Другой

      Знаешь, Бен, твои слабость и неуверенность когда-нибудь просто-напросто раздавят твою жизнь, кинут счастье в помойное ведро, легко бросив твою мечту в руки кому-нибудь другому, кому-то, кто будет готов заявить на нее свои права всем вокруг. А ты будешь стоять где-нибудь поблизости и неназойливо, аккуратно интересоваться у них, как же это произошло.       Сколько ты уже мнешься, стоя у нужного здания и никак не решаясь войти? Час? Два? А может, больше? Твои мысли съедают время в просто грандиозном количестве. Только вот оно у тебя вовсе не бесконечно, и ты давно уже опоздал, приходя к ней уже не для того, чтобы объясниться в давней любви, а для того, чтобы понять, когда и как твое дружеское (с намеками на сближение) плечо, заменило плечо того, чьи отношения с ней намного, намного более близки.       Тебе бы надо выступить, выбежать вперед, к ней, к твоей Мэл, как только ты начал замечать первые признаки приближающейся потери, да вот только ты не решился, побоялся посмотреть правде в глаза, поверить собственным мыслям, которые, по-твоему, никак не могли быть правильными, ты просто покорно ждал, сидя на скамейке возле ее дома, пока твоя неуверенность, стоя рядом с тобой, жадно облизывала пальцы, прося добавки в виде твоих сомнений.       Ты ждал, а она все не приходила, на следующий день при неизбежной встрече в школе одаривая тебя глупыми отговорками, в правдивости которых убедить себя не получалось порой даже тебе, хотя ты и пытался, долго и настойчиво, самостоятельно, не утруждая ее, додумывая необходимые детали.       А дальше стало хуже. Она перестала придумывать хоть какие-то оправдания, стала настойчиво тебя избегать, а если вдруг тебе все же удавалось поймать ее где-нибудь в коридоре, не переставала тревожно оглядываться, будто бы боясь, что кто-то застанет ее с тобой, что кто-то неверно все поймет, что ее встреча с когда-то самым близким ее другом может кому-то совсем не понравиться, кому-то, кто наверняка был ей небезразличен. Она стала красить губы яркой помадой, хотя раньше твердила, что от косметики ее тошнит, слегка отрастила волосы и покрасилась в безумный фиолетовый цвет, стала носить закрытую одежду и одержимо искать кого-то взглядом в коридорах, упрямо отворачиваясь от тебя.       И тут ты, конечно, уже не мог не признать, как бы ни хотелось тебе сбежать от этой мысли, что она теперь недоступна, что у нее появился кто-то, ради кого она так резко поменялась. Хотя, несмотря на эти ранящие признаки и собственную почти-уверенность, крохотная надежда все еще брезжилась где-то на задворках, и именно ради нее, ради этой маленькой зазнобы, ты раз за разом отказывался от того самого серьезного разговора, который надежно расставил бы все точки над «i», практически неизбежно разбив твою хрустальную мечту о любви на тысячи тонких острых осколков, о которые хрупкому сердцу чересчур легко пораниться, чего твоя природная осторожность из всех сил пыталась не допустить.       И ты просто оставил все как есть, ежедневно терпеливо дожидаясь призрачной возможности будто бы случайно встретиться с ней на дороге к школе, перекинуться парой уже ничего не значащих фраз, заглянуть ей в глаза, пусть даже они будут красными и припухшими от бессонной ночи, наверняка проведенной за прогулками или переписками с тем, кто забрал ее у тебя, поймать ее непривычно робкую улыбку, а потом, попрощавшись, долго глядеть ей вслед, думая о том, что совсем скоро ты непременно начнешь бороться за ее любовь, бороться, как храбрый рыцарь, отважный принц, с тем жутким, страшным, непременно зеленым драконом, который попытался забрать ее у тебя. Вот только наберешься немножко уверенности и сразу начнешь.       Но ты, конечно же, не успел. Через некоторое время прекратились и эти мимолетные встречи: она просто перестала появляться в школе. Ты метался по улицам, словно раненый зверь, не зная, совершенно не понимая, что тебе делать, раз за разом неизбежно возвращаясь к ее злополучному дому. Однажды даже набрался смелости и позвонил к ней в дверь — тебе никто не открыл, хотя из квартиры и доносились какие-то странные звуки, которые нелепо проскребли по твоему сердцу.       День приходил за днем, постепенно подводя тебя к границе твоих страхов, когда, привычно подойдя холодным вечером к ее дому, ты неожиданно заметил хрупкую трясущуюся фигурку, сидящую на той самой скамейке, на которой ты провел безумное количество глупых часов ожидания, фигурку, нервно раскачивающуюся из стороны в сторону, беспрестанно теребящую густые фиолетовые волосы. Казалось, в ту минуту ты забыл все свои страхи и сомнения и в мгновение ока оказался рядом с ней. Она была расстроена чем-то до невозможности, расстроена настолько, что при малейшей попытки сказать что-то изо рта у нее вырывались одни рыдания. Ты все пытался хоть как-то ее успокоить. Помнишь, как она смотрела на тебя в эти минуты? Ты, как истинный рыцарь, укрыл ее своей курткой и повел ее обратно домой, в тепло, где ее уже ждала ее мать, встретившая девушку испуганным взглядом. Она пообещала разобраться во всем, позаботиться о ней, а тебе велела идти домой. Ты, наверное, никогда не забудешь той минуты, не забудешь странно умоляющего взгляда Мэл. Тогда ты был абсолютно уверен в том, что теперь-то все будет хорошо, что ты непременно поможешь ей, вырвешь ее из лап дракона, чего бы это тебе ни стоило.       А на следующий день тебе сообщили, что Мэл в психушке, доведенная буквально до сумасшествия своей собственной матерью, той самой женщиной, которой ты вчера сдал ее на руки после ее почти что побега. Каково же тебе было осознавать, что все эти длинные кофты и отрощенные волосы были вовсе не попыткой угодить новому возлюбленному, а средством, с помощью которого она скрывала синяки на руках и шее? А с помощью красной помады она стремилась вовсе не привлечь чье-то внимание, а замаскировать прокушенные в кровь губы? Каково было понимать, что вся эта дерганность, настороженность, тревожность были лишь проявлением страха, постепенно переходящего в полноценную манию преследования?       И насколько больно знать, что все это ты мог бы предотвратить, преодолев только свою чертову нерешительность, задав ей один-единственный вопрос?       И вот теперь ты стоишь перед зданием психбольницы, преодолевая страх и боль, чтобы снова войти к ней в палату и увидеть ее такой, какой она стала благодаря тебе, прекрасно зная, что она тебя ждет, ждет с самого начала, каждый день. И вот теперь ты точно готов за нее бороться, но что делать, если тот страшный зеленый дракон теперь в ее собственной голове? Ты этого пока не знаешь и не уверен в том, что когда-либо найдешь ответ.       Знаешь, Бен, твои слабость и неуверенность когда-нибудь просто-напросто раздавят твою жизнь. А может быть, они уже сделали это?