Момент освобождения

— Я приду в додзё после школы. Мама работает допоздна, так что, может, перекусим бургерами в вашей любимой закусочной? До скорого. Лицо Джонни исказилось от боли, когда он опустил телефон. Мужчина стоял у двери, вплотную, его взгляд размывался, когда он смотрел на Мигеля сквозь стекло. Его вида, лежащего на больничной койке, было достаточно, чтобы сломать самого сильного человека: плотный шейный корсет, вставленные в нос трубки… Кармен рассказала, что это Робби толкнул мальчика за перила. От такой новости закружилась голова, Джонни никогда и не подумал бы, что Робби способен на нечто подобное. Родной сын, его плоть и кровь. Он оглянулся, внезапно возненавидев всё в этом месте, от флуоресцентных ламп до белого линолеума. Страх и злость сплелись в нём, словно он хватался за ниточку. Но сильнее данного коктейля эмоций была ненависть к самому себе, настолько яркая, что хотелось напиться до смерти. Это было единственным, о чем он мог думать по пути к лифту. Серебряные стены отражали свет потолка, неприятно бивший в глаза. Джонни нажал на кнопку первого этажа, сердце колотилось где-то в горле. Когда двери почти закрылись, на входе появилась фигура. Дэниел. От его вида Джонни скрипнул зубами. Он слышал о Саманте, она приняла немалое участие в битве. Это объясняло, почему Дэниел выглядел таким подавленным, побледневшим, с воспалёнными от слез глазами. Они пристально смотрели друг на друга, пока Дэниел не вздохнул коротко и не вошёл внутрь. Двери закрылись, и мужчины остались наедине. Джонни сжимал кулаки, в надежде на то, что Дэниел ничего не скажет. Он думал, что не вытерпит. Он просто хотел добраться до машины, в багажнике завалялась бутылка скотча, в ожидании, когда он утопит в ней свою скорбь. Джонни смотрел на табло лифта — уже второй этаж, и вдруг Дэниел надавил своим пальцем на кнопку остановки. Лифт резко дернулся и застыл. Дэниел медленно обернулся, отчего всё тело Джонни напряглось. Его глаза сфокусировались на сопернике: щенячий взгляд, морщинка между бровей и сочувственная улыбка на губах. — Эй, — начал Дэниел мягко, и его пальцы коснулись локтя Джонни. Всего лишь невесомое прикосновение пошатнуло весь самоконтроль, готовый исчезнуть в любой момент. И он исчез. Джонни ударил его. Кулак пришелся на острый угол челюсти, и он собирался ударить ещё раз, но Дэниел очнулся быстрее, чем ожидалось, блокировав удар и уперев локоть в его щёку. Джонни хмыкнул, когда его голова врезалась в стенную панель, звёздочки вспыхнули перед глазами. Он моргнул несколько раз, в попытке понять происходящее. Привкус крови на кончике языка, а Дэниел прижимал предплечье к его груди. Губы противника шевелились, но пульс в ушах заглушал его слова. — …Пытаюсь помочь тебе, — голос Дэниела слышен словно через подушку. Джонни ударил его головой в лицо, отчего мужчина отшатнулся и грохнулся на пол, раскинув длинные ноги. Ноздри Джонни раздувались от гнева, он опустился на одно колено и схватил Ларуссо за рубашку. — Ты не можешь мне помочь, придурок. Если Мигель умрет, виноват я, — процедил Джонни. Он был зол от того, как ломался его собственный голос, от того, как слова рвались из горла, словно зазубренные лезвия. — Ты хоть представляешь, каково это? Морщины на лбу Дэниела стали глубже. В его глазах все еще читалось замешательство, будто он не до конца оправился от удара по лицу: несмотря на это, жалость омрачила его черты. Джонни сходил с ума, хотелось сбить с него это выражение. Стиснув кулак, он вновь замахнулся, готовый вновь нанести удар… Но не стал. Соль, горячая, жгучая, уже подступила к горлу. Джонни судорожно проглотил ее, отчего слезы навернулись уже на глаза. Челюсть Дэниела сжалась, затем он снова поднял руку. Джонни предупреждающе зарычал, но на этот раз соперник не отступил, настойчиво потянув его за локоть, заставляя приблизиться. Желание броситься в атаку вскипело с новой силой, Джонни хотелось закричать: «Не смей, блять, трогать меня, Ларуссо!» — но когда он открыл свой рот, вырваться из него смог лишь сдавленный звук. Он повалился, словно срубленное дерево, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя. Слёзы жгли веки, словно кислота. Руки Дэниела крепко обхватили его, и этого было достаточно, чтобы прорвать плотину. Джонни стиснул зубы, но всхлип всё же вырвался наружу. Он уткнулся лицом в чужое плечо, грудь вздымалась с каждым рваным звуком, вырывающимся из его горла. А потом Дэниел низко прошелестел, и в любое другое время Джонни бы снова ему врезал, но вместо этого всё тело содрогнулось, мурашки пробежались от головы до пят, он прижался сильнее. Чужая рука прошлась по спине и остановилась на затылке, успокаивая. — Робби был моим учеником, — сказал Дэниел, и Джонни услышал дрожь в его голосе. — Думаешь, каково мне? Джонни чуть не подавился слезами. Они сидели так некоторое время, Лоуренс старался сдерживать каждый всхлип — безуспешно. Когда его рыдания сошли на нет, казалось, что вся энергия покинула его тело. Дэниел отпустил его и медленно отстранился, оставив только руку на его плече. Шмыгнув носом, Джонни провёл по лицу тыльной стороной ладони, ноги словно из ваты. Он взглянул на Дэниела. Тот всегда был ранимым и безрассудным, так его запомнил Джонни тридцать лет назад. Сейчас, когда они смотрели друг на друга, вся защита испарилась. — Мы не можем продолжать в том же духе, — первым заговорил Дэниел, его покрасневшие глаза блестели печалью. — Обещай, что однажды, когда мы справимся со всем этим, мы отбросим глупое детское соперничество. Это не стоит смерти наших учеников. В этот момент они услышали громкий стук. — Здесь кто-нибудь есть? — позвала женщина. Джонни резко повернул голову к динамику. — Если да, то прошу прощения. Мы вызвали специалистов, они уже в пути. Дэниел встряхнул его. — Скажи это, Джонни, — и теперь в его голосе слышалась настойчивость. — Мне это нужно. Глаза Джонни опустились в пол. Было стыдно признавать, что Дэниел был прав — он был чертовски прав. Ничего из этого не случилось, если бы они просто простили друг друга и забыли обо всём. Он снова вытер лицо — щёки горели, будто каждая слеза оставила огненный след на коже — и взглянул в тёмные глаза Дэниела. Он сглотнул, горло внезапно пересохло. Но когда он ответил, в его голосе не было сомнений. Слова отозвались эхом в маленьком лифте, отмечая начало новой главы и, возможно, даже новую дружбу. — Обещаю.