Танец в свете луны

      Задолго до того, как на нее обрушился весь этот ужас, Мина увидела это во сне.       Примечательно, но сон этот даже не был кошмаром.       Она стояла посреди сумрачного бального зала. Пол под ногами Вильгельмины был выложен черно-белой плиткой, ряды которой тянулись к вжавшимся в стены, будто застенчивые барышни, колоннам, чьи вершины устремлялись ввысь и терялись где-то в густой непроницаемой темноте под сводом.       Единственным источником света, который не давал залу погрузиться в полнейшую тьму, была луна, чье сияние струилось серебряными ручьями сквозь окна, заливая плитку, спускаясь водопадами по стенам.       Каждая деталь настойчиво врезалась в сознание, поражая своей четкостью, в сравнении с которой другие сны, которые она когда-либо видела, казались размытыми картинками, мелькавшими перед глазами слишком быстро, чтобы рассмотреть хоть одну как следует.       Когда из потонувшего во мраке коридора повеяло туманом, Мина ощутила, как ее сердце забилось быстрее, но не столько от страха, сколько от какого-то неясного предвкушения чего-то одновременно пугающего и долгожданного.       Где-то вдалеке протяжно завыл волк. Мина невольно повернула голову к окну, но в ту же секунду со стороны туманного коридора раздался глубокий мужской голос:       — Не пугайтесь, юная леди. Это всего лишь волки разговаривают с луной. Звуки доносятся из леса далеко отсюда, в ночи как эта любой шорох разносится на несколько миль.       Обладатель хрипловатого, с томной ленцой голоса стоял на границе серебристой полоски лунного света. Несмотря на то, что облик его был частично скрыт причудливыми тенями, в неверном свечении, струившемся из окон, Мина различила резко очерченные скулы, орлиный нос, полные губы, чей нестесственно алый цвет не мог заглушить даже черно-серый сумрак ночи, и поблескивавшие отраженным лунным светом глаза.       Незнакомец приблизился к остолбеневшей было Вильгельмине, легко поклонился, и протянул ей руку в бордовой бархатной перчатке:       — Могу ли я пригласить вас нас танец, юная леди?       Мина в ответ молча, словно не по своей воле, подала ему руку.       Пройдя несколько шагов танца, Вильгельмина спросила тихонько, еле слышным шепотом:       — А от чего голоса волков так печальны?       — Ах, юная леди, разве вы не знаете? - промурлыкал незнакомец. - Говорят, что когда-то те волки, что воют на луну, были людьми. Они плачут, потому больше не могут спать в своих мягких постелях, набивать свои животы изысканными яствами, и, что самое печальное, не могут любить. Они обречены на вечное одиночество, поэтому их песни так грустны... Однако вы плачете, милая моя.       Мина и в правду не заметила, что по ее щеке катится слеза, пока незнакомец не провел пальцем по ее щеке, смахивая горячую каплю.       — Вы очень чувствительны, юная леди. Вам не стоит принимать все так близко к сердцу. Мы с вами должны радоваться тому, что можем вот так вот танцевать вместе. Вдвоем же совсем не одиноко, так ведь?       Мина взглянула в лицо незнакомцу и улыбнулась. В ответ его уголки рта растянулись в ухмылке, обнажая блеснувшие в свете луны клыки. Девушка же завороженно смотрела в бездонные черные колодцы его глаз, обрамленных в уголках веером деликатных маленьких морщинок.       Несколько минут они в полной тишине кружили по залу, и с каждым па танца Вильгельмину охватывало необъяснимое упоение, будто бы она несется в запряженной четверкой добрых коней пролетке, все быстрее и быстрее.       Незнакомец действовал на нее дурманяще, притупляя нервные окончания, словно приторно-сладко пахнущий анестетик, которым доктора пропитывали платки, чтобы затем приложить к лицу страдающего от боли пациента.       Именно таким пациентом чувстовала себя Вильгельмина: все ее тревоги будто бы отступили, уступая место бурлящему восторгу. У нее кружилась голова, и порой ей казалось, что она танцует совсем не в мрачном зале, а в его освещенном тысячами свечей двойнике, все вокруг искрит позолотой, и рядом кружатся сотни других пар...       Возможно, это впечатление создавалось из-за огромного зеркала в резной раме у одной из стен, мимо которого пара то и дело проносилась.       Мине стало любопытно, как же их танец выглядит со стороны. Должно быть, это невероятное зрелище!       Девушка улучила момент, когда незнакомец провел ее, словно невесомую пушинку, мимо зеркала, и заглянула в него.       Зрелище заставило ее сердце заколотится как бешеное, и Мина не сразу осознала, что они больше не двигаются. В зеркале отражалось ее бледное лицо и белые, будто мрамор, руки, тело, будто бы обвисшее на руке партнера, но не было ни следа незнакомца с бездонными глазами.       Последнее, что Вильгельмина услышала, прежде чем проснуться, это восхищенный голос голос с небольшой хрипотцой:       — Вы так прекрасны в лунном свете, милая моя, будто жемчужина. Как бы я хотел, чтобы вы остались со мной навсегда. Ничего страшного, мы с вами еще встретимся.