***
Ближе к утру Арчи засыпает на диване, а Бетти не хочется тревожить и она уходит. Возвращается домой под встающее так редко по утрам солнце и сталкивается с осунувшимся лицом матери, которая на приход дочери никак не реагирует. — Не спросишь, где я была всю ночь? — Бетти кидает слова в спину ножом, но он не режет, а мама никак не реагирует. Ей стало настолько плевать на нее? Она закрывается на кухне и заваривает чай. После длительного отсутствия, даже не объясняется. Бетти идет наверх, совершенно опустошенная и немая, так и не получившая своего ответа. Даже если бы он и был, то что с того? Что это изменит? Бетти заходит в ванную, выкидывая перчатки на пол и сжимая руками раковину. — Ты ведешь себя, как дура, Бетти. Мне за тебя с твоей сестрой стыдно. Вы — не мои дети. Лучше бы Вас не было. Воздух будто заканчивается в маленькой комнатушке. Бетти судорожно начинает искать антидепрессанты среди остальных лекарств, которые валятся в раковину, бьются об кафель. Она встряхивает найденным белым бутыльком в ладонь, кидая в рот сразу четыре штуки. Горечь во рту и соль от слез смешивается. А в голове и груди не перестает бить набатом. Она снова моет руки. Какой это уже по счету раз? Шестой? Седьмой? Десятый? Все продолжается, пока девушка не залезает в ванную прямо в одежде, затыкает слив и набирает холодной воды, до полной. Ложится с головой в воду и опускает руки на дно. Теперь легче.***
Каждый год, в последний день осени ученики старшей школы Ривердейла устраивают особую вечеринку. Учителя и директор позволяют отдохнуть перед сложными экзаменами, не зная и доли правды. Потому что за особым дресскодом, обширными платьями, сумасбродными костюмами ученики прячут не обычную выпивку, а наркоту. Кто-то балуется меньшим, а кто-то уходит в отрыв. Источников распространения никто не знает, но когда опускается ночь, двери школы раскрываются для всех желающих. Но особенное место для немногих — маленький невзрачный музыкальный кабинет, закрытый для преподавателей и лишних зевак. Мало кто осведомлен, большинство просто пьет пунш, смешанный с чем-то крепким, в спортивных залах и просто думает как об очередной халявной дискотеке. — Тебя сегодня не было на уроках, — Рони — вечная, требовательная и глубоко любимая заноза в жизни Бетти. — Лучше спроси, когда я в последний раз была на них, — Купер осушает разом крассный пластиковый стаканчик. Ей сегодня хочется напиться, обкуриться, да что угодно лишь бы на день потерять себя. Пошло все в одно место! — Бетти, перестань! — Веронике требуется повысить голос, чтобы перебить грохочущую музыку. — Пошли, выйдем. — Нет, — руки грубо отталкивают черноволосую. — Да, что с тобой?! — Вероника хватается за ее руки, забывает, что она не любит это прикосновение. ЕЙ просто хочется уловить контакт, понять, что не так. Почему стакан в ее руке сжимается? А на щеке синяк, замазанный тоналкой и пудрой. Что не так? — Отстань от меня, — Бетти сегодня холодна по-особенному. Без натяжки, без улыбки, но зато с трясущимися и еще сильнее раненными руками и пустыми глазами. — Куда ты?! — Вероника цепляется за локоть. Не хочет отпускать так и не поговорив. — Я не хочу с тобой ни о чем разговаривать, Вероника, — Бетти говорит в глаза. — О чем? — черноволосая старается говорить более спокойнее, чтобы наладить связь, но Бетти закрыта. Очередные помехи. — О чем ты не хочешь, говорить? Я понимаю, твой отец умер, с матерью происходит какая-то херня, но я не могу отделаться от чувства, что чего-то не знаю. — Просто… не надо. — Что не надо?! Вероника, потом. Вероника, давай завтра. Вероника, поговорим позже, — нервно выговаривает девушка. — Не будет позже, Бетти. С тобой уже долго что-то происходит. Депрессия ли это, какое-то психическое заболевание? Просто, скажи. Я выслушаю, как ты слушаешь меня. — Дай мне пройти, — однозначно ранит. Бетти плюёт на дружбу, себя и еще пару аспектов, но уже мало важных, но Веронике же не плевать. — Бетт, да что с тобой?! — Дай. Мне. Пройти! — Бетти отталкивает ее от себя, нервно дыша. — Я не хочу ни с кем разговаривать! Никого слышать! Ты, блять, понимаешь меня?! Я не хочу ничего! — Бетти уже кричит, прикусывая язык. — Отстань от меня, — тихо и достаточно понятно бросает она. Все. Потрачено. Бетти глотает слюну и перебирает ногами быстрее, забираясь по лестнице. В конце коридора музыкальный класс, поделенный на еще пару комнат. Бетти заваливается туда, не замечая дурманящих запахов марихуаны. Поскорее бы. На проходе стоит змей, он замечает Бетти сразу и останавливает. Бетти показывает ему маленькую татуировку на плече, приопуская кофту: — Своя. Кивок. И открывается дверь в совсем другой мир. Бетти нельзя в него. Ей нельзя пить, а тем более увлекаться драными порошками, потому что она знает, что от них только хреновей. Несколько часов радости не принесут того же в реальность, а так жалко. Бетти садится на отдаленные стулья рядом с более знакомыми людьми из «своей» банды. Здесь находится более уютно, чем дома или с Вероникой. Никто не давит, никто ничего не требует и не убивает морально. Только тонкая соленая дорожка и несколько секунд после в оцепенении. Бетти убивает себя изнутри, она хочет, чтобы от стыда и своей совести и капли не осталось. Кроет немного, потому что перед глазами блики, душа разрывается, семья рушится, друзей почти нет, а так пока хочется смеяться и где-то лежать. — Пиздец, — доносится знакомо, а Бетти и не так слишком сильно вштырило, чтобы совсем забыться где находится и кто стоит перед ней. Напор у Джагхеда сильный, он вытаскивает из музыкального класса и тащит напротив в уборную, закрывая: — Ты, блять, еще и наркоманишь? — И что?! — Бетти толкает. Потому что уже все достали. — Просто отстаньте от меня. Все! Отстаньте! Не получается уворачиваться, потому что Джагхед сжимает почти до синяков, до режущих болей в руках. Бетти есть только шанс скатиться вниз на грязный пол, что она и делает. Она закрывает глаза, а Джагхед отходит, пока над ними начинается рушиться тишина. У Бетти снова трясутся руки, она резко встает и снимает зеркало со стены, швыряя в сторону кабинок. Оно разлетается по полу, рушась, отражая в осколках полную обреченность. Бетти орет, срывая голос. Джагхед следует за ней, лицом к лицу, а потом ему прилетает уже в нос сильный удар кулаком в перчатке. Он валится, не ожидая, ударяясь об раковину спиной. Сколько гнева и силы в хрупком теле. Джагхед оседает где-то на полу, кровь течет тонко к губам, под ногами разбитое зеркало. Он видит, как одно за другим слетает с петель и разбивается вдребезги, Бетти не перестает кричать как не в себя, задыхаясь. Руки в кровь, сплошное красное месиво. Ее бесполезно сдерживать, она, ослепленная агрессией, точно не будет слушать его. Поэтому Джагхед ждет, выжидает, и, кажется, завершение уже приходит. Под ботинками хрустят разбитые зеркала. Бетти постепенно приходит в себя, опускается на колени и закрывает глаза, рыдая. — Я не просила меня рожать. Я ничего не просила… — шепчет в агонии. Джагхед не знает тонкостей, не знает толком что произошло, но разгромленный туалет, собственное лицо в крови и ее порезанные руки говорят, что что-то серьезное. — Я хочу уйти, — сиплый шепот. Джагхед поднимается на ноги, переступает через себя. Самому тошно. Он знает куда хочет Бетти, тоже так часто думает. Поднимает ее за плечи и выводит из разгромленной уборной, тихо ведя по коридору. Бетти перебирает еле ногами, жмется ему в голую ключицу мокрым от слез виском и тихо всхлипывает. Джагхед следит за тем как по щекам вместе со слезами скатывается и тушь, оставляя черные разводы, на губах помада алая, стертая в уголках. Он бы мог пошутить про джокера, но Бетти даже в таком виде… Джагхед чуть сжимает ее плечо, но не останавливается. Уймись, придурок. Благо он сегодня взял машину Арчи. Он усаживает девушку на переднем месте и откидывает кресло, чтобы она легла. Джагхед просто не хочет, чтобы она свалилась где-то по дороге вниз на какой-нибудь кочке. Хлопает дверью и обходит, садясь на водительское место. Он сжимает руль, кончики пальцев до сих пор покалывают. Сегодня очень хреновый день с начала и до самого конца. Все гребанных двадцать четыре часа. Он заводит машину. Бетти перестает плакать и просто лежит с закрытыми глазами. Херовое у нее отношение к жизни конечно. Такое же как и у него. У Джагхеда неспокойно в груди, потому что Бетти говорит, что хочет уйти и поскорее, а потом медленно уже засыпает. Еще неприятнее от того, что вся ситуация очень ясная и понятная только Джагхеду. Смотри, Джагхед, такой же человек как и ты. И Джонса мутит от этих мыслей. Очень хреново видеть себя со стороны.