***
Рой просыпается в темноте. Сначала накатывает липкий, животный ужас, потом он вспоминает. Надо привыкать. Он постепенно расслабляется. Чувствует на лице тепло солнечных лучей. Воздух свежий, влажный. Он слышит редкие гудки машин и птичьи голоса. Кажется, утро. Рой садится, скрестив ноги, проводит рукой по металлической спинке кровати. Морщится от боли. Чёртов Брэдли. Сама кровать оказывается достаточно широкой. Дыхание Ризы на соседней койке. Спящая утренняя Риза — одна из вещей, которые он не увидит, а жаль. Наверно, светлые волосы рассыпаны по подушке. Она ведь распускает их хотя бы перед сном? Наверно, солнце делает их похожими на жидкое золото. Наверно, красиво. Он слышит, как Риза просыпается. Кажется, она потревожила рану на шее, поэтому вздохнула так рвано. — Как вы себя чувствуете, лейтенант? — Лучше, — голос хриплый, но ровный. Рой пытается угадать выражение её лица. Вскоре приходит медсестра. Ему помогают сориентироваться в палате, показывают санузел, приносят завтрак. Аппетит у Роя волчий, Риза же почти не прикасается к еде. Ей тяжело дышать и глотать. Отставив тарелку, он шаткой походкой направляется к кровати Ризы, откидывает одеяло и берет её за руку. Холодная, влажная. Он трогает бинты — мокрые. Кровь? Да, вкус солоноватый. Лоб горячий. — Полк… — Ничего не говорите, лейтенант. Он прислушивается к её дыханию, чувствует, как дрожат руки в его руках. Ризу знобит. Заражение крови? Когда врач снимает повязку, выясняется, что края раны разошлись. Беготня медсестёр, новые швы, новые бинты, пенициллин. — Все будет хорошо, мисс Хоукай. Вам нужен покой. Если снова пойдет кровь, сразу зовите меня. В его голосе Рой улавливает хорошо скрываемое беспокойство. — Полковник, мы подготовили для вас отдельную палату. Прошу прощения, вчера у нас был такой бардак… — Спасибо, я останусь здесь. Он садится в изголовье кровати. Риза осторожно кладёт голову ему на колени. Дыхание учащенное, поверхностное. Одной рукой Рой накрывает её ладони, сложенные на животе, другой медленно гладит по волосам. Через какое-то время ей становится легче. Спустя час в палату проникают Фьюри, Фарман и Брэда. Риза спит. Рой сразу переходит к делу. Он говорит с ними шепотом, не меняя позы, сначала просит доложить обстановку, затем отдаёт распоряжение принести всю литературу по Ишвару, которую найдут. Фьюри задерживается в дверях. — Полковник… — Да, старшина. — Как она? — Дыхание неглубокое, но ровное. Жар спал. Бинты сухие. Пять минут назад проснулась и старается нас не отвлекать. Риза протестующе зашевелилась. — Не говорите, лейтенант, вам нужен покой. Я позабочусь о ней, старшина. Она будет в порядке. В этот момент Рой понимает, что будет делать дальше. Прежде всего он проследит, чтобы Риза Хоукай встала на ноги. И зрение для этого не требуется. Фьюри верит безоговорочно. Риза тоже.***
Они жили достаточно уединенно — Риза, отец и его алхимия. «У человека должно быть дело», — говорил он. Маму Риза почти не помнила: её сожгла лихорадка, когда Ризе было четыре. В памяти остались мягкие руки в коричневых перчатках, несколько песен, которые она сама себе пела, когда становилось грустно, и затяжные дожди. Из-за них на погребальную церемонию почти никто не пришёл. Риза росла спокойной, вдумчивой и послушной девочкой. Отца это совершенно устраивало. Она знала, что игры должны быть тихими. Она знала, что отца ни в коем случае нельзя отвлекать от работы, но прибегать нужно по первому зову. Знала, что никто не должен знать о его работе, поэтому они не могут нанять слуг, хотя денег у Хоукай тогда ещё было в достатке. Она быстро училась. Готовить, убирать, стирать и чинить свои вещи. Ходить бесшумно. Говорить по делу. Быстро находить в большой домашней библиотеке нужные книги. Ровно держать щипцы с плавящимися кусочками металла. Определять степень ожогов. Терпеть, потому что отец не должен на неё отвлекаться. Она ходила в школу, как все дети. Прилежно училась, чтобы отец как можно реже посещал собрания и не тратил время на лишнее общение с учителями. У неё были друзья, но Риза старалась поменьше задерживаться после школы, ей ведь надо быть рядом с отцом. Вдруг ему понадобится помощь? Отец называл её умной и самостоятельной. Он ею гордился. Бывали дни, когда она, взволнованная, воодушевленная, прибегала домой и хотела рассказать ему о чем-то. О книге, которую прочитала — Риза старалась читать «серьезные вещи», — о новом знакомом, об уроках, об… Она останавливалась на пороге комнаты. У огненного алхимика был задумчивый, затуманенный взгляд и слегка нахмуренные брови. Он был глубоко погружён в работу. Это было важно. Риза разворачивалась и тихо уходила к себе.***
Риза проснулась от крика. — Лейтенант… Лейтенант, нет! Она зажгла лампу. Рой стонал и метался во сне. Простыни были смяты, подушка сброшена на пол. Он лежал на боку, сцепив зубы и зажмурив глаза. — Риза, пожалуйста… Это было как коснуться оголенного провода. Она метнулась к кровати, схватила его за плечи. — Полковник, проснитесь! Он не сразу пришёл в себя. Риза набрала воды из графина, облив и Роя, и себя, вложила в забинтованную руку стакан и приподняла ему голову. — Пейте. Все хорошо, это просто сон. — Риза, ты здесь? — Да. Он поставил пустой стакан и потянулся к ней. Риза придвинулась ближе, наклонилась и обняла его за плечи. — Ты умирала. Стало темно. Ты не отзывалась. Рой прижал её к себе. «Он… плачет?» — Тише, это просто сон, — она стала гладить его по спине. Он уткнулся лицом в её волосы. — Риза. — Тише, Рой. — Прости меня. — Все хорошо. — Так темно… — Я буду с тобой. Скоро он уснул. Риза лежала неподвижно, прислушиваясь к своим ощущениям. Ей было тепло и… Она не знала, как определить это чувство. Он назвал её по имени. Она его назвала.***
Утром Рой слушал Брэду, читающего вслух книгу о скотоводстве и земледелии в Ишваре, по телефону обсуждал с Грумманом Ишварскую проблему, то и дело отправлял Фьюри за кофе и диктовал Фарману проект нового закона. Палата была завалена книгами, орало радио. Все вокруг кипело и бурлило. — С Хаяте все хорошо? — спросила Риза ближе к обеду. — Да, он пока у меня, — ответил Фьюри. — Не волнуйтесь, лейтенант, я гуляю с ним два раза в день и кормлю тем кормом, который вы выбрали. — Надеюсь, вы не собираетесь притащить его в сюда, лейтенант? — Только если начнёте увиливать от работы, полковник. Врач удостоверился, что их раны заживают нормально, хотел дать какие-то рекомендации про отдых и постельный режим, но почувствовал себя неуютно, сказал «кхм» и ушёл. Вечером Рой провалился в сон, только коснувшись головой подушки. Риза долго сидела, притянув колени к груди, и смотрела на него. Странно хотелось поправить чёрную прядь, упавшую на глаза.***
Ризе редко снились кошмары. Вернее, один кошмар, всегда один. Зеркало. Отражение татуировки на её спине. Алые линии занимаются пламенем. Она разворачивается, встречая свой взгляд, только глаза не карие, в них кровавые отсветы пламени. Она смотрит на Ишвар с высоты. От взрывов рушатся стены домов, раскалённый воздух сжигает легкие. Щелчок пальцев как удар молнии. Она летит вниз, в огненную пасть. Она падает медленно, успевая разглядеть скалящиеся осколками стёкол оконные провалы, за ними — поломанную, обугленную мебель, разлетевшиеся по полу книги в бордовых переплетах — обломки чьей-то мирной жизни. Последнее, что она видит на самом дне огня — как горит чья-то деревянная заколка. Смешная, детская, похожая на рыбку. Горит в светлых волосах. Вместе с ними. Риза знала, что надо делать в таких случаях. Она просыпалась, и ей казалось, что всё тело горит. Проходил десяток бесконечных минут, прежде чем унимался бешеный стук сердца, начинало хватать воздуха и она могла пошевелиться. Она медленно вставала, медленно шла в ванную через темный дом, отворачивала кран и опускала руки под ледяную воду. Умывалась. Смотрела в зеркало над раковиной на свои зрачки, затопляющие почти всю радужку. Успокоившись, включала свет, шла на кухню, заваривала крепкий горький кофе. Смотрела в темноту за окном. Она знала, что этой ночью уже не уснёт, поэтому открывала любую книгу и механически читала, не вникая в текст. Заполняла принесённые с работы отчеты. Заваривала ещё кофе. В этот раз было иначе. — Риза, проснись. Рой говорит что-то, но она слышит только бешеный стук в ушах. Ей все ещё кажется, что она падает, падает, падает… Душно. Во рту сухо, по спине бежит липкий пот, руки дрожат, а в груди горит. Она задыхается. Рой прижимает её к себе. Риза слышит ровный голос над самым ухом: — Дыши вместе со мной. Вдыхай. Раз, два, три, четыре. Задержи дыхание. Раз, два, три, четыре. Выдыхай. Раз, два, три, четыре… Она слушает его и дышит. На место мерещившегося Ризе запаха дыма приходит другой, неожиданно знакомый и успокаивающий. — Р-рой. Риза почти повисает на нем, обвивая шею непослушными руками. Неясно, как, но Рой понимает. Он переносит её на свою кровать, ложится на спину, укладывает Ризу сверху. Возникает какая-то опора. Он продолжает считать. Она слушает и дышит. Когда дыхание выравнивается, Рой приподнимается, нащупывает на прикроватный тумбе стакан, вкладывает ей в руку. — Выпей. Риза жадно глотает прохладную, вкусную воду. Он ставит стакан почти точно на место и опускается на подушку. В груди гаснет, дышать становится легче. Рой массирует мочки её ушей. Риза бездумно запускает руки в его волосы. Ей нравится это ощущение: они одновременно упруго-жесткие и слегка шелковистые. Это похоже на… Вороньи перья? Ещё один глубокий вдох. Да, вороньи перья. Оцепенение спадает, не сразу, но она расслабляется. К телу возвращается чувствительность. Шум ветра за окном. Отголоски чьего-то разговора из коридора. Грудь Роя медленно поднимается и опускается. Его запах чем-то напоминает то лето: солнце, раскалённая велосипедная рама, заросли полыни, старые книги в просторной домашней библиотеке. Темнота обволакивает. Было ли ей когда-то так спокойно, как сейчас? Рой обнимает её и переворачивается на бок.***
Волосы Ризы льются сквозь пальцы. Он чувствует её всем телом: глубокое спокойное дыхание, расслабленная рука у него на боку, ровно стучащее сердце. Он может поклясться, что Риза улыбается во сне. Как и в прошлый раз, какое-то время Рой лежит так, а затем переносит её на другую кровать и укрывает одеялом. Если подумать, он стал очень хорошо ориентироваться в этой комнате. Расстояние от стены до двери, два шага между кроватями. Всегда можно прислушаться к тому, как Риза что-то читает или пишет, и ощущение, что темнота вокруг абсолютная и бескрайняя, проходит. Что будет, когда он отсюда выйдет? Подчиненные и книги об Ишваре хорошо отвлекали от этих мыслей, но перед обедом Рой решился и попросил Ризу прогуляться с ним. В мире снаружи оказалось просто чудовищно много лестниц и порогов. Хорошо, что Риза заблаговременно о них предупреждала. Она ненавязчиво рассказывала о том, что их окружало, а Рой жадно слушал. У всего, в конце концов, есть позитивные стороны. Например, Рой внезапно обнаружил, что споткнуться на ровном месте — это может быть даже немного весело. Ещё весело было допытываться у неё, какого оттенка платье у проходящей мимо женщины («Лейтенант, вам не кажется странным, что я разбираюсь в женской моде лучше вас?»), сколько и какого вида птиц сидит на ветке («Я дочь алхимика, а не орнитолога!»), много ли облаков на небе, а какой формы, что написано на вывеске, ну на какой-нибудь, не могли же они все куда-то деться. — Знаете, лейтенант, это так печально. Думал, стану фюрером и первым делом обяжу всех женщин в штабе носить юбки. Ну вот и зачем мне теперь это? — Вот какие идеалы двигали вами все это время, — хмыкнула Риза. — Так от вас ведь иначе не дождёшься. Они вернулись в палату в приподнятом настроении. Брэда и Фьюри устроили Рою перекрестный допрос про сельское хозяйство Ишвара. Кажется, на слух он запоминал не хуже, чем когда читал сам. Потом появились доктор Нокс и доктор Марко. Они принесли Рою Философский камень. Хавок приехал в Централ первым поездом. Когда ему сказали, что он снова будет ходить, младший лейтенант испытал ещё большее замешательство, чем полковник. К полуночи один из них встал с инвалидного кресла, другой вернул зрение.