же опустилась на диван, ожидая, когда он сядет в кресло напротив. — Вот, — Гермиона достала из складок мантии черный бархатный футляр и открыла его. Медальон Салазара Слизерина. Точная копия той подделки, что добыли Альбус и Поттер в пещере, спрятанной среди скал. Но как? Зачем? Почему? — Регулус Арктурус Блэк. Наш Р.А.Б. Ты что-нибудь знаешь о нем? — напряженно спросила Гермиона, глядя куда-то поверх его плеча. Северус начал переживать за неё. — Брат Нарциссы, — кивнул мужчина. — Он пропал много лет назад, — встретившись с её такими знакомыми и в то же время совершенно чужими карими глазами, Снейп споткнулся на полуслове. Так вот оно что. — Думаю, что «пропал» он основательно, а Руди помог ему в этом, — предположил он спокойно, и Гермиона почти зашипела, когда шок пробил её маску безразличия. — Ты знал?! — Нет, но догадаться нетрудно, — качнул головой мужчина. — Что он тебе рассказал? Вкратце, — попросил Северус. Ему не хотелось мучить её расспросами именно сегодня. Это вполне может потерпеть и до завтра. — Лестрейндж говорит, что присматривал за Регулусом, когда тот стал интересоваться делами Лорда. Говорит, что парень сходил с ума, — девушка повела плечом, глядя на мужчину перед собой, чтобы он подтвердил или опровергнул эти факты. — Да, Регулус перед исчезновением был слегка не в себе. Подробностей я не знаю, мы не общались близко. — Однажды, в пылу бреда, Регулус показал Рудольфусу медальон и посетовал, что не может его уничтожить. — Что Руди знает о крестражах? — напряженно спросил Северус, обдумывая всевозможные варианты. — Он говорит, что не стал разбираться в природе этой вещицы, а попросту устранил Регулуса, чтобы не бросать тень на фамилию «Блэк», а медальон сохранил, чтобы Лорд и дальше оставался в неведении и не заподозрил его самого. Не верю, что Лестрейндж не попытался узнать ничего о том, что с таким трудом добыл Регулус, — решительно покачала головой Гермиона, прикусывая губу. Северус обдумывал это какое-то время. Ему не хватало переменных. — Почему он отдал его тебе? — Говорит, что делает это ради себя и тебя. С одной стороны — это свобода от бремени, за которое Лорд может лишить его всего, а с другой — подстраховка для меня и тебя в случае, если Темный Лорд решит, что от нас лучше избавиться, — девушка поджала губы. — Я не верю ему, Северус. — Как знать, — вздохнул Снейп, беря в руки кулон. Казалось, крестраж дышит. Металл не был холодным, хотя они только что вернулись с улицы, он был теплым, словно что-то подпитывало его извне. — Рудольфус не очень хорош в окклюменции, — задумчиво произнес он. — Скрывать от Лорда такую информацию — непросто. Может быть, ему известна природа крестража, но вряд ли это бы принесло ему облегчение. За такое знание Лорд бы уничтожил любого, даже и Лестрейнджа. Думаю, здесь ему можно верить. — Он — убийца, — раздельно произнесла Гермиона. — А ты хочешь поверить ему на слово? Я уже сто раз подумала о том, правильно ли я сделала, приняв этот… подарок. — Ты добыла крестраж, — Северус с удивлением поднял взгляд на гриффиндорку. — Нам даже не пришлось продираться сквозь препятствия и ловушки. Тебе не стоит опасаться Рудольфуса, я вижу, что играет он со мной, а не с тобой. Я ему зачем-то нужен. — Я не боюсь, что он причинит вред мне, — фыркнула Гермиона, разозлившись. Ну и как это понимать?! — Мне плевать на всё, что Лестрейнджи сказали в мой адрес. Просто… я думала, что увижу тебя в твоей привычной среде, где к тебе относятся как к Пожирателю Смерти, а они испытывают тебя, пытаются смешать с грязью, вывести на чистую воду! Да как она смеет! Гермиона резко замолчала, в то время, как её кулаки судорожно сжались. Всё понемногу обретало форму, её поведение начинало укладываться в рамки его понимания. Они оба выдержали нападки в свою сторону, но оказались беспомощны к издевкам в адрес друг друга. Интересно. — Так было всегда, — пожал плечами Снейп. — Тебе не стоит переживать за меня. Если бы ты видела меня в окружении других Пожирателей, то заметила бы, что многие считаются с моим положением и статусом. Беллатриса… Она не верит мне. И то, что Лорд не соглашается с ней в чем-то, выводит её из равновесия, ничего личного. Рудольфус же… Наверное, его стоит опасаться, такая вера в меня довольно противоестественна. — Он сказал, что рад, как я смягчаю тебя, но обещал «поработать» над этим. Это было угрожающе, Северус, — её брови сошлись на переносице, когда она нахмурилась. — Я боюсь за тебя. — Хм. Знаешь избитое выражение «свой среди чужих, чужой среди своих»? — девушка только кивнула. — Так вот, Гермиона, я всегда был чужим среди всех, — хмыкнул Снейп. — Ты никогда не была на собраниях Ордена. При Альбусе многие стесняются высказывать своё мнение, хотя покойник Блэк не упускал случая верещать громче Беллы, что я предатель, а все вокруг слепые. Уверен, что и ты сама со своими друзьями часто подвергала сомнению мою преданность. Гермиона собиралась что-то возразить и даже уже открыла рот, чтобы разразиться тирадой, но выдохнула, сдувшись, словно воздушный шарик. Это его совсем не трогало, Северус знал, что в Ордене у него еще меньше единомышленников, чем среди Пожирателей. — Это минусы моей специфичной профессии шпиона, — усмехнулся Снейп. — Напомни взять тебя на собрание Ордена. Я бы дорого заплатил, чтобы увидеть, как ты грубишь Кингсли или Люпину, — засмеялся он, представив, как Гермиона стирает их в порошок. У этой девочки хватило бы запала. — Она ведет себя так, словно имеет на это право, — процедила Гермиона закрывая глаза и потирая виски. — А Андромеда… очень красивая? — внезапно спросила она, в который раз поставив его в ступор ходом своих мыслей. — Хм, — неопределенно произнес Снейп, видя, как в карих глазах снова появляется злость. Ей это совсем не шло и было чуждо для такой доброй и всепонимающей натуры. — Хорошо. – Почему ты злишься? — не понимал он. Гермиона всегда знала и о Белле, и о Дромеде, и даже о Лили. Что изменилось? — Рудольфус, — процедила Гермиона. — Вот что со мной случилось. Прости, я злюсь, по-настоящему. И ничего не могу с этим сделать. Кажется, я не лучший собеседник в данный момент, — расстроенно заключила девушка, не в силах сдерживать рвущееся наружу раздражение. И вот тут он понимал её лучше, чем кто-либо другой. Гермиона поднялась с дивана, с остервенением расстегивая пряжку, удерживающую её мантию. Тепло камина постепенно заполняло комнату уютом, но её глаз оно не достигло. Он знал, каково это. Ему понадобились годы, чтобы научиться гасить в себе злость. Впрочем, все его мысли исчезли, когда Гермиона начала мерить нервными шагами комнату, а Северус застал себя за тем, что просто смотрит на мелькающие в смелых разрезах ноги, кажущиеся бесконечными в полутемной комнате и причудливой игре бликов от огня. Она восхищала, обезоруживала и лишала способности мыслить связно. Вот только весь спектр этих эмоций никогда не отражался на его лице и, глядя на её метания, Снейп горько усмехнулся. Они действительно были нелепой парой: она — само воплощение страсти и эмоциональности, а он — контроль в чистом виде. Он научился подавлять эмоции так сильно, что заставил её сомневаться в себе. Северусу захотелось фыркнуть от абсурдности этой мысли: одно из самых привлекательных качеств этой женщины было то, что она не подозревала, насколько прекрасной, желанной и страстной она была. Он отдавал себе отчет в том, что она не получит пылкого юношу, который бы мог изобличить это всё в словесную форму. Сам же он мог дать ей лишь… контроль. Да уж, совсем негусто, Северус Снейп. — Ладно, — словно признавая поражение, вздохнула Гермиона, останавливаясь напротив него. — Я, пожалуй, пойду готовиться ко сну, расплетать волосы и смывать этот макияж. Всё равно я на взводе, чертовы Лестрейнджи, — пробубнила девушка, улыбаясь ему извиняющейся улыбкой. — Надеюсь, что завтра я верну себе… себя. Она уже собиралась уходить, когда он, не задумываясь, попросил. Даже потребовал: — Нет. Останься. Его голос прозвучал довольно резко и заставил её остановиться от неожиданности и приподнять бровь в немом вопросе. Северус поднялся с кресла, позволяя своим рукам скользнуть по темному бархату и обвить руками её талию. Наверное, ему стоило сказать ей о том, что она очень красивая и смелая, и очаровательная, и заботливая, и… Казалось, что его рот в принципе не был способен на подобную артикуляцию, поэтому оставалось всё держать при себе. Гермиона пыталась дышать ровно, наблюдая за его рассеянным поведением. — Будет глупо, если я скажу, что чувствую… тьму внутри себя? — выпалила Гермиона, и он почувствовал, что этим вопросом она задается весь этот вечер. Глупая. – Плохие компании особенно пагубно влияют на хороших девочек, — с сарказмом заметил он, но её упрямо сжатые губы и отстраненный взгляд никак не соответствовали его ожиданиям на вечер. — Ты просто не умеешь злиться. Не удивляйся, я серьезно. Злиться так, что хочется… — Убить, — хмуро заметила Гермиона, очевидно, думая то ли о Белле, то ли о Руди. – Это достаточно сильное чувство. Правда, одна юная особа недавно заявила мне, что злость можно превратить в страсть, — улыбнулся он, вспомнив её увещевания. — Она наверняка идиотка. Он устал говорить, ему было плевать на то, что они балансировали на грани между добром и злом, если так можно выразиться, он устал бороться со своим контролем, с которым не мог расстаться, устал притворяться, что она — единственное, что придает его жизни вкус и цвет прямо сейчас. Ему потребовалось тридцать семь лет, чтобы почувствовать себя способным на многое, словно наконец-то нашел ту точку, в которой и должен был находиться на всей прямой своей жизни. Северус прекратил её сомнения самым чудесным образом, целуя истерзанные от самоедства губы, чувствуя её страстный, немного грубый отклик. Когда воздух в легких почти закончился, он попытался отстраниться, но услышал четкое и решительное: — Нет. Не сейчас. Она целовала его страстно, грубо, сильно, предъявляя права на него и… что-то в его душе рвалось ей навстречу, хотело ответить на провокацию. Его Монстр, его темное альтер-эго вожделело её задолго до того, как он осознал это и принял для себя. Его контроль привязывал чудовище на цепь, не позволяя сорваться. Это была страсть, но не того характера, которую воображала у себя в голове Гермиона. Всё, что он мог ей дать — это чертов контроль. Ему пришлось оторваться от неё, чувствуя только досаду и видя зеркальное отражение своих эмоций на её лице. — Ты не открыла свой подарок. Северус усмехнулся, оценив её усилия не закатить глаза. — Там ведь не кольцо? — улыбнувшись, спросила Гермиона, нехотя отстраняясь от него, чтобы он достал злосчастную коробочку. Его безупречная маска разбилась от одного её вопроса. «Откуда она знает?!». — Вообще-то, именно оно, — вкрадчиво заметил Снейп, бросив попытки понять выражение шока на её лице и открывая бархатный футляр. — Воскрешающее кольцо, — выдохнула девушка, переводя взгляд с мужчины на кольцо и обратно. — Разве оно не должно быть у директора? — Хм, — он не умел говорить что-то правильное. — Альбус разрешил мне забрать его. Знаешь, иногда мне кажется, что старик верит, что эта безделушка может воскрешать людей. Глупо, — неуверенно заметил Северус. — Глупо, — кивнула гриффиндорка. — Но я бы, наверное, даже не удивилась. В последнее время всё то, что я считала сказками и мифами, начинает оживать, напоминая мне, что я являюсь частью магического мира. Кто знает, может это кольцо создает армию инферналов или дает возможность заглянуть за завесу иного мира… Но я всё ещё не понимаю, Северус, зачем ты даришь мне его, — её голос дрогнул, и Снейп точно знал, что сейчас они мысленно где-то в хижине, а красивая рыжеволосая девушка убеждает его в том, что она — его единственная. Это действительно не было подарком. Это было его жестом. Всё то, что он не мог ей дать: пылкость влюбленного подростка, красивых слов, пафосных речей и признаний Северус мог компенсировать этим жестом, дав ей уверенность и спокойствие. — Ты никогда не спрашивала меня о том, что услышала в хижине. Я это очень ценю. Не знаю, обладает ли эта штуковина хоть какой-то силой или нет, но если бы она могла дать возможность воскресить людей, которых с нами уже нет, я бы не стал проверять. Поэтому я отдаю это тебе, чтобы ты помнила об этом и никогда не сомневалась. Северус не был уверен, что Гермиона поймет, но в душе знал — она обязательно поймет все так, как нужно. Поймет, что это его невербальное заверение в том, что рядом с собой он больше не видит отголоски прошлого, он сумел переписать сценарий своего будущего. Если бы он был способен на более романтические порывы, то он бы рассказал ей, что недавно задумался о том, чтобы купить новый дом, оставив это пристанище, о том, что впервые в жизни ему хочется выжить в этой проклятой войне и о том, что он завещал всё это ей в случае, если не сможет выйти победителем в играх со смертью. Ей. Его единственному другу. Позже он будет убеждать, что это она толкнула его, не рассчитав силы, бросившись ему на шею. Гермиона же будет стоять на том, что это он довольно бесцеремонно потянул её на себя, а дальше великая и беспристрастная физика, и только она, припечатала его затылок к стене, заставив мужчину поморщиться. Северус будет убежден, что её громкий стон желания вбил клин между звеньями цепи, на которую он привязал Монстра. А Гермиона искренне поверит, что её безумие передалось ему. Она нашла способ преобразовать свою злость в страсть, не было ничего удивительного, что ключ к успеху был в нём, в её мужчине. Почти все свои ответы она находила в мире этого удивительного человека. А он… выпустил чудовище, которое, к его удивлению, не захотело пугать эту удивительную женщину, что готова была принять все стороны его личности. Все страхи оказались напрасными: Гермиона Грейнджер непостижимым образом любила этого Монстра, а ему давно следовало понять, что перед этим сильным оружием нет никакой возможности оставаться равнодушным. Он бесцеремонно, даже грубо рванул потайную молнию на нежном бархатном платье, проводя руками вдоль позвоночника, чтобы убедиться, что её кожа ещё нежнее, восхитительнее любого, даже самого дорого материала. Сжал её запястья, прижимая уже её саму к стене, чтобы вернуть контроль, но не над своими желаниями, а над её действиями. Её расширенные зрачки и бесконтрольное «пожалуйста», которое Гермиона повторила, наверное, несколько десятков раз, давали понять, что девушка находит весьма страстным его желание контролировать её. — Руки, — предупредил он её, стоило её пальцам запутаться в его волосах. Девушка подчинилась, опуская руки вдоль тела, чтобы позволить ему восхитительное путешествие рук, а затем и губ по её телу. Он умел замечать детали, это было почти профессиональное умение, он проверял реакцию на каждое свое действие. Сжимая до боли узкую талию и видя немой протест, стоило его рукам подарить ей свободу от тисков, целуя её и прикусывая губы, чувствуя её живой отклик и громкие, такие нехарактерные для его девочки, стоны. Внезапное осознание от того, что это не только Гермиона не получала его всего полностью, без остатка, но и он не подозревал о другой стороне его женщины, такой страстной, такой раскрепощенной, такой доверчивой, что это свело его с ума. Слишком много безумия для одного дня, и сейчас оно плескалось через край. Северус физически не мог позволить им сдвинуться с места и поменять их дислокацию, целуя, кусая, оставляя покрасневшие отметины на белоснежном атласе её кожи. Собственничество было его второй натурой, и весь он, со всеми своими тараканами и тайными уголками души, наслаждался её податливостью. Гермиона словно знала, стоит ей обнять его, когда его губы спустятся к её груди, и он прекратит, поэтому лишь теснее прижималась к нему, чувствуя почти физическую боль от невозможности прикоснуться к Северусу. Он был уверен на все сто процентов — эта ночь не будет похожа на всё то, что было у них до. Не было ни сил, ни желания сдерживаться и стараться быть тем мужчиной, который, по его мнению, должен соответствовать ожиданиям любой девушки. Отбросив вечное недовольство собой и последние сомнения, он не волновался о том, что был почти полностью одет, в то время, как девушка перед ним была абсолютно обнажена. Он не волновался о том, что может оттолкнуть её. Он волновался лишь о её подрагивающих ладонях, которые девушка судорожно прижимала к стене, словно боясь нарушить его приказ, чувствовал её ногу, обхватившую его бедро, чтобы привязать его всего к себе, не давая отстраниться ни на миллиметр. Его волновали только теплые карие глаза, взорвавшиеся в восторге, когда он одним движением слился с ней воедино, прекращая их страдания, утоляя их необходимость в друг друге, заставляя вздоху облегчения и удовольствия сорваться с его губ, с её губ. Это была страсть в чистом виде, разбавленная нотками нежности и доверия. Это простое понимание того, что все мысли о нелепости их пары исчезали, стоило им стать одним целым. Разве кто-то может осудить их, когда они чувствовали себя так, словно нашли то самое место, где не было войны, проблем, разногласий и предрассудков? Это было их место, их идеальная совместимость. Её руки наконец-то получили желанную свободу, а губы умоляли не останавливаться. Его резкость смягчалась её ласковыми прикосновениями и еле заметной улыбкой на губах, словно она выиграла одну известную ей награду, что было вздором, ведь победитель может быть только один, и это, безусловно, он, чертов счастливчик. Северус ловил губами её стоны, поощрял её, стоило её ногтям впиться в кожу в ответ на его действия, и бесконечно наслаждался, когда она прижималась к нему всем телом, перенося свой вес полностью на него, содрогаясь от волн наслаждения и экстаза. Её глаза наконец-то стали такими, какими он любил их видеть. Из них исчезли холод и отстраненность, оставив восхищение и нежность. И это то, за что стоит бороться, и именно об этом он думает, просыпаясь каждый день и принимая новый вызов.