привязанность сильнее.

Максим помнит ту секунду, как она только зашла. он даже точно сейчас не вспомнит, по какому случаю был тот праздник, где было дохренище народу и фотографов. в его руке тогда начал дрожать стакан с паршивым, но очень дорогим виски. неудобный пиджак начал давить на плечи, а она улыбалась, как будто внутри неё все было идеально. но он ведь знал, что ей ещё хуже, чем ему, что её разрывает от одних взглядов и щелчков камер, что ей бежать хочется, не видя ничего на своём пути, но она стоит. за это он её всегда любил. непоколебимый характер и безупречная стойкость, неподвластная никому. способность улыбаться, когда у тебя внутри тысячи ураганов и ахуенно масштабный шторм, что вот-вот разрушит твои лёгкие и доберётся до кусочков разбитого сердца. ей гордость не позволяла показать себя слабой, дать людям усомниться в её внутренней силе, которой на самом то деле было совсем немного. её хватало лишь на прекрасный внешний вид, а внутри все рушилось с возрастающей прогрессией, и она не могла это остановить. а Максим продолжал стоять, засунув руку в карман новых брюк, которые он конечно же ненавидел. дерьмовое пойло выглядело отвратительно и не вызывало никакого желания выпить, но он отошёл к длинному столу, чтобы не выглядеть полным идиотом, застывшим посреди зала. было много людей, вопросов, снимков, взглядов. особенно взглядов, среди которых лишь раз мелькнул темно карий. с такой улыбкой ей надо было встать на ковровой дорожке, но она стояла в каком-то ресторане Москвы, куда вряд ли пойдёт ещё раз. возле неё стоял мужчина, за которого она пыталась спрятаться всякий раз, когда боль накрывала с головой. как жаль, что это замечал только блондин. те резкие порывы рук и быстрый испуганный взгляд. ему было больно, и он не скрывал. всегда печально видеть, как из-за тебя страдает человек, которого ты до сих пор, мать твою, не можешь забыть. разойтись то - разошлись, а вот отпустить друг друга забыли. у Свободы теперь музыка на первом в важных и какие-то несчастные каждую ночь, у Кристины учёба в приоритете и тысяча попыток его забыть, которые никак не могут увенчаться успехом, потому что он слишком глубоко внутри поселился, без права быть забытым. было невыносимо тяжело, потому что каждый твой неверный взгляд через секунду опубликуют в новостях с каким-нибудь дурацким заголовком. никто же не хочет разобраться в происходящем. люди любят экшен, сплетни, грязь и похоть. это неизменно сейчас и будет до конца гребанного мира. — мы могли бы пойти домой? — рядом стояла блондинка в шикарном, чёрном платье. Анисимов до сих пор не понимает, почему потащил с собой именно её, может потому что её номер единственных сохранился в его телефоне, а может потому что он в очередной раз решил показать Кошелевой, что от его прежних вкусов ничего не осталось. — ты можешь валить, куда хочешь. — он искусно разбивал сердца, ломая словами до потери пульса. у него было хобби - делать людям больно, и он не хотел его бросать. брюнетка продолжала стоять рядом с мужчиной, поправляя тёмное каре и стараясь прятать взгляд, в котором открыто читались все её мысли и переживания. да у неё на лбу была бегущая строка: «привет, как дела? я все ещё люблю тебя» Максим тихо поставил стакан на стол и направился в сторону чёрного выхода, где обычно собирались гопники или бомжи, которых сегодня, к счастью, не было. холодный воздух забирался под белую рубашку, а голова начала болеть от этого дерьма, которое бармен всем советовал, расставляя на столы. — как ты? — голос дрожал и даже неудивительно, Кристина не из робкого десятка, но разговаривать никогда не умела. её можно было читать, как открытую книгу, но Максим больше не хотел. — нормально, иди внутрь. холодно. — она же никогда не заботилась о своём здоровье, и даже после расставания, этим приходится заниматься блондину, что не шибко то и радует. — нет. — уйти - значит сдаться и потерять последний шанс, именно так всегда рассуждала брюнетка, если ты не хочешь, уходить нельзя. — упертая. ничего не меняется. — он лишь закатил глаза, выпуская очередной клубок белого дыма, а потом снял неудобный пиджак, кидая его на хрупкие плечи. «сволочь под прикрытием», так его называл Трущев после подобных выходок, потому что натура Анисимова не была предназначена для джентльменства. — почему ты не отвечаешь на мои звонки? — Максим не любил таких вопросов, ему не в радость было объяснять свои состояния в тот или иной момент, поэтому он всегда молчал в подобных ситуациях. — мне нечего было тебе ответить. — это была последняя возможность расставить вместо запятых точки. — а сейчас? — ты мне не по карману. — его губы скривились в горькой ухмылке, и он ещё раз потянул сигарету к лицу, зная, что сейчас переламывает ей все кости. заново. — так говоришь, как будто я какая-то шлюха. — в глазах уже не было слёз, чтобы банально поплакать. сейчас страдала душа, и это было в тысячу раз больнее. это словно тебе в глотку заливают расскаленный метал, но ты молчишь, потому что у тебя, чёрт возьми, нет больше сил на крики и слова. — я ни слова не сказал про деньги. я эмоционально тебя не вывожу. — и это была чистой воды правда, ведь у Кошелевой огромный спектор эмоций на каждую секунду своей жизни, а Максим уже выбрал только два состояния: хорошо и плохо. — что мне нужно сделать, чтобы ты понял, насколько мне без тебя плохо? — уходи. столько пустоты в глазах напротив она ещё не видела никогда, поэтому просто скинула чужую вещь на холодную землю и ушла обратно, гордо выпрямив спину. нужно же иногда давать себе быть слабой, когда никто не видит, но лучше бы ей в тот момент послать его к чёрту, а не сдаться и выйти потом назад. потому что привязанность сильнее всякой любви. любовь делает больно, привязанность убивает.