А что если...

Анна с торжеством смотрела на Владимира, стоящего перед ней на коленях. Ее руки мяли ткань его камзола, а во взгляде была ненависть, но он не видел ее глаз. Теплые мужские губы прикоснулись к бархатистой коже плоского живота. От нахлынувших чувств Анна сильнее сжала его плечи. «Ненавижу!» - твердила она – «Ненавижу!». А Владимир продолжал ласкать ее. Анна не могла понять, что с ней. Его поцелуи обжигали, руки сжимали ее бедра, и она невольно начала двигаться ему навстречу, подставляя себя под его жадные губы. Она вернулась, потому что ей нечего было терять, потому что она хотела растоптать, сломать Владимира так же, как он сломал ее сегодня. Она видела, как он смотрел на нее, когда она танцевала, как жадно следили его глаза за каждым ее жестом. Именно тогда она почувствовала свою власть над ним. Это было настолько странное и непривычное чувство, оно туманило голову и наполняло душу восторгом. Она танцевала только для него, собираясь раздразнить, показать кто истинный хозяин положения. Она впорхнула в комнату, еле дыша, трепеща от ужаса, что ее увидят полуобнаженной, что о ней подумает Сергей Степанович. Но весь страх прошел, как только она увидела глаза Владимира, он смотрел на нее, будто не ожидал, что она решится, и в ней что-то взбунтовалось, захотелось подчинить его себе. Ее движения были плавны и уверенны, неожиданно невинная девушка пробудилась от сна, подчиняясь чарующей музыке, но больше всего ее возмутил взгляд Владимира слегка снисходительный, даже пренебрежительный. И она начала танцевать. Никогда не видя танец Саломеи, но обладая от природы артистичностью, Анна позволила музыке управлять своими движениями. Она видела, как от удивления расширяются зрачки Владимира, как он уже не мог оторвать от нее взгляд. Она опустилась на колени и поползла к нему, выгибаясь, дразня, маня. Она уже не принадлежала себе, полностью отдавшись чувственному танцу. Приход Миши все разрушил, напомнил ей, что все происходит на самом деле, что она не в сказке и не в волшебном дразнящем сне. Анна была опустошена. Владимир растоптал ее, а Миша никогда не простит, теперь ей нечего терять. Она вернулась, желая отомстить. Только месть заставила ее держаться так нахально и дерзко, только жажда расправы над гордым бароном заставила пойти до конца. Анна боялась, что у нее не хватит духу, что ее ярость исчезнет, и она использовала последний шанс. Залпом опрокинула бокал водки, обжигающая жидкость сожгла все внутренности, но голова была ясной как никогда. Она медленно встала и сняла шубку, с радостью видя, как исказилось лицо барона, как он старательно отводит взгляд от ее полуобнаженной фигуры. В этот момент ее отмщение было полным. Ей даже стало стыдно от того, что внутреннее ликование было слишком явным, но он ничего не заметил. Владимир хотел уйти, но она не позволила. В голове была только одна мысль: отомстить, уничтожить, растоптать, разбить вдребезги, подарить призрачную надежду и безжалостно отнять ее. Анна запустила пальцы в темные волосы, отчаянно желая вцепиться в них и прекратить эти бесстыдные поцелуи, от которых начинали подгибаться колени и кружиться голова. Но вместо этого стала ласково перебирать удивленная их мягкостью. Владимир поднял голову и посмотрел ей в глаза безумным взглядом, взял ее маленькую ладошку и стал целовать тонкие израненные пальчики. Анна смотрела на него сквозь призму ненависти, не понимая, зачем он целует ей руки, ненависть не угаснет от нескольких поцелуев, от которых она слегка дрожала. Анна чувствовала, что скоро сама попадется в собственную ловушку, и решилась нанести последний удар, завершая собственную месть тихо, но отчетливо прошептала: - Хозяин… Как только его ладонь сжала ее маленькую ладошку весь остальной мир перестал существовать. Он забыл о своей гордыне, о ее положении, о своей ненависти. Владимир с трудом верил, что целует Анну, что она не отталкивает его, а все сильнее сжимает его плечи, привлекая к себе. Он сдерживался сколько мог, пытался образумить ее, но она не захотела его слушать, стала обнимать его, гладить его плечи и грудь. Владимир едва не задохнулся, почувствовав прикосновение нежной кожи груди, едва прикрытой тканью к своей щеке. И он окончательно потерял голову, повиновался ее немому приказу и встал на колени. Сильные руки сжали стройный стан девушки, и прижался губами к давно желанному телу. Старался не торопиться позволить ей привыкнуть к его прикосновениям, еле уловимая дрожь от его поцелуев прошлась по ее телу. Тонкие пальцы ласково перебирали его волосы. Какие маленькие озябшие пальчики, он целовал ее руки, согревая ладошки поцелуями и дыханием. Сквозь пелену безумного желания Владимир услышал, что Анна что-то сказала, но не разобрал, что именно. Он медленно встал, не отпуская ее руку из своей. Анна стояла зажмурившись. Сейчас Владимир отомстит ей за больно ранящее слово. Ну и пусть. Пусть он тоже узнает, как это больно, когда твои мечты, чувства безжалостно растаптывают, убивают, не причиняя никакой физической боли, но от тоски и горечи хочется выть. Сейчас – говорила она про себя. Может выпорет или возьмет силой, ей было уже все равно, но духу открыть глаза у нее не было. Ее ярость и гнев прошли. Месть завершена. И навалилась огромная пустота, безразличие спасительным коконом обволакивало, защищая от всех эмоций. Что же он медлит? Почему не говорит ни слова, но и не отпускает ее руку, не позволяя уйти. - Анечка, – услышала она тихий шепот, почувствовала, как его пальцы нежно провели от уха к подбородку, приподнимая лицо, и от удивления открыла глаза. Ее взгляд уперся в шелковый платок на его шее, поднять глаза выше она не смела. Владимир смотрел на зажмурившуюся от страха девушку. Она боится. Боится, что теперь будет с ней. Зря. Какая ты маленькая, красивая, нежная. Я не обижу тебя, только не уходи, только не отталкивай. - Анечка, – повторил он и начал медленно наклоняться к ней. Синие глаза распахнулись и удивленно взглянули на него. Он не понял, что она сказала? Анна была в замешательстве, а повторить роковое слово язык не поворачивался. Она не была готова к нежности, ласке. Она ждала жестокости, гнева, наказания. Может он только начинает издеваться, и готовит еще более изощренную месть, чем она ему. От его бархатного обольстительного шепота внутри все замирало в сладостном предчувствии. Предчувствии чего? Покоренная ласковым голосом, она сама сдалась на его милость. Владимир склонялся все ниже и ниже, она уже чувствовала его дыхание на своих губах, Анна хотела отвернуться и не могла этого сделать. В его глазах не было насмешки, ненависти, только затаенная грусть и …. Любовь? Почему она раньше никогда не обращала внимания на то, что у него красивые глаза? Сейчас в отблеске почти сгоревших свечей они казались бездонными… Владимир приник к ее губам нежным поцелуем, привлекая девушку к себе. Анна замерла в его руках, ошеломленная собственными чувствами. Даже бесстыдные поцелуи, которыми Владимир дразнил ее тело, не были для нее таким откровением. Там было снисхождение одной и мольба другого, там хозяин был рабом, вымаливающим пощады у своей крепостной госпожи. Сейчас все иначе. Не водка туманила голову, а поцелуй, сводящий с ума. Удивленная своими ощущениями Анна приоткрыла рот и впустила дерзкий язык барона. Ободренный такой реакцией Владимир целовал ее все чувственнее, его руки скользили по ее спине, все сильнее и сильнее прижимая к себе. Он так и не понял, что она сказала. Но слова «Нет» он не услышал, а все остальные сейчас не имели значения. Яркое солнце светило в окно. Владимир, недовольно проворчав, открыл глаза. Анны рядом не было. Барон огляделся, он уже решил, что ему все приснилось: и танец Саломеи, и то, что было этой ночью, но потом в углу на кресле заметил забытую Анной монисту. И понял, что это был не сон. Тогда где она? Анна складывала вещи в коробки. Она проснулась на рассвете и пришла в ужас от содеянного. Наваждение вчерашнего вечера развеялось. Всхлипнув, она зажала рот рукой и оглянулась на спящего барона. Тот мирно спал, обнимая ее. Анна с горечью подумала, что теперь все кончено, жизни как раньше уже не будет. Да и не могло быть. После всего того, что случилось…. Она тихо высвободилась из его объятий, и начала собирать свои вещи разбросанные по всей комнате. Краска стыда залила лицо девушки при воспоминании о прошлом вечере и ночи, но больше всего ей было стыдно за свое поведение. Анна пыталась оправдаться перед собой тем, что это водка так на нее подействовала, но в глубине души она понимала, что алкоголь здесь ни при чем, что она знает ответ, но так боится в нем признаться. Она помнила хриплый шепот Владимира: - Я люблю тебя… я всегда любил тебя… Анечка…девочка моя…. Любимая… Когда он поцеловал ее, все остальное перестало иметь значение. Он был ласковым, нежным и терпеливым, и таким родным. Сейчас Анна задавалась вопросом. Почему? Почему он не был таким раньше? Почему только сейчас сказал, что любит ее или так всегда говорят, когда хотят соблазнить? А она даже сопротивляться не смогла, не смогла повторить слово, которое точно остановило бы Владимира. Вся беда в том, что она и не хотела, чтобы он останавливался. От прикосновения его ладоней по телу растекались горячие волны, пробуждая ее чувственность, заставляя желать большего…. Заставляя желать его… Какая распущенность – подумала Анна про себя и прижала прохладные ладони к горевшим от стыда щекам. Она тихо выскользнула из спальни барона, плотно закрыв за собой дверь. И еще плотнее закрыв ото всех свое сердце… К счастью по дороге в свою комнату она никого не встретила, было еще слишком рано. Костюм Саломеи жег кожу, и возвращал назад в прошлое, когда горели ароматные свечи, и в воздухе разливался запах восточных пряностей, где она танцевала, а потом не было ничего, кроме НЕГО… В своей спальне Анна переоделась и стала упаковывать свои вещи в коробки, ей надо было чем-то занять себя и успокоиться. Она помнила слова барона о том, что теперь она крепостная. А раз она крепостная то и жить ей полагается не здесь, и эти вещи тоже больше не понадобятся. Анна отгоняла мысли о том, что теперь, возможно, ей придется спать не в этой комнате, не с дворовыми, а в постели Владимира. Снова краска стыда залила щеки. Руки слегка задрожали, губы пересохли, Анна облизала их. Нет, она не будет его наложницей. Не будет! Вчера она осталась, потому что это была ее победа, ее торжество. Тогда почему она не смогла нанести последний удар? Струсила в самый последний момент, испугавшись. Чего? Что он отпустит ее? Истинный ответ поднимался со дна души, представая перед ней во всем своем… - Нет, нет – зашептала Анна – Нет, только не это. Нет!!!!!!!! – простонала она и опустилась на кровать. Дверь в ее комнату распахнулась, на пороге стоял Владимир. От неожиданности девушка подскочила на месте и сразу же встала, поправляя оборки платья. - Что вам угодно? Владимир застыл на месте. Как же она была хороша в своем простом закрытом платье, скрывающим совершенное тело, только нежная шея была не прикрыта тканью, и манила к себе. Он был зол на нее из-за того, что она ушла, пока он спал. Но, сейчас любуясь ею, Владимир перестал сердиться. Хотелось только, чтобы она была рядом, совсем близко как сегодня ночью, близко и навсегда. - Мне угодно видеть вас. Анна вздрогнула. Она боялась встречи с Владимиром, боялась выдать себя. - Как угодно, барин – добавила она, вложив столько яда в это обращение, что Владимир похолодел. Он подумал, что она была с ним только по приказу, по принуждению, но он помнил, как она трепетала в его руках, ее неловкость, но и вместе с тем желание быть с ним. Именно с ним. Это он знал твердо, иначе как объяснить ее ласковый шепот: - Володя…. Да…да. Он подскочил к девушке и прижал к себе, придерживая ее голову рукой не давая отвернуться и вынуждая смотреть прямо в его глаза. - Анна, вам было плохо со мной? Отвечайте! - Я крепостная, – парировала девушка. – Кого интересуют мои чувства? Ее слова были булавочными уколами по сравнению с теми муками, которыми он сам себя терзал столько лет. Но теперь он не допустит, чтобы гордыня разрушила хрупкий мостик между ним и Анной, между любовью и ненавистью. - Аня, вам было больно? – тихо спросил Владимир, и в его голосе появились вибрирующие нотки. - Вас не учили стучать, прежде чем входить, – невпопад ответила Анна. От тембра его голоса сердце заколотилось как сумасшедшее, и все подробности прошедшей ночи пронеслись перед глазами. Ей было больно всего мгновение, а потом…. Потом было только чувство …. Она даже не могла объяснить, что именно это было, но ей было с ним очень хорошо. Но признаться в этом она не могла, не могла вложить в его руки оружие, которое полностью раздавит ее. Поэтому яростно начала вырываться. - Пустите меня. - Я стучал, – оторопело сказал Владимир. – Вы шептали: Нет. Когда я вошел, чего вы так испугались? Он наклонился так низко, что она опять чувствовала его дыхание на своем лице. Смотреть в пронизывающие ледяные серые глаза не было сил, а сейчас подавно, когда они светились мягким светом и вопросительно, умоляюще смотрели на нее… В бессилии Анна закрыла глаза, они могли выдать ее чувства. Она ждала его поцелуя и будь что будет. - Аня, скажи мне, – услышала она тихий шепот. - Что? – не поняла девушка и открыла глаза. - Правду. - Какую правду? – страх от того, что он обо всем догадался, прежде чем она сама это поняла, заставил Анну снова сопротивляться. Она била кулачками в его грудь, изворачивалась всем телом пытаясь выскользнуть из стального кольца его рук, но Владимир только усмехался и прижал ее к себе так, что она не могла пошевелиться. Она замерла в его руках, надеясь, что, в конце концов, ему надоест держать ее в плену, и он отпустит ее. - Анечка, – позвал он. Она подняла глаза. - Ты помнишь, что я говорил ночью? – все так же тихо спросил Владимир. Девушка кивнула, на большее у нее не хватило сил. - Я люблю тебя, – повторил он. Она вздохнула и прикрыла глаза. Она онемела, она чувствовала, надеялась, что признание в порыве страсти было истинным, а не необходимой деталью при соблазне. И что ответить она не знала. Вернее догадывалась, но это было так нелепо и чудно. Настолько против логики, как и его слова о любви. Владимир смотрел на девушку, которая была в его объятиях, борясь с искушением поцеловать, прежде чем он услышит ее ответ. - Аня, скажи мне, – услышала она снова его просьбу. - Я не понимаю, что ты хочешь услышать? – ответила она и снова открыла глаза. Его губы были так близко, что от его дыхания локон выбившейся из прически щекотал ее щеку. - Аня, только правду. - Какую правду? – в очередной раз спросила она. Владимиру уже надоели ее уклончивые ответы, и что она не смотрит в его глаза, ее взгляд был на уровне его шеи. Он приподнял ее лицо за подбородок. Синие глаза распахнулись и удивленно взглянули на него. - Я не понимаю…. - Ты все понимаешь. Я жду. Анна постепенно сдавалась, успокоенная тихим ласковым голосом. Его ненависть рождала ответную неприязнь, но когда он был ласковым, она не могла устоять. - Володя, – тихо позвала она, он внимательно смотрел на нее, и она решилась. – Я люблю тебя. Как только Анна сказала вслух, что любит его это перестало казаться чем-то невероятным и невозможным. Это было естественным. Как будто ледяная стена разрушилась, рассыпалась миллиардом осколков, освобождая солнышко, которое теперь ярко светило в комнате. Солнышко взаимной любви. Он так долго ждал ее ответа. Но ни секунды не жалел об этом. Награда того стоила. Анна его любит. Он понял это еще вчера, когда она отвечала на его поцелуи, когда льнула к нему в немой мольбе. Он был уверен, что Мишу она так не целовала. - Я люблю тебя, – повторил он и наконец поцеловал соблазнительные губы, перестав мучить ее томительным ожиданием. - Почему ты изводил меня? – спросила Анна через какое-то время. - Потому что боялся, что ты догадаешься о моих чувствах к тебе, – и поцеловал ее макушку. Анна прижалась к нему, спрятав лицо на груди. - Я вчера хотела тебя уничтожить, – призналась она. - Как и я тебя. Хорошо, что нам это не удалось, правда? - Правда, – подтвердила Анна и с любовью посмотрела в его глаза. - А что ты вчера мне сказала? – спросил Владимир, не сводя с нее глаз. Радость в синих озерах потухла, и Анна вся сжалась. - Тебе это так хочется знать? Теперь она испугалась, что Владимир оттолкнет ее. - Нет. Уже нет, – успокоил ее барон и снова сжал в объятиях. Он заметил, с каким облегчением вздохнула Анна, и довольно улыбнулся. Увидел себя в зеркале, и подмигнул зеркальному Владимиру, который обнимал зеркальную же Анну и хитро улыбался ему в ответ.