…героиня худеет, молодеет и выпадает в осадок от происходящего
— Кристина! Кристина! — доносился сквозь толстенный слой войлока нетерпеливый женский голос. Что ж она так орет-то? Голова болела немилосердно. Зарекшись в очередной раз пить в одиночку, я с трудом приоткрыла один глаз. Вопреки моим ожиданиям, над головой был совсем не привычный давно не ремонтированный сероватый потолок в желтоватых пятнах, а… еще более ужасающего вида потолок — желто-серый, весь в потеках и с жуткими деревянными балками. — Кристина, просыпайся, мы опаздываем на репетицию! — всверлился в мой многострадальный мозг все тот же противный голос. И шел он отнюдь не из динамиков, как я вообразила вначале. Источником этого поистине адского шума, как я выяснила, повернув голову (кажется, скрип шеи услышала не только я) оказалась невысокая блондинистого вида девица в длинном балахоне, в котором с трудом угадывалась ночная рубашка. Девица сидела напротив меня на узкой кровати. И обращалась явно ко мне. Опаньки! Варианта вырисовывалось, на самом деле, два. Вернее, три, но третий, как нереальный, я отбросила сразу, потому что поверить в то, что все происходящее — взаправду, значит, навсегда сдвинуть точку сборки и познать дзен. Первый вариант подтверждал теорию о наследственном алкоголизме и предполагал белую горячку, следовательно, в этот момент я на самом деле могла быть как дома с окровавленным топором и кучей трупов, так и в смирительной рубашке, привязанная к кровати. Поэтому первый вариант мне особенно не нравился. Второй вариант предполагал сильный ушиб головы и нездоровый похмельный сон под ассоциации, навеянные киношкой. На нем я и остановилась. А раз это — сон, значит, можно делать все, что хочешь. Вот и славно. Больше всего люблю сны, в которых осознаешь, что спишь. Итак, что мы имеем с гуся? Усилием воли сев на кровати (о как, я еще и на кровати), я спустила ноги на пол и пригляделась к зовущей меня девушке. Судя по тому, что это была, видимо, Мэг, и она оказалась блондинкой, я видела сон про фильм. Это радовало, потому что, учитывая книжного Эрика и мой темперамент, дело бы кончилось по-мокрому, даже если помнить, что я знакома с сюжетом. Однако теория требовала подтверждения. Передернувшись от соприкосновения ступней с ледяными досками пола, я встала с койки и, лавируя между полуодетыми девицами, очевидно, такими же балеринами, подошла к одинокому зеркалу, висящему на стене. Из его прозрачной глубины на меня с интересом смотрела Эмми Россум. Что и требовалось доказать. — Сейчас, Мэг, — отозвалась я. Девушка, покачав головой, нырнула в тумбочку возле кровати, выудила оттуда какие-то вещи и скрылась за дверью в глубине комнаты. Мой голос был удивительно чужим. Я и сама была чужой. И мне было шестнадцать лет. Йо-хоу!!! Обрушившись с высоты своего подступающего тридцатника, я рассмеялась в лицо отражению. Пускай я не я, пускай я ничерта не знаю, что делать, но мне было весело. У меня образовалось молодое и симпатичное тело и уникальная возможность пережить небывалые приключения. Любопытно, я проснусь раньше, чем доберусь до конца, или все-таки удастся поучаствовать в финале? Тут я обратила внимание на свою одежду. Видимо, это тоже ночная рубашка. Вот незадача — я же понятия не имею, что и как надевать! Хотя… я ведь ответила Мэг, и, судя по всему, она меня поняла. На каком языке я говорила? А на каком сейчас думаю? Может, если я ничего не знаю, тело знает? Ладно, сперва — да здравствует мыло душистое. Возле моей кровати тумбочка тоже имелась, так что ничтоже сумняшеся я проинспектировала ее содержимое на предмет умывальных принадлежностей. Они там были и, на мой взгляд, ничем особо не отличались от современных: деревянная зубная щетка, кусок мыла, зубной порошок. Полотенца не было, должно быть, оно висело где-то в местном аналоге ванной. Выудив все необходимое, я прошлепала к двери, за которой скрылась Мэг. За дверью обнаружился крохотный тамбур с двумя узкими дверцами. Левая вела в… «нужник», подсказал внутренний голос — пока это называется «нужник». Все, как в моей старой школе — бачки под потолком, свисающие цепочки, трогательные стопки нарезанной газеты. Так, одна проблема решена, а то хороша была бы Кристина, спрашивающая, где здесь туалет. Оставалась правая дверца — там и была ванная: ряд умывальников с тусклыми медными кранами и — обалдеть — чугунная ванна… или не чугунная, но ванна — это точно. На маленьком столике громоздилась стопка полотенец. Прихватив одно из них, я пристроилась рядом с Мэг, отчаянно надраивающей зубы. С сомнением повернув краны и получив свою струйку мутноватой воды, я принялась умываться. — Где ты была? — прошипела Мэг, сплевывая в раковину остатки зубного порошка. — Я слышала, ты пришла далеко за полночь. И не говори мне, что молилась в часовне. Сколько можно молиться, ты же не к постригу готовишься. Я задумалась. Отвечать про уроки с Ангелом Музыки было рановато, а что еще может девушка делать среди ночи в часовне? — Читала, — брякнула я первое, что пришло в голову. Мэг, полоскавшая рот, поперхнулась. Пришлось как следует хлопнуть ее по спине. Отдышавшись, она вытаращилась на меня, как на привидение. — Что ты делала? — Читала, — глупо повторила я. А что тут такого? Или Кристина, гы, читать не умеет? — А книги где брала? — Мэг, морщась, потерла между лопатками. — Ну и силища у тебя, откуда и взялась… Книги же дорогие. — Мммм… у одной местной старушки, ты ее не знаешь, она говорила, что раньше была актрисой, а теперь ее держат из жалости, она иногда появляется в костюмерной, а вообще живет в комнатке в одном из местных закоулков, и откуда у нее книги, я не имею понятия. — Я несла весь этот сотворенный на месте экспромт, даже не надеясь, что умница Мэг мне поверит. — Ты ходишь по закоулкам? — глаза Мэг расширились. — И Призрака не боишься? Надо же, поверила! И что ей ответить теперь? Логика, ау? — Ну… а чего мне его бояться? Я обычная танцовщица, у меня и нет ничего, — резонно, как мне кажется, возразила я. — Уж скорее он мог бы мне чего-нибудь дать. И вообще, в местных закоулках, по-моему, стоило бы бояться вовсе не Призрака Оперы, а вполне живых рабочих. Так что не буду больше бродить по закоулкам. Обещаю. — Наверное, ты права, — задумчиво пробормотала Мэг. — Ладно, Крис, поторопись, — и она оставила меня наедине с умывальником. Когда я вернулась в спальню, Мэг уже скрывалась за другой дверью, очевидно, ведущей в коридор, — только и мелькнул краешек коротенькой балетной юбочки. На спинке моей кровати висела какая-то одежда. Как уже говорилось, я понятия не имела, что тут с чем надевать, поэтому просто прикрыла глаза и протянула к вороху руки… Несколько минут спустя я уже завязывала пуанты (которые, к слову, видела впервые в жизни) и с облегчением вздыхала о том, что танцевать и петь, я, к счастью, наверное, тоже умею. Вот была бы умора, если бы Призрак услышал мое настоящее пение. Его бы кондрашка хватила — и все бы кончилось, не успев начаться. А так… придется, конечно, последить за языком, а то по театру поползут слухи о Кристине, внезапно начавшей ругаться как сапожник. Еще стоит забыть о неологизмах, анахронизмах и ставшем частью языка падонковском сленге. Кстати, о подонках… Мне как, нужно во всем следовать сюжету или гуляй, рванина? Что-то мне не улыбается крутить шашни с виконтом. С Призраком, впрочем, пока тоже неясно — нервный он и с придурью. Выскочив из комнаты, я наткнулась на Мэг, нетерпеливо постукивающую своей маленькой ножкой по полу. — Давай быстрее, — напустилась она на меня, — мама нам голову оторвет. И мы побежали в танцкласс. Все оказалось не так уж плохо. Нет, все было гораздо хуже. Бедной ленивой мне уже через полчаса показалось, что жизнь кончена, и я умру прямо посреди этой холодной комнаты с политым водой полом и безжалостно-зеркальными стенами, под суровым взглядом мадам Жири. И то обстоятельство, что теперь я весила почти на 30 кило меньше, чем обычно, ситуацию не спасало. Нет, я абсолютно точно не хочу быть балериной. А впереди еще очередная — слава богам, не генеральная — репетиция «Ганнибала», чтоб он провалился! И урок пения с Призраком. Ладно. Посмотрим, как пойдет с вокалом.Глава 1, в которой...
20 ноября 2011 г. в 19:41