Щит справедливости

      Когда я пришла смотреть этот матч, то знала, что противники будут играть грязно, но чтобы настолько… Они и шагу не могут сделать, не нарушив правила. Слышу вокруг разговоры о слепце-судье, который на самом деле здесь бессилен.       «Кирисаки Дайичи» — мне ни за что не забыть названия школы, представляемой этой командой. Сначала они наступают на ноги, затем отталкивают прямо на ходу… А сейчас, окружив со всех сторон, они: пихают в плечо, в живот, тычут локтями в спину и пинают пускай крепкого, высокого, выносливого, но одного-единственного человека. Они без передышки наносят ему болезненные удары, но этот парень прорывается сквозь истязания вновь и вновь, закидывая мяч в корзину. Я даже издали вижу те увечья, что они оставили на его руках и ногах: это ужасает, если ещё не учитывать то, что творится под одеждой…       Боль вонзилась в грудь острым кинжалом, и я непроизвольно сжала зубы, не давая слезам даже показаться на моём лице… Эти твари из «Кирисаки» растоптали мою любовь — Киёши Теппея. На тот момент «Сейрин» взяла тайм-аут, поэтому я начала надеяться, что тренер решится на замену, но этого не произошло. Меня пробила дрожь, поскольку тактика обеих команд отнюдь не поменялась — Железное Сердце снова остался один против всех, но на этот раз стало невыносимо: противники били уже по больным местам, которые сами ему и обеспечили; вопреки всему в его груди продолжал пылать жгучий жертвенный огонь.

«Только еще один шанс… Я умоляю».

      Когда я посчитала, что увидела достаточно, и уже было собралась спуститься убеждать тренера прекратить неоправданные мучения своего парня, наступила последняя капля: Теппея очередным подлым трюком опрокинули на пол, а сверху на его несчастную голову снизошёл сокрушительный удар локтем.       «Кстати, я игрок под номером семь — это счастливое число», — внезапно всплыла в мыслях давно сказанная фраза Киёши.       Моя стойкость иссякла во мгновение, а из глаз хлынули неудержимые слёзы: «Кирисаки» разбили, унизили моего любимого человека… Они не оставили мне надежды уберечь его от такой участи, отчего я вскочила с места, полная злобы, отчаяния, ненависти, и кинулась прочь с трибуны, пробираясь через зрителей. Пускай, пускай у тебя и получилось сдержать их в одиночку, но твоё благородство безжалостно губит тебя, Теппей!       Бегу в просторном коридоре, озираясь по сторонам в поисках двери, ведущей в раздевалку «Сейрин», и мне случается на секунду взглянуть в зеркало: мои серовато-белые глаза похожи на тающие льдинки, а на мокрое лицо налипли длинные волосы — ненавижу их. Ненавижу всё, что сейчас происходит.       Наконец! Отыскала — с силой толкаю ту самую дверь, задыхаюсь, но всё ещё рвусь. Я пересекаю раздевалку и проскальзываю в последний входной проём на своём пути: глаза тут же ослепляют многочисленные огни. Совершаю последние шаги и вижу Киёши — он стоит как ни в чём не бывало, а по его расшибленному лбу стекает тёмная кровь. Тяжело дыша, прерывисто ступаю вперёд, а мои глаза раскрываются так широко, что, кажется, готовятся выпасть.       — Т-теппей…       Он бросил на меня удивлённый взор: а что здесь поражает? Что я пришла к нему? У него такая физиономия, будто он забыл, что я за ним наблюдаю…       В моих глазах всё расплывалось, и я даже не могла рассмотреть его лица.       — Я в порядке, — поспешил сказать он.       — Теппей, ты весь в синяках, у тебя сочится кровь, ты едва ли на ногах стоишь! Как ты можешь так говорить? — кричала я. — Они фактически избивают тебя толпой! Это нельзя терпеть!       Вблизи содранная кожа, синяки и даже царапины выглядели в разы кошмарнее.       — Мицуко, пожалуйста…       — Рико! Почему ты позволяешь себе такое? Почему доводишь дело до подобного?       — Всё не так, как тебе кажется. Киёши сам уговорил меня на то, чтобы играть до последнего… — она сама пребывала в ужасе, поэтому ответила спокойно, не акцентируя внимание на мой грубый тон.       — Теппей, ты, как всегда, слишком добр, — металлически говорила я, не в силах сделать интонацию мягче. — Но только не к себе.       Вся команда уставилась на меня как на умалишённую, обмениваясь догадками о том, кто я такая, а Железное Сердце сел на скамью — тогда тренер принялась обрабатывать его рану.       — Да что с ними не так? Как этим сволочам всё сходит с рук? — усевшись рядом с парнем, я всё ещё не могла усмирить свой пыл.       — Эй, можешь хотя бы не кричать? Мы тоже в гневе, но держим себя в руках, — возразил мне их капитан (Хьюга, кажется — Теппей много рассказывал мне о нём) — на его висках блестели капли пота. Перетрудился, хотя ни разу не закинул мяч в кольцо, пока его прикрывал стойкий защитник.       — Вы всё ещё не поняли? Никак не прозреете? — они вогнали меня в ещё большую ярость. — Этот чёртов ублюдок Ханамия не просто травмировал Теппея — он сломал его будущее. Это из-за него он играет последний го… — я не смогла закончить фразу, закашлявшись из-за собственного крика, а на моих глазах снова проступили слёзы. — И от Железного Сердца совсем скоро останутся только воспоминания…       Похоже, Теппей тоже был не в состоянии выслушивать такое, отчего крепко прижал меня к своей груди. Моя истерика начала стихать, и вскоре я изнемогла в его объятиях.       — Они всё понимают, Мицуко.       Мне стало тепло и уютно, поэтому я начала вспоминать, как между нами образовалась связь…       Мы с Теппеем лечились в одной больнице. Всё началось с того, что он как-то заглянул ко мне в стационар — видимо, устал слушать мой кашель за стеной — и положил мне на тумбочку несколько медовых леденцов. Тогда я мучилась от озноба, вызванного пневмонией, отчего у меня не хватило сил ровно и внятно что-то произнести… Но когда мне полегчало, я надела противную медицинскую маску и зашла к нему, чтобы поблагодарить. Он рассказал мне о баскетбольном клубе, который основал, и о том, что его возвращения ждёт целая команда. Позже выяснилось, что Теппей — Железное Сердце, один из «Некоронованных Королей» (к слову, о таких я никогда не слышала — раньше не интересовалась баскетболом). Мне стало жаль этого парня, поэтому даже после выписки из больницы я частенько забегала проведать его, узнавая о нём всё больше и больше, начиная разгораться не просто симпатией, а любовью к нему… Похоже, он оценил моё рвение, раз не оттолкнул меня. Однако о том, что сломанное колено ему любезно обеспечил Ханамия — он рассказал не сразу, а лишь тогда, когда мы начали встречаться…

«Помнишь, как ты лежала в моих объятиях?»

      Однажды я пересеклась в больнице с Рико — та выходила от Теппея, когда я, напротив, только пришла к нему. Я не раз слышала из его уст слова о том, какой она хороший тренер, а также прочие добрые вещи, отчего становилось обидно, отвратно, ведь меня похвалить было не за что… А потом и вовсе оказалось, что она — его бывшая девушка. В общем, у меня есть все причины, чтобы её недолюбливать. На почве всего этого в мою голову лезли мысли о том, что ему, вероятно, не нравится во мне: широкие бёдра, некрасивая грудь, или, может, слишком высокий рост для девушки… В такие моменты он видел меня насквозь и тут же обнимал, обхватывая широкими тёплыми ладонями.       Киёши Теппей — его искренняя широкая улыбка всегда была тем светом, которого мне так не хватало, и даже сейчас, будучи искалеченным в кровь, он улыбается… И мне ни за что не понять, как ему это удаётся.       Ты смог защитить всех, но кто защит тебя самого? — я отдалилась от него, вставая со скамьи.       — Куда ты?       — Останавливать это безумие.       — Имаи, — неожиданно окликнула меня Рико. — Лучше не ходи к ним.       — Она права — если ты идёшь им угрожать, то лучше от этого не станет.

«Закрой глаза и скажи мне: почему оно ломается? Всё моё сердце разрывается на части Просто потому, что ты перестал верить».

      Порой мне кажется, что она хочет сместить меня… Теппей не доверял мне и беспокоился. В конце концов, я не вынесла их солидарности друг с другом и процедила:       — Я не позволю им играть! Это сборище ублюдков не должно больше никогда выйти на площадку.

«У нас нет времени, нет оправданий. Это так просто не исчезнет».

      С трибунов меня провожали десятки глаз — это в какой-то степени давило на меня, но я прошла от одного конца баскетбольной площадки к другому без колебаний. «Кирисаки» недоумённо осмотрели меня.       — Чудовище… Ты и представить себе не можешь, как я хочу оторвать твою стрёмную головёшку и закинуть её в корзину, — Ханамия даже бровью не повёл, слушая меня. — Ты способен противостоять только травмированным игрокам, да? Уж не потому ли это, что ты сам недоделанный?       — О, похоже кое-кто в бешенстве, — влез в разговор один из его товарищей.       — Говори, говори — так я скорее смогу увидеть, как ты подавишься своей жвачкой и сдохнешь! А ты, Ханамия, ответишь за ту боль, что причинил Теппею.

«С налитыми кровью глазами ты видишь меня насквозь. Так параноидально: я поймал тебя в ловушку своей лжи».

      — Но я ничего не сделал… — невинно ответил он, наигранно хмуря отвратительные чёрные брови.       — Ты приказал, а твои псы исполнили. Они наверняка считают, что тоже невиновны, поскольку делали это не по своей воле, так?       — Мне безразличны твои ядовитые слова. У тебя нет доказательств… Ровно так же, как и моей причастности.

«Ты распространяешь свою ложь. Моя спина прижата к стене. Я кричу, что ты держишь меня там, где хочешь».

      — А теперь я попрошу тебя уйти, поскольку тайм-аут скоро завершится, а мы ещё не закончили обсуждение нашей дальнейшей игры, — лицо Ханамии оставалось ехидным и по обыкновению бледным.       — Можете не утруждаться с тактикой — вы уже проиграли, — бросила через плечо я.       — Кобыла… — услышала я чей-то голос за спиной и озлобленно содрогнулась, ощущая острое желание обернуться и переспросить, но не стала: вместо этого я поспешила вернуться к «Сейрин», в особенности — к Теппею.       — Ты сможешь продержаться ещё немного?       Он улыбнулся мне как настоящий дурак:       — А я уж подумал, что ты хочешь заставить меня остаться на скамейке.       Я сдержанно усмехнулась при виде такого Теппея, а затем покинула баскетбольную площадку, собираясь сделать пусть и очевидную, глупую, но действенную вещь.

***

      Наконец-то… После очередных страданий Железного Сердца я достала необходимые доказательства и, предвкушая упоение долгожданной местью, устремилась обратно — в то время как раз завершилась вторая четверть.       Я кинулась к судье, не давая ему уйти с площадки:       — Стойте! Вы видели, что с белым седьмым номером? По-вашему он сам себя избил? И вы не находите странным то, что все, кто играет с «Кирисаки», получают травмы? Пожалуйста, взгляните!       Я выпалила всё, что хотела, протягивая этому мужчине телефон. Он прищурился, глядя на экран.       — Это было только что, а вы даже не заметили…       — Простите, я возьму его на секунду? — ответил он и направился к своему напарнику после того, как я кивнула.       Они немного пошептались между собой, а затем один из них сжал кулаки и поднял руки вверх — то был специальный жест — и крикнул:       — «Кирисаки Дайичи» дисквалифицирована за грубое нарушение правил. Обеим командам выйти на поклон.       У меня внутри забурлило приятное горячее чувство: я готова звонко и долго смеяться, но сдерживаюсь, когда судья возвращает мне мобильник. Я сталкиваюсь взором с Ханамией — в его глазах плещется презрение, ненависть, он шокирован. Ехидно ухмыляюсь ему издалека и мне почему-то кажется, что я — ещё большее чудовище, чем он.

***

      — Не такую победу я себе представлял… — досадно высказался Хьюга.       Осуществление столь желанной мести вскружило мне голову — только сейчас я пришла в себя:       — Извините, что не оставила вам шанса их одолеть… — я стояла посреди раздевалки и все поглядывали на меня, наверняка думая: «Да как они вообще могут быть вместе?», но меня это ничуть не волновало.       Смотрю на Теппея — тот снимает с себя форму, оголяя своё сильное, но истасканное, измождённое тело, и моя самоуверенность улетучивается в секунду. Я огорчённо ухожу в сторону, чувствуя себя ужасным человеком. Дрожу, думая, что мне не стоило в это вмешиваться… Неожиданно и мягко меня обнимают сзади большие руки: смотрю на них и снова вижу тяжёлые увечья. Глажу предплечья Теппея, едва ли касаясь кожи — мне страшно причинить ему новую боль —, а затем разворачиваюсь к нему лицом.       — Мицуко, не стоит беспокоиться, ведь именно ты уберегла меня.       Не говоря ни слова, смотрю в его добрые карие глаза, над которыми разведены широкие брови, и приподнимаюсь на носках, обнимая его шею. Я совсем забыла, как люблю сама быть защищённой. Теппей податливо склоняется ко мне, позволяя поцеловать его в повязку — расшибленный лоб мне жаль сильнее остального…        — Если бы я догадалась раньше, такого бы… — начинаю говорить я, в то время как он чуточку касается моих губ. Затем ещё, ещё, и лёгкие поцелуи соединяются в один глубокий, нескончаемый…       Внезапно моя длинная чёлка выбивается из-за уха и падает мне на глаза, из-за чего я нехотя разрываю поцелуй с Теппеем. Хмурюсь и недовольно стряхиваю прядь.       — Мне нравятся твои волосы, — парень проводит ладонью по ним, рассматривая. — Они гладкие, мягкие… А цвет и вовсе завораживает, напоминая фиалки.       И как бы меня не раздражала моя шевелюра, я всегда помню, ради чего её ношу — ради неповторимой улыбки Теппея.

«До последнего вздоха я лежу с тобой. Я буду носить это бремя в своем сердце — я сберегу тебя».