Измененная реальность

…героиня переживает апатию и ужас, собирает банду, поддается секундному порыву малодушия и обращается к Призраку без надежды на ответ

На меня навалилась странная апатия. Ничего не хотелось. Совсем ничего. Два дня я и носа не казала из комнаты. Мэг, добрая душа, таскала мне обеды. Я съедала все – уморить себя голодом казалось идеей пошлой и безвкусной. Остальное время я сидела на кресле или лежала на кровати, завернувшись в его плащ. Спали с Крис по очереди – мы все еще надеялись, что он вернется, что вот-вот скрипнет створка, и с подоконника в комнату легко соскочит гибкая хищная тень. Глупо, конечно, но мы надеялись… Поэтому и окно не закрывали. В комнате воцарился промозглый холод: Мэг зябко ежилась всякий раз, как прошмыгивала мимо меня в приоткрытую дверь. А я ничего не чувствовала. Внутри горел огонь, и в нем расплавлялась вся прошлая жизнь. Моя ли? Кристины Даае? Не ищите у нас ответа. Так странно было сознавать, что, прожив несколько месяцев в теле Крис, я сумела разбудить в ней любовь. Любовь к нему. Через обман, ошибки и случайности. Все это время она была фактически сторонним наблюдателем, невзирая на то, что, как хозяйка тела, могла испытывать все почти так же, как я. Должно быть, видимая, но невысказанная его любовь сумела пробиться сквозь этот заслон. А я позволила ей сделать это, и, отразившись от моей собственной любви, удвоившись, она ворвалась в юную душу Кристины. И сейчас ее пламя пожирало нас, не находя выхода. На полу комнаты, «на подаренном им ковре», - напомнил внутренний голос, наш безжалостный палач, все так же валялись ящики бюро, одежда – его одежда, листки с партитурой – его опера… Всюду был он: в недопитой чашке на столе, в завешенном полотенцем зеркале в ванной, в застеленной, но помятой постели… В высушенных бутонах под стопкой белья… В блюдце, наполненном пеплом, вздымающимся вверх при каждом движении воздуха… Придя в первый раз, Мэг хотела прибраться, но я ее остановила. Так было легче поверить, что он все еще здесь, просто вышел на минутку. Так было легче поверить, что он вернется. На третий день в дверь забарабанил Жиль и пообещал, что если я не начну ходить на репетиции, он лично притащит меня туда за волосы. Я усмехнулась – как будто стоило бояться подобных пустяков. Но визит комиссара подействовал неожиданно тонизирующе. Я словно бы очнулась от затяжного кошмара. Я вымыла чашку, закрыла окно, собрала вещи с пола и разложила по местам. Плащ оставила на кровати – я все еще не имела сил с ним расстаться. Без его запаха было неуютно, точно я голая. И я нашла выход. Когда я, торопясь на репетицию, пробегала мимо мадам Жири, она долго удивленно смотрела мне вслед – я чувствовала ее взгляд между лопаток. Еще бы: не каждый день увидишь свою подопечную в жилете Призрака Оперы. На шею я повязала незаслуженно забытую ленту в тон, купленную давным-давно, в тот день, когда я впервые угостила его пирожными… Не думать, не вспоминать. День следовал за днем, подготовка к опере катилась по накатанной колее, а он ничем не выдавал своего присутствия. И, тем не менее, я то и дело ловила на себе пристальный взгляд невидимых глаз. Это трудно объяснить, но я всегда знала, когда он на меня смотрел. Никогда не показывался, перекрыл все ходы, и смотрел, смотрел на меня. Словно пытался разгадать. Понять, как я могла так его обманывать, и могла ли вообще… Кажется, последнее время я начала слишком часто думать сердцем. Я заполучила в безраздельное пользование ключ от розовой гримуборной и часто приходила по вечерам туда или в часовню, оставляя неизменного Раппно с парой ежедневно сменяющихся теперь подручных скучать под дверью, и звала его. Как же я хотела, чтобы однажды он откликнулся! Ничего в этой жизни так не хотела. Я бы объяснила ему, что все не так, как он думает, я бы… Господи, я готова была отдаться, только бы он поверил – и не уходил больше, не оставлял меня одну в этом чертовом театре, кишмя кишащем полицией. И Крис была согласна со мной… Но он молчал, и ничего не менялось. Примерно за две недели до премьеры произошло одновременно два события. Сначала нам раздали отпечатанные листы с новой концовкой «Дон Жуана». Я вчиталась в либретто – и похолодела. Еще свеж был в памяти его голос, так обыденно описывающий недочитанную мной концовку, когда он сидел за столом, точно всегда так было, что мы с ним вставали и неторопливо шли пить кофе с булочками. И за ним слышалось дерзкое: «Если ты останешься, я… я выйду. Куплю дом рядом с Оперой, чтобы тебе не пришлось далеко ходить на репетиции. Стану встречать тебя каждый вечер, стану ходить на твои спектакли… Я даже начну покупать билет, как обычный человек!» Новый финал был поистине чудовищен. Согласно ему, Дон Жуан успевал совратить Аминту до того, как к дому подоспели крестьяне. И в то время как Аминта отдавалась обманщику на вульгарно-роскошном ложе, крестьяне поджигали дом. «Пахнет дымом!» - пугалась девушка. «Это тянет из камина», - беспечно отвечал ей Дон Жуан. «На потолке видны алые отблески!» - не унималась Аминта. «Это закат окрасил небо», - бессовестно лгал соблазнитель. В конце дом оказывался целиком объят пламенем, и на его крыше стояли Дон Жуан с обезумевшей от ужаса Аминтой. «Ничтожные глупцы! - подбоченясь восклицал Дон Жуан, с презрением оглядывая беснующуюся внизу толпу – и превращался в демона Ада, - Я лишь хотел проучить тебя, жалкий святоша! – он указывал на отца Аминты, - Теперь твоя дочь будет принадлежать мне вечно!» И демон низвергался вместе с Аминтой в огонь, чтобы она всегда была с ним. А я слышала тяжелое дыхание и отчаянный крик: «Ни за что! Я унесу тебя вниз, к себе. Запру – и ни один человек не найдет тебя. И твой виконт быстро позабудет тебя, утешившись с какой-нибудь сговорчивой балериной. А ты останешься со мной. Навсегда. Слышишь, навсегда!!!» Господи, Эрик… Полдня я попросту проревела над смятыми в порыве отчаяния листками. Потом сказала себе, что плакать, как ни крути, неконструктивно, разгладила страницы и положила в папку к остальным. Пусть будет по-твоему, Эрик. Эрик, Эрик, Эрик, Эрик, Эрик… Я снова могла произносить твое имя, мой родной, мой невозможный, мой непостижимый, мой любимый. И как нельзя кстати оказалось второе событие. Мэг сумела договориться с народом о встрече. Местом назначили каморку с рычагами под куполом – туда полицейские забредали редко. Чтобы попасть туда, пришлось извернуться. Как самые натуральные шпионки, мы с Мэг спланировали грандиозный обман моих стражей. В условленный день и час она пришла ко мне в умопомрачительной шляпке, закрывающей половину лица, неся светлый парик в подушке турнюра. Выждав для проформы двадцать минут, мы обменялись одеждой, я нацепила парик и шляпу, и вот мы уже торчали под дверью, готовясь разыграть спектакль не менее опасный, чем премьера под дулами полицейских ружей. - Мэг, сбегай за марципанами на кухню! – громко сказала я, поправляя вуалетку. - Конечно, Крис. По две штуки нам хватит? – Мэг прикусила губу, чтобы не рассмеяться. - Даже слишком, - я кивнула ей и выскользнула в коридор. Полицейские лениво проводили меня взглядом, и не остановили. Сначала я шла по направлению к кухне, но, убедившись, что меня никто не преследует, сквозанула в боковой коридор и рванула наверх, к месту сбора. Здесь, под куполом, собрались те, кого я должна была убедить восстать против произвола комиссара. И я не боялась. Войдя в тесное помещение, я мгновенно оценила свои перспективы. Так, вот стайка балерин во главе с Камиллой, несколько человек из хора, рабочие. Особняком восседал ла Вирм. Отлично, можно считать, что они все уже мои. - Добрый вечер, - поприветствовала я народ, стаскивая с головы душный белобрысый парик. Мне ответил хор нестройных голосов. - Итак, надеюсь, нет нужды объяснять причины, по которым мы здесь собрались… - Отчего же, объясни – вдруг кто-то еще не знает, - добродушно пробасил кузнец. Хорошо. Я и не ожидала, что они рванут за мной, теряя тапки. - Как вы знаете, комиссар Жиль вбил себе в голову, что ему до зарезу нужно заполучить Призрака Оперы. Именно поэтому вот уже полтора месяца нам досаждают полицейские. Более того, во время предстоящей премьеры он собирается нагнать в зал кучу вооруженных до зубов полицейских в штатском и устроить натуральное побоище – он сам мне это сообщил. Вкратце это все. Толпа загудела – я ждала. - Кристина, прости, нам всем понятно, почему ты защищаешь Призрака…Но с какого боку это касается остальной труппы? – спокойно спросил седой осветитель. - Это касается всех и каждого! Возможно, не все из вас в курсе, что Призрак на самом деле является членом труппы, участвующим в постановке спектаклей. Поэтому, охотясь за ним, Жиль фактически охотится за одним из вас. Кто-то вдалеке возмущенно крякнул. Аудитория явно настроилась на мою волну. - Мы поняли, - похоже, ла Вирм взял на себя роль глашатая всеобщего мнения. – Что ты предлагаешь, Кристина? Я оглядела собравшихся. Сидят, глаза внимательные такие… Ни дать ни взять – тигры, ждущие очередной команды дрессировщика. Ну что ж… Аппп!!! - Я предлагаю сорвать операцию. – И, перекрикивая гул голосов, - от вас не требуется ничего криминального. Как я уже сказала, все полицейские будут в штатском, а на лбу у них род занятий не указан. Так что вы всегда можете оправдаться проявленной бдительностью – мало ли какие подозрительные личности могут шататься по Опере, да еще и с оружием. - Что-то не хочется лезть под пули! – крикнул какой-то молоденький рабочий. - Предпочитаешь стоять под дулом и молиться, чтобы тебя не задело? Да что ж вы за мужики, если трусите надавать по морде фликам?! - Тебе-то хорошо трепаться, ты рисковать не будешь! – возразил все-тот же рабочий. - Наоборот, дорогуша, как раз те, кто будут стоять на сцене, рискуют больше других – туда комиссар велел целиться прежде всего. И угадайте-ка, кто будет находиться на сцене почти весь спектакль, а? Что, вы трусливее меня? Я не боюсь выйти под пули. А вы? Я выдохлась. Это эмоциональное выступление отбирало все силы. - В таком случае, нужно продумать детали, - неожиданно выступила с разумным предложением Камилла. – Как будет выглядеть нападение? Когда его начинать? Что делать тем, кто стоит на сцене и за кулисами? - Отличные вопросы, - обрадовалась я. – И я с удовольствием на них отвечу. Во-первых, чтобы обезоружить полицейских в зале, нужно их распознать. Скорее всего, они будут одеты скромно и неброско. И уж точно, их не посадят в кресла. Короче, если видите кого-то, кто стоит в скромной темной одежде, ставлю тельца против яйца, что это – флик. За кулисами проще – там посторонний выделяется, как бельмо на глазу. Мой план таков: главное – чтобы публика еще оставалась в зале, то есть, это должен быть конец третьего, последнего, акта. – Я умолчала, что основная причина моего выбора времени – это желание дать возможность детищу Эрика увидеть свет. А финал... Что финал? Финал мы еще переиграем. – Я подам сигнал, и вы вцепитесь в полицейских. Скорее всего, кто-то из них не утерпит и шмальнет, надеюсь, никого при этом не задев. Этого будет достаточно, чтобы наутро разразился скандал. Аристократия дойдет до министра, и комиссара снимут с должности. А мы освободимся от осады. Это все. Я смотрела на них, отслеживая реакцию. Похоже, большинство меня всецело поддерживало. - Тогда еще пара уточнений, - не унималась Камилла, - что за знак? И как мы отличим друг друга от фликов? Я задумалась. Тот «знак», который Кристина подала в фильме, нам, по понятным причинам, не подходил. Ну… - Сделаем так: в третьем акте есть момент, когда Аминта поднимается на мостик над сценой. Давайте, когда я буду на нем и допою свою арию, я громко крикну: «Призрак в пятой ложе!» Это послужит сигналом, а заодно отвлечет внимание полицейских от сцены. Что же касается отличия… - я опустила голову и наткнулась взглядом на концы ленты, - вот. Те, кто участвует в заговоре, повяжут ленту шоколадного цвета. Неважно, куда – на шляпу, на рукав, на шею. Так мы сможем узнать друг друга даже в толпе. - А что, это идея! – поддержал ла Вирм. – И назовемся «Шоколадная банда»*. - Ура-а! – поддержал его нестройный хор голосов. - Есть еще вопросы? – я оглядела своих «тигров», - тогда расходимся по одному. Наше тайное общество еще покажет себя. Я уходила одной из последних и отчего-то захотела напоследок прогуляться по Опере – неизвестно еще, останется ли она цела после премьеры, или сгорит, как в фильме. В нескольких коридорах я обнаружила груды наваленных как попало тряпок и обломков реквизита. Что за странная прихоть уборщиц? Вдоволь набродившись, я для достоверности завернула на кухню за марципанами и вернулась к Мэг с последними новостями. Та пришла в полный восторг и засиделась за полночь. А мне по-прежнему было не до веселья. В день накануне премьеры мне внезапно стало до того хреново, что я нацепила частичный костюм Воробья, собрала вещи и деньги и вылезла в окно. В конюшне переоделась в платье. Долго стояла на площади и вдыхала сырой воздух, потом поймала экипаж и направилась на вокзал. Я даже подошла к кассам. И не смогла. Постояла на промозглом ветру, потом поехала на окраину Парижа и оставила вещи в скромном отеле. Чуяло мое сердце, что эта предосторожность окажется не лишней. А после весь день бесцельно бродила по центру Парижа. Зашла в Нотр-Дам, посидела там, кажется, не один час. Но не тянуло ни свечку поставить, ни исповедаться, ни совершить еще какой-нибудь религиозный ритуал. Самая ответственная исповедь в жизни ждала меня завтра. И я готова была поклясться могилой отца – хоть своего, хоть Крис – что завтра Эрик выйдет на сцену. Чтобы спеть мне о любви – и погибнуть под пулями. Ну уж хрен ему. Не для того я пережила все это, чтобы он трагически умер у меня на руках, пусть даже не надеется. Я еще погуляла по площади перед Оперой, пока на улице совсем не стемнело, а я не продрогла окончательно. И решительно направилась к парадному входу – пущай охраннички побегают: как это они меня прошляпили? К моему несказанному удивлению, в холле меня поджидал Раппно. - Нагулялись? – спросил он так спокойно, словно я каждый день только тем и занималась, что сваливала из-под «домашнего ареста» через окно. – И куда пойдете теперь? - В часовню, - вздохнула я и, внаглую скинув полицейскому свою накидку, направилась в боковой коридор. У двери Раппно притормозил. - Я подожду вас в конце коридора, - с почти невидимой улыбкой сказал он и удалился. Я подивилась такой тактичности, но решила не испытывать его терпение, а побыстрее закруглиться с тем, за чем, собственно, пришла. Сев у той стены, за которой, предположительно, скрывался потайной ход, я прижала ладонь к штукатурке. - Эрик… Я не знаю, слышишь ты меня, или сидишь в подземелье и по привычке страдаешь… Извини, опять я язвлю. Это все от страха. Мне страшно, что кто-то из нас может не пережить завтрашний день. И ты так и не поймешь… И не скажешь. И опять будет поздно, слишком поздно. Как тогда… Я так хотела все исправить, изменить судьбу, что поверила, будто ее и нет. Но вот Буке… И ты… И завтрашнее представление. Знаешь, я ведь сумела настроить народ против Жиля. То есть, настроила-то я их еще раньше, а теперь они готовы скрутить полицейских, чтобы те не убивали ни в чем не повинных людей. Они нацепят коричневую ленту, как какое-нибудь тайное общество. Боже, как глупо! Но это все, что у меня есть. Эрик, если ты меня хоть немного любишь, не выходи завтра на сцену. Я не переживу, если ты… Я допою, комиссар ничего не получит, и мы уедем далеко-далеко… Давай, отправимся в Италию! Говорят, там воздух хороший… Снимем дом в Милане, и чем черт не шутит, устроимся в Ла Скала. Или поедем в Венецию. Ла Фениче - тоже театр с именем. Ты будешь писать музыку, я петь, все, как ты хотел. А на лето будем уезжать в Комо, это такой городок на озере. Купим маленький домик, закажем туда пианино. Представь только: вокруг вершины, изумрудно-зеленая трава, ветер, светит солнце и совсем не холодно. Прозрачное, как огромное зеркало, озеро, в котором отражается синее небо и горы. Вдалеке звякают колокольчики козьего стада, лает пастушья собака – огромный лохматый пес. Ты сидишь у раскрытого окна, в которое свешиваются ветки гранатового дерева, и смотришь, как я иду по лугу в простом платье. И дом такой белый и чистый, оплетен виноградной лозой… Где-то рокочет невидимая горная река, одуряюще пахнет миртом и медом… Я сплету тебе венок из лавра. И будут играть наши дети. Девочка и мальчик - это обязательно. Я всегда буду с тобой. Как там… в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности… Пожалуйста, Эрик… Я не выдержала и всхлипнула. Плакать неконструктивно… Да иди ты… За витражным окном замелькали странные тени. Я с трудом воздела себя на ноги и подошла поближе. Там вновь шел снег. Как в ту ночь. Может, Эрик был прав, и это наваждение? И ничего не было? Нет. Все было. Что бы он ни говорил, как бы ни обижался – все было. И никому не отнять. Я сползла по стене и запела. Tombe la neige. Tu ne viendras pas ce soir… Пусть хоть Раппно услышит. ____________________________________________________ * Игра слов: "bande" в переводе с французского означает одновременно и полосу/повязку/ленту, и банду/шайку/отряд