***
Зная о том, как Верховная Жрица не любит, когда Майев что-то наедине обсуждает с её любимым, командир Стражей в очередной раз помедлила у двери в келью Малфуриона. На другой чаше весов лежало её уважение к Верховному Друиду и полная уверенность в том, что тому не захочется обсуждать своего брата перед Тирандой. Дилемма, в которой она окажется в любом случае виновата перед одним из этой парочки, не радовала Песнь Теней, но и откладывать беседу больше не хотелось. Всё дольше и дольше пребывал в Изумрудном сне Верховный Друид и всё меньше было шансов поговорить с ним без присутствия его второй половинки, которая, на время пробуждения любимого, сидела у него разве что не на шее. Командир Стражей печально вздохнула и тихонько постучала. — Прошу, Майев, заходи, — донеслось из-за двери. Если когда-то Малфурион Ярость Бури и был похож с братом как две капли воды, то сейчас время жестоко меняло каждого из близнецов так, что похожего в них становилось всё меньше и меньше. Изумрудный сон не щадил Верховного Друида. Рога, которые могли быть разве что у лосей или оленей, но никак не у эльфов, становились всё заметнее, на предплечьях стали различимы маленькие пёрышки, а волосы, когда-то иссиня-чёрные, прядями зеленели на манер седины. Песни Теней понадобилось всё приобретённое самообладание, чтобы не выдать внутреннего замешательства и разочарования. Впрочем, Верховный Друид о них всё равно догадался и с грустным смешком отметил: — Не всех щадит время как тебя, дорогая Страж, — слегка склонил голову друид в приветственном поклоне. — Рад видеть, Песнь Теней. Что же привело тебя ко мне? — И я рада, Шан’до, — таким же уважительным поклоном ответила Майев. — Да пребудет с тобой Элуна. Как раз о тех, кого никто не щадит, я и хотела поговорить. — Вот как, кто же это? — слегка поднял густую зеленеющую бровь Малфурион. — Речь идёт о твоём брате — Иллидане, — решив не откладывать на потом, сразу начала Стражница. Ярость Бури ничего не ответил, задумчиво глядя на жрицу. Обстановка в келье была крайне небогатой, не стояло даже второго стула, так что в ожидании ответа Песнь Теней уселась на широкий деревянный подоконник. — Твой брат сходит с ума, Малфурион, — аккуратно начала она. — Он уже более двух сотен лет один на один с тьмой и Скверной. Если так пойдёт дальше, то рассудок его будет уже не вернуть. — Что ты предлагаешь? — Может, стоит что-то изменить? Он просидел в неволе уже больше, чем проходил под ликом Элуны. — Ты хочешь отпустить его, я не ослышался? — удивился Малфурион. «Странно, что ты до сих пор не хочешь. Он же, вроде как, твой брат, не мой», — пронеслась злобная мысль в голове Майев, но ответила воительница спокойно и размеренно: — Я имею в виду другое. Его преступления перед калдорай очевидны, а привязанность к арканной магии и приверженность к Скверне опасны, как для него самого, так и для тех, кто может оказаться рядом, но… — «Но»? — перебил её Малфурион. — Ты всё равно здесь, передо мной и говоришь об Иллидане. Ты простила ему покушение на брата? — Нет, — командиру Стражей всё тяжелее было контролировать раздражение, — но можно что-то изменить в самом подходе к содержанию. Он сидит в полной темноте и никому не дозволено с ним разговаривать. Его даже лик милостивой Элуны не видит, а ведь Богиня может повлиять на душу и изменить твоего брата к лучшему! — Зачем? — такой внезапный вопрос поставил Майев в тупик. — Что «зачем»? — на всякий случай переспросила она, надеясь услышать не то, о чём подумала. — Зачем менять Иллидана? — отстранено отрезал Верховный Друид. — Мой приказ был достаточно чётким — пожизненное заключение. До конца его дней он будет прозябать в одиночестве, так для чего что-то менять? Майев совершенно ошарашено смотрела на Малфуриона, словно впервые увидела. Всегда такой уравновешенный и рассудительный, из двух братьев Ярость Бури он импонировал Песни Теней больше всего, так что выбор Шелест Ветра для неё не был удивительным. Возможно, на её месте она бы сделала такой же, ведь своими поступками друид вызывал уважение. Сама Стражница также предпочитала действовать, а не говорить, чем и проиграла политическую гонку у обворожительной и харизматичной Тиранды. Сейчас же перед ней сидел совершенно не тот эльф, которого, как она думала, знала. Может, Изумрудный сон на него так повлиял? Неожиданная догадка сначала показалась безумной, но чем больше над ней размышляла Майев, тем более она казалась реальной и оттого не менее поразительной. Изумрудный сон действительно менял Ярость Бури, вместе с телом забирая и жизнь в реальном мире. Сначала он длился не более нескольких дней. Однако срок всё рос, и последний раз растянулся почти на три года. Шутки про всё больше разрастающиеся рога Малфуриона уже становились несмешными и заурядными в рядах ночных эльфов, что, конечно, не могло не лечь тенью на его отношениях с Тирандой. Командир Стражей была уверена, что в глаза парочке никто ничего не говорит, но Лунная поляна живет слухами, поэтому она не сомневалась, что и такие до правителей калдорай доходили. Если выпустить Иллидана, или Шелест Ветра кто-то напомнит, что тот жив и здоров, как поступит его одинокая девушка, и без того в начале отношений метавшаяся между двумя братьями? Кроме того, пока в детстве и юношестве Иллидан сиял под светом всеобщего обожания, второй брат, что бы ни делал, всегда ходил в тени. Могли ли ревность и прошлые обиды сломить, пусть мудрое, но живое, а потому порой поддающиеся слабостям сердце? Майев как-то очень чётко осознала, что пришла со своими рассуждениями не к тому эльфу. Малфурион не поможет ей. Просто не захочет. — Что же, Шан’до, — её тон резко стал спокойным и даже безразличным, — ты, как всегда, разумен и убедителен в суждениях. Прошу прощение, что заняла твоё время. Малфурион сощурил глаза, словно ни на секунду не поверил в такую податливость командира Стражей, пользующуюся славой всегда поступающей по-своему личности. — Что же ты планируешь делать с Иллиданом? — аккуратно осведомился он. — Ничего, — внезапно Майев обворожительно улыбнулась, чего за ней наблюдалось последние года нечасто, — абсолютно ничего.***
Зачем напрямую ссориться с Яростью Бури? Ради чего? Эта бледная тень эльфа, что сейчас бессмысленно лежит на полу, того стоит? Такие вопросы один за другим посещали Майев, пока она тихо стояла в углу камеры, как всегда незамеченная своим узником. Трое из её лучших Стражей потерпели поражение в войне с его внутренними демонами. Ни одна не смогла аккуратно направить мальчика и вывести из беспощадной тьмы. Зачем теперь ей идти их путем? Почти три века она спокойно жила без этой проблемы, так зачем её себе создавать на пустом месте? К тому же, если Шан’до узнает, будет крайне недоволен. Не до конца понимая, зачем она это делает, Майев снова призвала свет Элуны. Маленькая звёздочка сверкнула у груди, но отпускать её жрица не торопилась. — Кто здесь? — всполошился узник. Выглядел он лучше, чем несколько лет назад, когда Песнь Теней впервые увидела его после долгого перерыва. Все же, подчиненные смогли вернуть Ярости Бури потребность в сне и пище, чтобы он перестал страдать от голода. Определённый прогресс был достигнут, но до полного выздоровления оказалось безумно далеко. Вместо ответа Страж подсветила светлячком своё лицо. — Кажется, я помню тебя? — было видно, как проблеск сознания не даёт узнику ответы на вопросы. — Ты была… где-то там. Тогда. Плохо. Всё очень плохо. Майев пустила светлячка в сторону Иллидана, позволив частице души полностью завладеть вниманием заключённого, пока сама снова стала аккуратно вплетаться в его сознание. Свет. Обратись к нему. Ты, может быть, не видишь его как все, но смотришь не так, как другие. В нём вся любовь самой Элуны. Богиня любит всех своих детей. И тебя тоже. Чувствуешь это, дитя? Трясущейся рукой Иллидан прикоснулся к светлячку. В груди Майев резко дёрнуло, словно сердце остановилось. Скверна. Она насквозь пропитала его тело и душу, из-за чего прикосновение к огоньку отозвалось физической болью. Жрица резко отозвала светлячка, с облегчением делая глоток воздуха, что был невозможен, пока узник его касался. — Нет! — словно в припадке закричал Ярость Бури и сквозь прутья потянулся к свету. Командир Стражей смотрела на его порыв во все глаза. Иллидан давно не проявлял агрессии, как и любой другой резкой реакции на окружающие события. Это было одним из заданий ответственных Стражей: молча оберегать узника от тьмы, возвращая душе покой и умиротворение. Не справляясь с поставленной перед ними задачей подопечные от отчаяния перестарались, доводя Иллидана до следующей крайности — апатии. Сейчас же он снова ожил и в нём даже появились силы на какое-то стремление. Что, правда, делать с этим стремлением, не ясно. Ещё одного прикосновения Майев не хотела, но и забирать свет не могла, видя, как он важен заблудшей в Скверне душе. Не трогай его, мальчик. Ему больно. Он будет рядом, если ты не обидишь его. Рука Иллидана чуть дрогнула, а через какое-то время и вовсе опустилась. Жрица аккуратно подвела огонёк обратно. Она ощущала его стремление снова прикоснуться, но была благодарна, что тот сдерживается. Значит, ещё может держать себя в руках. Возможно, не всё потеряно. — Это ты сделала свет? — тихо спросил Иллидан, зачаровано глядя на сияние частицы души жрицы. Майев молчала. Любой ответ был прямым нарушением приказа Верховного Друида. Светлячок дважды ярко мигнул. Как ещё она могла ответить? — Почему ты молчишь? Почему вы все молчите? Всегда молчите. Легко уловив непонимание и отчаяние Ярости Бури, Песнь Теней смутилась. Что ей делать? Зачем, ну зачем нужно было это начинать?! Для чего она пришла сюда, понимая, что ничего не может изменить? Сейчас свет погаснет, дитя. Но он всегда есть в твоём сердце. Помнишь, что дарило тебе его? Ворохи воспоминаний почти не проникали сквозь барьер Скверны и тьмы, но Майев аккуратно их расталкивала. — Тиранда. Тиранда — это свет? Командир Стражей лишь печально вздохнула. Девчонка даже ни разу не спросила её, где находится тюрьма Иллидана. Может, боялась гнева любимого, а может просто трусила, неготовая принять долю собственной ответственности за то, кем стал один из обожателей. Разумно ли будет давать такой образ? Да, и Тиранда — это тоже свет. Стремись к нему в душе и не отступай от своего пути. Никогда. Иллидан успокоился и, кажется, даже улыбнулся. Не теми безумными оскалами, о которых докладывали охранники, а спокойно и осознанно. Может быть, Майев всё-таки сделала что-то правильно?***
Вот уже который год от Джерода не было никаких известий. Это был не первый раз, когда брат «ненадолго исчезал», но почему-то сейчас Майев была уверена, что нынешний побег будет окончательным. После войны с Пылающим Легионом статус главнокомандующего и одного из первых эльфов в обществе тяготил его всё больше и больше. Он старался не встревать в вечные споры между двумя высшими жрицами Элуны, максимально абстрагировался от глобальных проблем народа и при любом удобном поводе отправлялся на любое военное действие, чтобы только не решать насущные проблемы калдорай. Всё это командир Стражей готова была простить, если бы при этом он жил. В простом смысле данного слова: обзавелся семьей, вырастил детей и передал им фамилию Песнь Теней. Может быть, даже позволял иногда нянчиться с дочками. Но, нет; брат просто наплевал на жизнь сестры, что была целиком и полностью брошена на его алтарь, после чего трусливо скрылся, бросив её один на один с всё более дичавшей Верховной Жрицей, которая без контроля Малфуриона становилась порывистой и несдержанной. Вся забота, вся любовь, все труды, лишения и ограничения оказались напрасны. Тот, ради кого она жила долгие десятилетия, оставаясь без собственной личной жизни, просто сбежал от неё. Боль, злость и разочарование грозили полностью заполнить сознание. Проходя мимо коридоров, ведущих к тюремным отсекам, Майев внезапно остановилась и, с перекошенным от отчаяния и злости лицом, решительно двинулась в сторону знакомой камеры. Не только брат игнорирует тяжесть её положения. Ярость Бури, даже когда бодрствовал, также предпочитал свысока смотреть на будничные проблемы народа, позволяя эльфийкам метаться в поисках решений. Последний раз увлечённая друг другом парочка даже не обратила внимание на пришедшую к Шан’до Майев с огромным ворохом вопросов, ждущих решений и ответов. Если Малфуриону плевать на её участь, то почему она должна слово в слово исполнять его приказы? Громко скрипнув дверью, жрица ворвалась в клеть Иллидана, хотя всегда входила бесшумно и незаметно. От неожиданных звуков пленник резко вскочил и безошибочно уставился горящими зелёными огнями прямо на неё. Ничего удивительного в этом не было: обычно свои появления Песнь Теней вуалировала, но сейчас принципиально не собиралась. Громко щёлкнув, она выпустила светлячка, что устремился вверх камеры и там сильнее, чем когда-либо, засиял ярким синеватым светом, а после и вовсе принял облик огромного филина с длинным хвостом. От удивления узник даже слегка открыл рот. — Нравится? — хмыкнула Майев. Иллидан резко перевёл взгляд с сияющего создания на тюремщицу. — Ты… это мне? — неуверенно переспросил он. — Здесь кроме нас с тобой есть ещё кто-то? — холодно заметила Стражница. В груди кипел ураган. Приказ нарушен, назад дороги нет. Почему же тогда так хорошо на душе? Мерзко, но отчего-то хорошо. Иллидан замешкался, ошарашенный и сбитый с толку. Решительным усилием воли Майев ворвалась в его сознание. Она уже знала, как это можно сделать максимально безвредно, поэтому слияние происходило всегда плавно и быстро. Давай, мальчик. Вспомни, каким ты был. Болтливым. Постоянно болтливым. Самоуверенным. Злым на весь мир. Ярким. Куда ты делся?! Привычным движением Майев направила частицу души к Иллидану. Опыт прошлых встреч подсказал ему, что нужно вести себя спокойно, тогда источник света не исчезает. Иногда жрица даже позволяла Ярости Бури аккуратно гладить пространство вокруг частицы своей души, не допуская прикосновений. Но сегодня Песнь Теней имела другие намерения. Не сбавляя скорости, призрачный филин влетел прямо в грудь Ярости Бури в ту часть, где билось осквернённое сердце. Крик боли одновременно вырвался из тюремщицы и её узника. Почти теряя сознание, Майев прижалась спиной к стене, стараясь сконцентрировать на том, чтобы просто дышать. От тошноты сделать вздох становилось всё сложнее и сложнее. Борясь с порывами, она отозвала из скрючившегося на коленях Иллидана мерцающую птицу обратно. — Зачем… Зачем ты это сделала? — спустя какое-то время спросил он, когда едва смог отдышаться. Майев не так быстро пришла в себя, с удовольствием ощущая, как недоумение и непонимание заполняют разум заключённого. Все его эмоции были осознаны. На какое-то время они даже затушили пожар Скверны в душе несчастного. «Потому что физическая боль лучше душевной», — хотела ответить она, но сдержалась. Он не поймет. Не должен. Он только-только избавился от власти собственной боли, чтобы погружать его в чью-то ещё. Не сейчас. Может позже. Ожидание ответа затягивалось, и Майев с удивлением стала ощущать, как другое чувство начало поглощать разум Иллидана. Злость. Ровная эмоция. Никаких бешеных скачков. Поразительно. — Почему ты опять молчишь? — выкрикнул Ярость Бури, схватившись за прутья решётки. — Зачем нужно было говорить, чтобы опять молчать?! Столько раз она пыталась пробудить в нём воспоминания радости и счастья, спокойствия и даже эротического желания к объекту воздыхания, но ничего не удерживало эмоции в одном состоянии слишком долго. Сейчас же злость, кипевшая в узнике, весьма последовательно выстраивала в его разуме возмущение и логические цепочки. Майев злила Иллидана, но тем самым вытаскивала из бездны. Что же, можно попробовать и такую игру, терять больше нечего. — Ты не отвечаешь на мои вопросы, заморыш, почему я должна отвечать на твои? — коварно прошипела жрица, наблюдая хоть какое-то выражение на его лице, которое обычно больше походило на маску, либо дёргалось под влиянием неясных обрывочных мыслей. — Ты… пришла поиздеваться надо мной? — ошарашено уточнил Иллидан. Хорошо, очень хорошо. Злость тянет за собой недоумение и обиду. Он думает о них больше, чем суммарно о чём-то осознанном за все прошлые визиты Майев. Давай, мальчик, отпусти накопленное. Ты так долго прозябал в забвении лишь для того, чтобы над тобой стали издеваться? Ты же не пропустишь это мимо себя, правда? — Ты — мерзкая тварь! — выплюнул слова Ярость Бури. — Смеешь называть меня заморышем, но не по твоей ли вине я такой?! Ого, он вспомнил её! Продолжай. Ори. Громче. — Ты здесь только по своей вине, и ничьей больше, — как можно спокойнее ответила Песнь Теней. — Не побежал бы на поклон к Легиону, не стал бы Предателем. Со всех неизвестно откуда взявшихся сил Иллидан дёрнул прутья решетки. Она, конечно, выдержала, но такой порыв намекнул Майев, что перебарщивать всё же не стоит. — Подойди поближе, я покажу тебе, какой я заморыш, когда твоя шея окажется у меня в руках. — Пф, — фыркнула Майев, — глупостями здесь занимаешь только ты, не я. Впрочем, ты мне надоел. Прощай. С этими словами жрица снова щёлкнула пальцами и птица тут же исчезла. Не без довольной ухмылки она покидала клеть узника, когда в спину ей летели громкие проклятия.***
— Знаешь, братец, смотрю на тебя и понимаю, что рога мне не пойдут. Пожалуй, в будущем, если представится такая возможность, откажусь от неё, — вместо приветствия, крикнул Иллидан брату, появившемуся на пороге его клети. — Здравствуй, Иллидан, — спокойно среагировал Малфурион, неторопливо подходя к прутьям решётки. Когда пару столетий назад Песнь Теней говорила с ним об Иллидане, Верховный Друид был уверен, что, решившись его посетить спустя четыре века со дня заточения, он встретит того не способным связать между собой и двух слов. Однако, прошли сотни лет заточения, но узник не пялится бессмысленно в пустоту, а вполне осознанно дерзит. Что-то было не так. — Сказал бы, что счастлив тебя видеть, но совру, — злобно шикнул Иллидан, проигнорировав приветствие. — А вот я рад тебя видеть, — пожал плечами Верховный Друид. — Врёшь! — гоготнул пленник. — Я же вижу и чувствую — ты врёшь. Малфуриону стало не по себе. Откуда у него такие способности? Ответ пришел незамедлительно. — Тебя так просто прочесть, не то, что эту стерву, — всё так же ядовито продолжил осквернённый эльф. Майев! Ну, конечно. Ещё тогда, после разговора о судьбе близнеца, Малфурион понимал, что она как-то слишком быстро согласилась с ним. С ней стоит поговорить об этом. Незамедлительно. — О, ты на неё злишься! — восхищённо заметил Иллидан. — Да у меня сегодня счастливый день: мой брат-лгун будет ругаться с мерзкой тварью. Как жаль, что не смогу лично при этом поприсутствовать. Дальнейший разговор шёл по такому же пути: Иллидан оскорблял и унижал, в то время как Малфурион защищался, лелея честь и достоинство. Об одном только братья так и не заговорили. О Тиранде. Когда Верховный Друид наконец покинул клеть, то первым делом направился к командиру Стражей. — Это вот так он сходит с ума? — с порога почти крикнул всегда спокойный друид. — Это такая традиция Ярости Бури: не приветствовать собеседников, а сразу кричать? — парировала Песнь Теней, даже не удосужившись оторвать голову от бумаг. — Если мы говорим о традиции, значит ты подразумеваешь и моего брата… С которым ты общалась, нарушив мой приказ, — довольный собой, зло заметил Малфурион. — Ну да, — пожала плечами Майев, всё также не смотря на собеседника. — И что? Ярость Бури не ожидал такой реакции. — Тебе всё равно на мои приказы? — удивленно произнес он. — Нет, Шан’до, мне не всё равно на твои приказы, — Стражница наконец удостоила взглядом друида, — но что изменило моё неповиновение? — О чём ты? — Ты достаточно чётко озвучил приказ: пожизненное заключение, — коварно промурлыкала она, почти слово в слово копируя когда-то полученный ответ. — До конца его дней он будет прозябать в одиночестве. Так что для него изменилось? Напряженные плечи Ярости Бури расслабились и опустились. Верховный Друид внимательно посмотрел на Песнь Теней, которая всем своим видом излучала уверенность и расслабленность. — Что же, Майев, думаю, ты права. Если так будет спокойнее твой совести, то на маленькое попустительство я готов пойти, с условием, что дальше оно не двинется, — уже в свойственной ему уверенной манере заявил Малфурион. — Дальше просто некуда, — обезоруживающее улыбнулась жрица. Ярость Бури кивнул ей и вышел, оставив один на один с тревожными мыслями. Действительно, а что дальше? Последние годы общение с узником происходило по одному пути: ей докладывали, что Иллидана опять обуревали тёмные мысли, и Майев, выкроив минутку, приходила его развеять, выливая накопленные эмоции и получая в ответ тонны злости и ненависти. В какой-то момент она даже была рада, что он не может до неё добраться, ведь на его месте она бы саму себя попробовала придушить. В глубине души было жаль, что Иллидан так никогда не узнает и не поймет, какую роль она сыграла в возвращении его разума, но… Это всё неважно. У неё есть чёткий приказ — пожизненное заключение. У Иллидана никогда не появится возможности ни отомстить ей, ни отблагодарить.