Слуга всех классов

Апокриф — один из легендарных планов Обливиона, принадлежащий Хермма Морре — одному из самых могущественных и старейших Даэдрических Принцев. Здесь хранились абсолютно все знания: прошлого, будущего и которые вовсе не могли существовать. Это место выглядело как огромная библиотека с уходящими в небо бесконечными полками с книгами, которые все без исключения были покрыты чёрной обложкой. Это место пугало ни столько таинственностью, сколько своей ужасающей непознанностью.       И сейчас через этот безграничный план летел огромный змеевидный дракон, неся на своей габаритной шее всадника в кожаном капюшоне и одеждах с меховой окантовкой. Наездника выделяли неестественно длинные уши и бледноватый цвет кожи. Звали его Даникфалил. Он был представителем расы Снежных Эльфов, почти вымершей со времён конца меретической эры. Эльф хмурым взглядом взирал на вершину Апокрифа, куда и держал курс.       Наконец достигнув своей цели, дракон приземлился, создав при этом небольшое землетрясение. Даник слез с шеи змеевидного дова, ранее покорённого Ту’умом «Подчинение воли», и взглянул на мужчину в золотой Маске с узкими вырезами для глаз, носившим довольно потрёпанные одежды, отдалённо напоминающие робу. Он медленно подходил к наезднику, при этом аплодируя ему, желая показать своё полное превосходство и контроль над ситуацией. — Надо же, Саротар, я разочарован, не думал, что воля твоя так слаба, — в ответ дракон лишь неразборчиво зарычал — Хм, но что ж, позволь мне поприветствовать тебя Довакин… Ха! Последний и Первый Драконорожденные встретились наконец лицом к лицу. Но прежде чем мы начнём, мер, я задам тебе вопрос. Осознаёшь ли ты, что для Хермеуса не больше чем пеш…       Но договорить ему не дали. Даник, временно растворяя руку в бушующих потоках маны, что в Апокрифе имели невероятную плотность, воплотил у себя в руке один из посохов зачарованных на магию раздела школы разрушения. Вытянув руку с посохом вперёд, он использовал заклятье «Дезинтеграция» и тут же запустил огромную природную молнию, испаряющую все на своем пути, в противника.       Как только атака нашла свою цель, прогремел большой взрыв, заполонивший почти всю вершину Апокрифа. Из-за поднявшийся пыли, казалось, не было видно ничего. Даже Саротар со своим обострённым чутьём временно затерялся в этом облаке. — Я не собираюсь слушать твою болтовню, Мираак, а лишь желаю исполнить предначертанное мне судьбой, как последний носитель дара Ауриэля — сказал Даник, смотря, как из постепенно ложащейся пыльной завесы выходит его противник.       В ответ Мираак лишь громко засмеялся. — Судьба? Судьба?! Ты идиот? Как только ты заключил договор с Хермеусом, твоя судьба стала принадлежать только ему! Ха-ха-ха! Очнись, Мер! У тебя больше не осталось твоего Бога, и дар крови твой теперь всецело в руках Садовника Людей — говорил Мирак, формируя у себя в ладонях сферы пламени и молнии. — Что ж, таков мой путь — сохраняя хладнокровие, мгновенно силой воли эльф отправил своё сознание за грань реальности в одно из подпространств Обливиона. Он призвал из глубин Забвения с помощью заклятья школы Колдовства пять низших даэдротов, благо нахождение в Апокрифе этому очень хорошо способствовало.       И тогда начался бой, но ни одна сторона не хотела уступать другой. Всё пространство, казалось, трещало по швам от невероятной силы двух носителей дара Акатоша. В итоге Вершина Апокрифа была полностью разрушена. Абсолютно всё было уничтожено на ближайшие сотни километров. Где-то неподалеку были видны скелеты трёх могущественных существ ранее называемых драконами, жизни и души которых были использованы как расходный материал.       В центре же сего апофеоза, всё ещё стояли двое раненых драконорожденных. Как ни странно, именно Мираак был относительно в порядке, ведь у него по сравнению с Даником не было переломов большей части тела и обилия открытых ран. Лишь небольшие ушибы и порезы не более, которые уже благополучно регенерировали.       Снежный Эльф, напротив, буквально истекал кровью. Будучи даже не в состоянии двинуться, он просто лежал. У него не было сил, чтобы даже использовать, одно из самых низкопробных заклятий школы восстановления — «Лечение».       Восстановившись, Мираак подошёл к своему лежащему оппоненту, и сильно впечатал свою ногу в его голову, создав ударную волну приличных размеров. Он поднял мера рукой за шею, на уровень своих глаз, в которых ясно просвечивалось презрение. — Агх — застонал от боли Даник. — Я говорил тебе Довакин, что Ауриэль больше не с тобой… — Мираак на секунду задумался –…но я признаю ты достойный «Язык», твой голос по праву может считаться сильнейшим из всех, которых я когда-либо встречал. Но ты пошёл против меня, поэтому твоя судьба была с самого начала предрешена, и теперь, устранив тебя, я благополучно смогу вернуться назад. И Нирн снова вспомнит обо мне — создав у себя в руке свой верный клинок, выглядящий как странный переплёт щупалец, Мираак уже хотел было замахнуться, чтобы снести голову Последнему Драконорожденному, как ощутил, что его тело пронзает острой болью. Взглянув на Даника он заметил, что тот ехидно улыбается. Посмотрев на место откуда исходила боль, он обнаружил, что мер пронзил его живот серебряным кинжалом с изогнутой рукоятью, украшенной прекрасным чёрным жемчугом. Мираак в ужасе взирал на свою рану…он знал что это за клинок. — Бритва Мерхунеса… Проклятый эльф! — попытался он было уже наконец прикончить Дова, как его тело рухнуло, словно марионетка с отрубленными нитями, отбросив Даника обратно на землю вместе с его Бритвой. — А я говорил тебе, Мираак, что я не собираюсь слушать твою болтовню…Охх — улыбаясь сказал Даник, хватаясь за рану, которую оставил ему Мираак ударом ноги. В целом его состояние оставляло желать лучшего — несколько открытых переломов, сотрясения, внутренние кровотечения. Он бы смог достать пару микстур лечения и регенерации и в итоге исцелиться, но почти все его кости были перемолоты в труху, не говоря уже о внутренних органах, четверть которых была раздавлена всмятку. Все свои последние силы он потратил на этот решающий удар. Можно сказать Даникфалил был жив сейчас только благодаря своей невероятной силе воли и чрезмерной живучести Дова. — Кха-кха… Печалит тот факт, что я всё же всех подвёл. Ну по крайней мере умер достойно — испустив свой дух, он произнёс последние слова, так и продолжая улыбаться.