Четырнадцать дней, которые нас изменили

«Слова ничего не значат»       Помню, как однажды сказала себе: «Я обязательно стану сильной!», – это было ещё в детстве. Помню, как старалась сделать хоть что-то для своей защиты. Помню, как рыдала, и рыдала, и рыдала… просто не могла ничего другого. И все повторяла: «стану сильной… стану сильной».       Так вот, не стала.       Моя жизнь – сплошной кошмар, и всё, что я могу – испытывать жалость к себе. Больше ничего.       За восемнадцать лет жизни я так ничему и не научилась. Всё всегда решается за меня. Мама привезла меня в Америку, хотя я хотела остаться с папой в Японии. Кому какая разница, чего я хочу. Меня даже не спрашивали. Ну и ладно. Я смиренна и покорна. Я удобна для окружающих.       Американцы это ценят. Это во мне полюбил Мэтт. Он хороший. Он меня берет в жены. Я должна быть ему благодарна.       Но ты не хочешь этого.       Хочу! Очень хочу быть женой. Быть любимой. Мэтью может дарить любовь.       Он не дарит тепла. Ты его не любишь. Ты не хочешь этого.       Замолчи!       — Эй, Шина, — Мэтт неожиданно возник за спиной, — о чем задумалась?       Он всегда появляется и уходит неожиданно. Всегда пугает меня. Ему это весело. Я тоже смеюсь, мне тоже смешно... иногда.       Я отложила пиджак. Раскрытый чемодан передо мной угнетал. Я не хотела лететь. Мне страшно. Я не могу оставить здесь всё, пускай сейчас летние каникулы. Самый разгар июня. Скоро мой день рождения, первого августа. Я не могу все планы бросить и лететь к папе, которого не видела уже целых пять лет.       На этом настаивала моя американская бабушка. Она хотела, чтобы все было честно.       — Ши-ина, — Мэтт все еще ждал от меня ответа.       Я не могла ответить. Это трудно, перейти с молчания на диалог.       — П-п-прости, я-я… н-ни-ничего… П-пр-ро-сто собираю ве-вещи.       Твоя речь больше похожа на вечное спотыкание.       Мне логопед советовал тянуть слова.       Когда ты их тянешь – похожа на ослика.       Замолчи!       — Понятно, — Мэтт выхватил пиджак из моих рук и развернул его. — О-о, это тот самый, в котором ты придешь на выпускной вечер?       Я хотела выйти в нем замуж.       — Д-да.       — Лучше не бери его. Он выглядит ужасно для Японии. — Мэтт отшвырнул вещь в корзину для белья и хмыкнул: — А вот кружевное белье возьми. Мы ведь будем в том доме совсем одни, да?       Он обнял меня сзади, прислонив ладони к животу. Я вздрогнула и вздохнула, чуть улыбнувшись.       Нехотя. Тебе это неприятно.       Замолчи!       — Значит, я наконец-то смогу с тобой развлечься по-настоящему. — Продолжил ухмыляться Мэтт. Он прикусил мою шею, игриво запустив свои руки под мою толстовку. Я ничего не делала, продолжая смотреть на раскрытый чемодан. — Кстати, дорогая… твой настоящий отец не будет против, если мы посетим его в последний день? В Японии должно быть куча мест, в которых можно зависнуть.       Ты хочешь увидеть отца. Скажи ему.       Нет! Пусть Мэтью решает! Он старше. Ему виднее.       — Д-д-дума-аю, что н-нет, — ответила я, еще раз улыбнувшись и повернувшись лицом к жениху.       Он выглядел очень довольным: зеленые глаза сощурены, тонкие губы расплылись в полуулыбке, ямочки на щеках еле виднелись. Я, наверное, выглядела хмуро, как всегда.       Стоило улыбнуться еще раз, но я не стала.       — Н-нужно пос-спешить.       — Ты права, куколка.       Мэтт покинул мою комнату, а я еще раз кинула взгляд на чемодан.       Что-то забыла. Как всегда.       Ничего не забыла. Все на месте!       Возьми тот пиджак. Мэтт не узнает.       Не буду! И вообще – заткнись! Твои слова ничего для меня не значат.       Ты просто меня боишься, Арисава-сан.       Я присела на край кровати и прикрыла лицо руками.       Тяжесть давила на грудь. Хотелось заплакать, снова, но страх, что соседка по комнате может вернуться в любой момент, заставлял сдерживаться.       Не хочу в Японию. Там – ненавистное прошлое. Там – все издевательства, там – настоящая я, мое искалеченное детство и изуродованное тельце.       Мое прошлое и будущее.       От решения Арисавы-ото-сана зависит всё.       Хоть бы не благословил.       Замолчи…