На до и после

      Женщина в бежевом пальто с короткими светлыми волосами сидела на старой облезлой лавочке, затаившейся в кустах городского парка. Глаза её были закрыты.       Через некоторое время на тропинке появился высокий молодой мужчина с чёрной, как смоль, шевелюрой в сером расстёгнутом полупальто. Он шёл быстро, внимательно глядя по сторонам, словно ища кого-то.       Было начало ноября, и пронизывающий ледяной ветер хлестал мужчину по щекам, мешая идти. Поравнявшись с затерянной скамейкой, он увидел сидящую женщину. Вздохнув с облегчением, человек опустился рядом с ней на колени, обнял и стал гладить рукой по голове. Женщина не открыла глаз, даже не вздрогнула, просто расслабилась и заплакала.       Прошло уже больше девяти месяцев после того ужасного январского утра, а она всё не могла забыть.

***

      Утром Лиза вышла из дома позже обычного, потому что взяла выходной, чтобы попасть к врачу. Обычно она ходила в поликлинику пешком, ведь та была всего в трёх кварталах. Однако сегодня Земцова чувствовала себя неважно, поэтому вызвала такси.       Ясное и беззаботное утро закончилось на втором перекрёстке, где случилось непоправимое — на огромной скорости джип влетел в автомобиль, в котором на заднем сидении находилась беременная женщина. Удар пришёлся точно на Лизу.       Вот как потом расскажут в газетах о том, что изменило жизнь целой семьи навсегда: «16 января на пересечении улиц Н и М произошла страшная авария. Водитель джипа, 47-летний мужчина, находясь в состоянии аффекта, на скорости более 150 км/ч врезался в автомобиль такси. Пассажирка, беременная женщина, в тяжелейшем состоянии доставлена в реанимацию, сейчас её состояние стабильно тяжёлое. Водитель такси получил сотрясение мозга, но в настоящий момент его жизни и здоровью ничего не угрожает. Виновник ДТП со множественными переломами был доставлен в больницу, на сегодняшний день его жизнь вне опасности».

***

      Лиза села в такси и пристегнулась. Поглаживая свой округлившийся животик, она мысленно обращалась к малышке, поселившейся там 20 недель назад: «Сейчас приедем к тёте-доктору, она тебя посмотрит, погладит и чуть-чуть пощекочет, — женщина улыбнулась. — А потом зайдём к папе. Ты ведь хочешь этого?»       Малышка толкнула маму в знак согласия. Водитель, глядя в зеркало на улыбающуюся женщину, не смог сдержать ответную улыбку. Лиза смущённо отвела глаза, ей нравилось быть беременной, тем более это случилось с ней впервые.       Удар справа был такой силы, что машину закружило. Лиза почувствовала дикую боль в животе и инстинктивно обняла его. Вокруг потемнело, потом по глазам резанула яркая вспышка света, и женщина зажмурилась, после чего сознание оставило её. По ногам струилась кровь, оставляя неровные ярко-бордовые пятна на белых колготках.

***

      Платон сидел в ординаторской, ожидая начала приёма, когда в помещение ворвалась медсестра и срочно вызвала его в приемный покой: привезли женщину после ДТП. Он быстро встал и вышел. Войдя в смотровую, мужчина замер. Сердце билось гулко и медленно, выверяя каждый удар, в ушах стучала кровь, заглушая окружающие звуки, он хватал воздух ртом, будто желая что-то сказать. Первый раз коллеги видели его таким.       На кресле лежала Лиза. Подол пальто был изорван и весь в крови, на лице видны многочисленные ссадины, руки висели безвольными плетями, в волосах запеклась кровь.       — Готовьте операционную! — скомандовал Дыбенко, появившийся в дверях.       Медсёстры послушно выбежали из помещения. Андрей подошёл к женщине, измерил пульс, стетоскопом выслушал сердцебиение плода, ощупал живот. Лицо его не выражало ничего, но в глазах застыл ужас:       — Платон Ильич, Вам лучше пойти к Вите Игоревне.       — Я… Я… Я не могу, я буду оперировать… Я буду рядом с ней…       — Нельзя! — как можно твёрже проговорил мужчина. — Вам туда нельзя, Вы сейчас не способны трезво принимать решения. Я справлюсь сам. Вы ведь мне верите?       — Да, — тихо произнёс Земцов.       Два часа спустя Дыбенко вышел из оперблока и сразу же увидел осунувшееся и встревоженное лицо коллеги:       — Платон Ильич, операция прошла успешно. Состояние Елизаветы Юрьевны стабильно тяжёлое. Нам удалось купировать кровотечение и сохранить матку. Я… Мне трудно говорить это… Но… К сожалению, девочка погибла.       Вскочивший было с места Земцов осел на скамейку и закрыл глаза. Андрей видел, как его губы превратились в одну тонкую полоску, как напряглись желваки, как побелели костяшки пальцев, которыми он вцепился в скамейку. Мужчина наклонился, подхватил товарища под руку и поднял.       — Пусти, я пойду к ней, — сквозь зубы прошипел Платон.       — Нельзя! Она в реанимации, увидитесь с ней завтра.       — Нет! — он расправил плечи и разозлился. — Я пойду к ней! Мне можно! Я муж! Я врач, в конце концов! Если не приду, ей станет хуже!       — Почему у Вас такой пессимистичный настрой?       — Интуиция, — тихо, но чётко ответил мужчина.       Оказавшись в палате, Платон первым делом бросил взгляд на мониторы: все показатели были в пределах нормы, только давление чуть низковато. Он взглянул на супругу, похожую сейчас больше всего на восковую куклу, которой нервный скульптор, недовольный своей работой, изуродовал прекрасное лицо. Захотелось крепко обнять эту бледную и хрупкую женщину, растворившись в ней и став единым организмом. Придвинув к постели стул, мужчина мягко опустился на него и взял в свои руки её узкую сухую ладонь. Пальцы были холодными. Земцов наклонился и стал дышать на них, чтобы согреть. Сейчас его сердце разрывалось от нежности и страха. Страха потерять, страха рассказать, страха упустить что-то важное.       «Как сказать ей, что нашей дочери больше нет? Как же это могло произойти?»       И хотя он уже видел в новостях, как это случилось, мысль не давала покоя, сверля мозг.       «Почему это произошло именно с ней? За что она должна вынести эту боль? О, Лиза, как же так? Что теперь будет с тобой?»       В кармане завибрировал телефон, прерывая поток мыслей.       — Да, — шёпотом ответил мужчина. — Нет, я в больнице. Лиза попала в аварию. Да, жива. Нормально. Я звонил тебе с просьбой. Забери, пожалуйста, детей к себе и отпусти няню. Я не могу оставить Лизу. Интуиция.       Земцов сунул телефон в халат, но промахнулся, и тот с грохотом упал на пол, разлетевшись пополам. Он взглянул на жену, словно испугавшись, что потревожил её сон. Подобрав телефон и соединив половинки, Платон убрал его в карман.       Глаза Лизы дрогнули, открылись и через секунду вновь закрылись. Положив голову на кровать, не выпуская руку жены из своих, он не заметил, как забылся тревожным сном.       «Мужчина стоит над пропастью, держа в руках маленький плачущий свёрток. Платон наблюдает за ним издалека. Вдруг руки человека опускаются, словно парализованные, и свёрток, оказавшийся ребёнком, медленно летит вниз. Платон также медленно бросается к мужчине и видит, как тот чересчур медленно поворачивается к нему лицом, держа в руках огромный розовый бант. Земцов с ужасом понимает, что этот мужчина — он сам. Оступившись, Платон слишком быстро летит с обрыва вслед за малышкой…»              Вздрогнув, мужчина проснулся. Поморгав глазами, чтобы прийти в себя, он посмотрел на спящую жену. Что-то неприятное шевельнулось в груди. Повинуясь порыву, Платон откинул простыню и увидел кровь.       — Чёрт!       Выскочив из палаты, он бросился бежать по коридору в поисках Дыбенко.       — Олеся, — окликнул мужчина медсестру, — где Андрей Васильевич?       — В родзале. Позвать?       — Не надо! — Земцов сорвался с места.       Пулей влетев в родзал, он кинулся к коллеге:       — Андрей! У Лизы кровь!       Кивнув акушерке, чтобы продолжала без него, Дыбенко покинул помещение и направился к реанимации. Платон бежал следом.       И вновь тягостное ожидание под дверью операционной, вновь с ужасом бьющееся сердце, вновь сверлящие мысли и бесцельное метание по коридору.       — Ну? — бросился он к врачу, когда тот появился из дверей.       — Всё нормально, — устало произнёс Андрей, — только, — он замялся, не зная, как сказать то, что должен, — если кровотечение откроется ещё раз, я буду вынужден удалить матку.       — Нет! Нельзя!       — Она просто не переживёт ещё одну такую же кровопотерю! — отрезал он и, развернувшись, пошёл прочь.

***

      Тридцать шесть часов он провёл у постели жены, не сомкнув глаз ни на минуту, не выпив ни капли воды, не проглотив ни кусочка пищи.       Тридцать шесть часов её глаза, подрагивая, открывались и несколько секунд спустя вновь закрывались.       Тридцать шесть часов он боялся, что кровотечение возобновится, но этого, к счастью, удалось избежать.       Тридцать шесть часов она лежала без движения, погружённая в тяжёлое забытье, и за всё время не издала ни звука: не бредила, не разговаривала, не стонала и не кричала.       Тридцать шесть часов он держал её руки в своих, грея неровным горячим дыханием.       Тридцать шесть часов… Две тысячи сто шестьдесят минут…

***

      Он сидел на стуле, не меняя позы вот уже три часа. Спина и шея затекли, руки и ноги стали деревянными, во рту пересохло, а глаза жгло от проведённого без сна времени. Платон смотрел на Лизу и в то же время сквозь неё, не видя заострившихся черт любимого бледного лица.       Она открыла глаза. Это движение не ускользнуло от его взора, и он взволнованно повернулся к ней всем корпусом, одеревеневшее тело прожгло болью, мужчина охнул. Лиза повернула голову на звук. Окончательно очнувшись, женщина почувствовала острую резь в животе, из её уст вырвался стон.       Земцов набрал номер:       — Она проснулась.       Через несколько минут в палате появился Андрей Васильевич:       — Она что-нибудь говорила? Вы рассказали ей? — вполголоса спросил Дыбенко.       — Нет, она ещё слишком слаба.       — Елизавета Юрьевна, как Вы себя чувствуете?       Женщина улыбнулась уголками губ.       — Вы что-нибудь помните?       Она слегка кивнула головой, это движение вызвало новую боль, Лиза поморщилась.       — Не говори ей ничего, — прошипел Платон, сильно сжав руку врача.       Мужчина кивнул, осмотрел Елизавету Юрьевну и вышел.       — Ты хочешь чего-нибудь? — вместо ответа женщина облизала потрескавшиеся губы.       Платон смочил вату водой и, поднёся ко рту жены, выжал несколько капель ей на язык, она жадно сглотнула, снова приоткрыв губы. Когда он напоил её, она наконец-то смогла произнести несколько слов:       — Что произошло?       — Ты ехала в поликлинику, — осторожно начал Платон, — потом случилась авария, тебя привезли сюда.       Женщина вновь поморщилась.       — Ты что-то помнишь?       — Да, — чуть слышно ответила Лиза.       Он не знал, как сказать ей самое страшное, но, увидев, что она хочет пощупать живот, некрепко сжал её руку и очень тихо произнёс:       — Её больше нет…       Лиза отвернулась, но мужчина различил на её щеке крупную слезу, которая, скатившись вниз, оставила на подушке мокрое пятно. Взглянув на изменивший писк монитор, Платон заметил, что пульс зашкаливает, переведя глаза на жену, увидел, что она беззвучно рыдает, судорожно вдыхая воздух. Земцов взял шприц и вколол успокоительное.

***

      Проснувшись, лежу с закрытыми глазами и прислушиваюсь к писку мониторов, понимая, что мне не приснились его слова. Я чувствую на своей руке сильную мужскую ладонь, а в животе — жгучую резь, но терплю. Я не могу застонать, потому что видела его лицо, потемневшее, измученное и потерянное.       Неожиданно солнечное сплетение простреливает резкая боль от осознания случившегося, я непроизвольно прогибаюсь, чтобы не завизжать, потому что моё воспалённое сознание принимает неизбежность: «ЕЁ БОЛЬШЕ НЕТ». Мне хочется закричать, только сил на это не хватает, и я беззвучно плачу. Как же так? Моя маленькая девочка погибла, не родившись?       Слёзы сжимают горло, мне становится трудно дышать, я шумно пытаюсь вдохнуть, но ничего не выходит. Вдруг чувствую, как по вене бежит струя, а дыхание восстанавливается, я приоткрываю глаза и вижу его взволнованное лицо со следами недавних слёз. Я знаю, что он плакал. Сознание затума......

***

      Я тру глаза рукавом халата, чтобы избавиться от невольных слёз. Убрав руку, замечаю, что она снова задыхается, делаю укол успокоительного. Её тело расслабляется, черты лица смягчаются, Лиза приоткрывает веки и смотрит на меня мутным взглядом. Глаза закрываются, она засыпает.       Я знаю, что ей гораздо тяжелее, чем мне, но не знаю, как ей помочь, как облегчить страдание.

***

      Десять дней спустя Елизавете Юрьевне разрешили садиться.       — Но только по чуть-чуть, потому что риск кровотечения сохраняется, — Дыбенко взял командование в свои руки, понимая, что надеяться на сознательность коллеги Земцова глупо.

***

      — Поговори со мной, — он вздрагивает от неожиданности.       — О чём?       — О нашей малышке.       — Не думаю, что это хорошая идея: тебе больно при мысли об этом, я же вижу.       — Тебе тоже, — она права, ему очень больно, но он же мужчина.       «Мужчине не бывает больно! Земцов, не ври хоть сам себе! Ещё как бывает…»       — Вита Игоревна сказала, что она погибла ещё в утробе.       «Боже, зачем я говорю ей именно эти слова. Но теперь уже нельзя повернуть время вспять…»       — Ты видел её?       — Нет, Дыбенко не пустил меня даже на порог операционной.       — Он правильно сделал, иначе тебе было бы ещё хуже.       «Какая же ты, Лиза, восхитительная! Тебе ведь так больно, ты страдаешь, но при этом жалеешь меня, волнуешься о моих чувствах …»       — Ты восхитительна… — он решился озвучить свои мысли. — Я очень сильно тебя люблю, — тихо добавил Земцов.       Мужчина сел на край кровати, осторожно приподнял жену, посадив к себе на колени. Нежно обнял за плечи, поглаживая по голове. Это простое прикосновение сломало барьер, глаза защипало, и Лиза, по-детски свернувшись в объятиях мужа и уткнувшись носом в ложбинку на шее, заплакала, давая, наконец, выход боли.

***

      Месяц спустя её выписали домой.       — Помните, что Елизавете Юрьевне нельзя долго ходить, поднимать тяжёлое и вообще напрягаться. Вашей жене, Платон Ильич, показан постельный режим, — парадом вновь командовал Дыбенко.       Оказавшись на улице, Лиза слабо улыбнулась. Был конец февраля, стояла морозная погода, с неба сыпал снег, заглушая окружающие звуки. Платон, поддерживая под руку, повел супругу к такси.       — Нет! — вскрикнула побледневшая женщина. — Я ни за что не поеду в машине! Нет! Нет! Нет! Я не могу!       Земцов расплатился с водителем и набрал номер:       — Андрей Васильевич, можно кресло-каталку одолжить? Лиза не может ехать в такси. Спасибо, — он нажал отбой.       Через пару минут на крыльце появился Дыбенко с каталкой. Осторожно усадив жену в кресло, Платон поблагодарил друга и медленно пошёл в сторону дома.       Вернувшись в родную квартиру, Лиза вспомнила про детей и поняла, что соскучилась:       — А где Артёмка и Валери?       — Их сейчас Саша Николаев привезёт, они жили с ним всё это время.       В дверь позвонили. Земцов открыл, и вбежавшие в квартиру дети бросились к маме. Женщина, обнимая своих малышей, улыбалась, а потом вдруг заплакала. Николаев, вошедший в комнату, заметил её слёзы и кивнул Платону, который взял детей за руки и отвёл в детскую. Вернувшись, он присел на корточки возле жены:       — Тише, тише… Лиза, родная моя, чего ты? Швы болят? — мужчина прекрасно знал, что она не стала бы плакать из-за таких пустяков, но почему-то всё равно спросил.       — Малышка… — только и смогла произнести женщина.       Саша принёс из кухни стакан воды. Лиза стала жадно пить, с шумом глотая воду. Успокоившись, она смущённо опустила глаза и тихо сказала:       — Прости…       — Ну, что ты? За что извиняешься? Если хочется, ты плачь. Так ведь… — Платон замолчал, потому что горло сжалось, не давая произнести хоть один звук.       Справившись со спазмом, он договорил:       — Так ведь легче.

***

      Прошло ещё четыре месяца. Лиза плакала теперь гораздо реже, только по ночам всё ещё иногда просыпалась от страха, когда видела во сне аварию. Тогда она резко садилась в кровати и долго потом всхлипывала на плече мужа, возвращаясь в реальность.       Платон вернулся на работу, но не оставался на ночные дежурства. Дети постепенно привыкли к тому, что мама стала какой-то потерянной, но папа говорил, что она всё равно их сильно любит, и они верили.       Лиза стала гулять во дворе, а иногда с мужем и детьми ходила в городской парк. Всё вроде бы налаживалось, но не становилось прежним.

***

      Пять месяцев спустя Земцов сидел в своём кабинете, ожидая очередную пациентку. В кармане зажужжал телефон. Дисплей сообщил: «Дом». Платон принял вызов:       — Да. Как ушла, Артём?! — сердце гулко забилось. — И ты только сейчас мне звонишь? Что она сказала няне? В магазин? Давно? Ладно, спасибо, сынок. Ждите.       Бросив трубку на стол, быстро снял халат, переоделся и выскочил из кабинета. Пробегая мимо ресепшена, крикнул:       — Вита Игоревна, я ухожу, — заметив удивление на лице старшей акушерки, добавил, — Лиза пропала.       Полупанова ахнула, но он не видел этого, потому что скрылся за дверью.

***

      — Лиза, родная моя, поплачь, поплачь, милая… — тихо твердил мужчина, поглаживая жену по голове.       — Платон, я так не могу… Я всё время вспоминаю… — шептала женщина в бежевом пальто в шею мужчине, стоящему на коленях. — Мне снится…эта авария… Мне страшно… Платон… Что же делать?       — Но всё ведь уже было хорошо. Разве нет?       — Было… А теперь… Я хотела бы забеременеть снова, но я боюсь, боюсь, что потеряю ещё одного ребёнка… — она стала всхлипывать сильнее.       — Ну, тише, тише. Всё нормально, успокойся. Когда ты будешь к этому готова, мы что-нибудь придумаем. Хорошо? — он отстранился, взял её лицо в свои руки и заглянул в блестящие глаза. — Ты веришь мне?       Она молча кивнула. О недавних слезах теперь напоминали лишь мокрые дорожки на щеках, которые мужчина осторожно вытирал пальцем. Через полчаса старая облезлая лавочка, затаившаяся в кустах городского парка, опустела. Мужчина в сером расстёгнутом полупальто бережно обнимал за талию женщину с короткими светлыми волосами.