Ikigai

Осень. Так может пахнуть лишь осенний воздух. Свежесть, тонкий мороз, легкий ветер. Нежная тьма. Я беззастенчиво вдыхаю полной грудью, и душа внутри ее трепещет целым созвездием чувств. Необъяснимый пьянящий восторг переполняет меня, а к нему тонкими линиями примешивается невыносимая грусть. Душа понимает то, чего никогда не постичь разуму. В этот миг я понимаю, насколько хрупки наши чувства, именно осознание бесконечной недолговечности заставляет меня испытывать эту грусть. Время не остановить. Стрелки часов не повернуть вспять. Умерших не вернуть, не повторить первый поцелуй. Но так должно быть. И я грустно улыбаюсь звездам надо мной. А в следующий момент меня подхватывает черная машина и несет мое бренное тело по волнам Токийских магистралей. За окном мелькают, смываемые скоростью, огни ночного города. Завороженный, я не могу оторваться от бессмысленных попыток поймать хотя бы один огонек взглядом, удержать хотя бы на миг… Но безжалостная скорость смывает все. Она вымывает из моей души чувство восторга, а взамен дарит бесценное ощущение свободы. Закрыв глаза, я представляю, будто отрываюсь от земли и лечу в объятья темной неизвестности. Мне нравится, безумно нравится эта неопределенность, пустота и щемящая ясность сознания. Они не покидает меня даже тогда, когда я открываю глаза. - Тебе нравится? – хриплый голос рядом со мной. В этих словах больше утверждения, чем вопроса. Так и должно быть. Он ведь… - Ты ведь и сам знаешь, - отвечаю. - Знаю. Просто мне хотелось услышать твой голос… - интонации переливаются теплом. Они наполняют мою душу, всю, без остатка, когда я заглядываю в его серые глаза. Светлые пряди длинной челки, чувственные губы, черный шарф до самого подбородка. Мой ночной водитель. Тот, кто знает обо мне больше меня самого. Тот, кто никогда не предаст, не покинет, не плюнет в лицо. Я осознаю это так же четко, как знаю, что солнце встает на рассвете. Наши судьбы, наши чувства, наши жизни. Все переплетено. Мы словно сообщающиеся сосуды. Мы одинаковые и совершенно разные. Из одного теста, только вылеплены разными руками. Мы словно братья, только братья по духу, а не по крови. Мы чувствуем малейшие колебания настроения друг друга даже на очень большом расстоянии. Для нас не нужно слов, мы понимаем все то, что стоит за словами. - Рё? - Ммм? - Ну скажи уже что-нибудь, меня угнетает тишина… - Таканори… - Все, хватит, – шумно, на выдохе, - ты же знаешь, как я не люблю, когда ты называешь меня по имени… - Знаю, потому и называю, - улыбаюсь я. – Потому что я знаю, почему ты не любишь… Действительно, когда я произношу твое имя, меня переполняет такая нежность, что хочется кричать… Твоя нежность. Или моя? О, Танатос, иногда и не разобрать… - Вот именно. Изверг, – в голосе ни капли недовольства. – Еще раз назовешь меня так, и отпущу руль. А потом… - Что потом, Такано… - так и не успев произнести до конца его имя, я немедленно понимаю, что будет потом. Причем уже не на словах. Он отпустил руль и в считанные секунды прижал меня к креслу руками. - Вот что потом… - выдохнул он в мои губы, но прикасаться к ним не спешил. Поцелуй равносилен двойному самоубийству. Зачем терзать эту немощную, болезненную плоть, когда наши души соприкасаются? Ибо лишь одним взглядом мы передавали все свои чувства, и нас кружило в водовороте нежности, любви, страсти… Кружило вместе с машиной, но мы не замечали этого. На смену перелетным птицам любви пришло нечто незыблемое. Чувство верности и бесконечного понимания друг друга. Мир перестал существовать. Все исчезло. Остались лишь мы на краю искореженного неба. Мы улыбались друг другу, как дети и держались за руки. Разве не ради этого стоит жить? Не это ли счастье?