Coup de grace

Она бродила в отчаянном поиске самой себя, пересекая потускневшие аллеи, изредка освещаемые светом ночных фонарей. Утопия мрака изредка прерывалась искусственным освещением. А ее собственные мысли были погружены в выцветшую картину собственной жизни, где не было ни одной детали, за которую можно было бы уцепиться взглядом. Стоило ли это все того, чтобы жить? Хотя, можно ли это в полной мере назвать жизнью? Череда одноликих суток, сменяющих друг друга с педантичностью часового. Автоматизм, однообразие, отсутствие хоть какой-то отдушины. Определенно, это было не то, что она хотела выбирать в качестве курса своего существования. Ветер едва колыхал уже успевшие наполовину пожелтеть листья, немного раскачивал туго натягую поверхность речной воды, оставляя слабую рябь. Эта рябь очень походила на ее собственное состояние. Такая же едва уловимая, словно вот-вот исчезнет и оставит лишь штиль. Штиль в ее душе. Алые от помады губы были нервно сжаты в отчаянном порыве. Ей это изрядно поднадоело, но что поделать? Видимо, как месяц покорно уступит место солнцу, так и она — останется переживать все это раз за разом. Неумолимый приговор судьбы. Он однажды сказал ей: «Все будет отлично, дорогая. Вот я сколочу состояние, мы с тобой будем счастливы и ни в чем не будем себе отказывать». Это была полуложь. Действительно, нужды себя в чем-то ограничивать не было, однако… «Счастье-то? Сплюнь!», — произнесла она у себя в голове. Это были последние мысли, которые посетили ее отзвуков внутри черепной коробки, в которой покоился болезненный от тоски мозг. Прежде чем… Этот едва уловимый запах утонченного парфюма. Не слишком сладкий, но при этом не резкий. Идеально. Она лишь слегка обернулась, но пятно, которое было принято боковым зрением за фигуру, уже поровнялось с ней, идя с той же скоростью. Он был красив. Сошедший с картины какого-нибудь Микеланджело, быть может. Острые и мощные черты лица, легкая щетина, глаза цвета изумруда. Во взгляде проглядывалась какая-то намеренно и с титаническими усилиями скрытая боль. А то, что внешне — то, что следовало бы показывать каждому досужему прохожему — лишь скучающий огонек. Он посмотрел на нее с определенной толикой интереса и прервал упивание тишиной: — Октябрь прекрасный месяц, не находите? Голос его, как самый загадочный из парадоксов, сочетал в себе легкость и твердость. Трудно было описать словами, что именно донеслось до ее ушей и прошлось эхом в сознании, но ей это однозначно понравилось. Вкупе с вышеперечисленным, у нее затаило дыхание. Но нужно было что-то ответить, ведь ты не станешь же игнорировать человека, который столь любезно решил составить тебе компанию? Это попросту невежливо. Для оправдания едва сгодится, но кого это сейчас волнует. И она, сначала слегка выдохнув, несколько тихо произнесла: — Я люблю больше весну. Он был словно приятно удивлен тем, что его все-таки удостоили ответа. Поправив свой шарф, который ему исключительно шел, он продолжил беседу: — Весна напоминает мне сонного ребенка, который не хочет идти в школу. Вроде как уже тепло и распускаются цветы, но это все происходит так лениво, что аж до зевоты пробирает. Я предпочитаю либо зиму либо лето — истинных хозяев года. — А вы романтик, как я погляжу, — ответила она с неприкрытым удивлением. Ее действительно это несколько озадачило. Но вместе с тем было очень интересно. — Я-то? Нет, просто жизнь показала мне множество своих съемных карнавальных масок. Уж поверьте, все они страшны, как будто их создавал больной шизофреник. Ей ли не знать, о чем он. Быть может, ее спектр восприятия мира был скорее черно-белым, нежели пестрым, но, вероятно, лучше так, чем постоянно биться беспокойной волной о коралловые рифы разочарований разной степени гротескности. Неведение — благо, и с этим она была согласна. Они дошли до набережной, где в четко выверенном расстоянии друг от друга, располагались одинокие скамейки. Насквозь замершие в этом пустом пространстве октябрьской ночи. Мужчина, будучи истинным джентльменом, не мог не предложить девушке присесть. Ведь она наверняка до встречи с ним прошла еще столько же, просто куда глаза глядят. Эти глазки, словно потухшие светлячки, неслись к месту упокоения. И вот они присели, смотря на то, что расположено по ту сторону реки. Деловой центр, который даже в такое время кипел жизнью. Следует отметить, что, как правило, именно в это время происходит пик его жизнедеятельности ввиду того, что слишком уж много специфических заведений располагалось в его пределах. Забавно, но они даже не обменялись именами. Хотя зачем? Она была обременена браком, заключенным не столько по расчету, сколько по наивности, а он, наиболее вероятно, тоже был не одинок. Это просто временный приют для разбитых сердец. Одна ночь, пару часов простого наслаждения компанией. Даже не нужно ничего говорить. Они еще какое-то время глядели на панорамный вид, после чего мужчина прервал молчание, слегка даже ее этим напугав: — Как вы думаете, почему некоторые животные сбрасывают кожу? — Простите? , — этот вопрос, словно заданный невпопад, ударил ей по темечку своей многозначительностью и она даже растерялась, приоткрыв рот, но ничего не сказав. — Змеи, насекомые, даже некоторые млекопитающие линяют, хотя это не совсем то. Я в детстве был крайне озадачен этим. Видите-ли, это напоминает мне о том, что все мертво изначально. Даже мы с вами. Да, несомненно, мы дышим, едим, справляем, простите за выражение, нужду и все в таком духе, это неоспоримо. Но вы никогда не рассматривали жизнь с обратной стороны? Что если это лишь некий кредит, данный нам на время. С которым мы не сможем расплатиться? И с нас по итогу возьмут свое, не сомневайтесь. А эти причудливые меньшие братья будто бы какое-то время обманывают непреклонного счетовода жизни. Хотя, и им приходится в конечном итоге отдавать свои долги. Это размышление в миг утяжелило ее сознание, мысли немного спутались. Она попыталась переварить это все настолько, насколько ей позволял уставший рассудок. Вместе с тем ей стало как-то не по себе. Он ни разу не посмотрел на нее, лишь всегда упирался взглядом вперед. И, когда он это говорил, его голос звучал… иначе? — Так вот, я продолжу. Все мы рано или поздно отдадим, как водится говорить, богу душу, но кто определяет сроки? Есть множество обстоятельств, которые к этому приводят, но не кажется ли вам нечестным, что в руки человека не дано таких привилегий? Лично я нахожу это нечестным. К отдаленному беспокойству присоединилась дрожь, словно липкий мед облипшая ее тело под одеждой. Рот резко осушился на манер пустыни. Возникла непереносимая горечь. — Не знаете, что ответить? Это вовсе не обязательно, ведь я, по обыкновению своему, предпочитаю монологи диалогам, ведь получается всегда так, что никто… никто не может поддержать беседу, ведь… Это было молниеносно. Рука, которая покоилась под одной из сторон пальто, выпрыгнула оттуда, словно кобра из норы, и ужалила девушку в сердце своим клыком. Одним, но чрезвычайно острым. Она даже не успела это осознать, это просто произошло. А он даже не повернулся в ее сторону, лишь достал второй рукой алебастровый платок из шелка и бережно вытер иглоподобное лезвие и, убрав принадлежности обратно во внутренние карманы изысканного и дорого на вид пальто, продолжил: -… ведь никто не успевает ответить. Мотыльки, идущие на свет… рыбки, влекомые светом удильщика в мрачной глубине вод. Знаете, в продолжении затронутой мною ранее темы — я решил, что мне лично можно попробовать себя в роли эдакого распорядителя. И пока что вроде получалось неплохо, а вы как думаете? Сказав это, он встал и пошел дальше. Она же осталась там, остывать до момента пока ее не найдут утром. Никаких следов, никаких примет. Ее муж был слишком рассержен, чтобы не приложиться к бутылке и не напиться, как грязный боров. Ему все равно… пока что. И даже в посмертии она была по-своему очаровательно, лишь тонкая струйка крови, уже успевшая высохнуть, предательски выдавала в ней труп наравне с остекленевшим взглядом. Сама же она… или, вернее сказать, тело было аккуратно расположено на скамейке, будто бы абсолютно живой и здоровый человек решил встретить рассвет здесь.