Переживания прошлого

      Он никогда не славился атлетизмом, но в холодном разуме сохранились воспоминания, как по каменной стене полз в неприступные небеса замка, чтобы удариться головой о тяжелый люк. В этот раз люка не было, да и не очень высоко — всего два этажа и окно на чердак Старого Угря и резной орнамент. Не с первой попытки ему удалось взобраться в комнатушку, где отдыхали его нынешние спутники. Для них это не стало неожиданность, по крайней мере, открыто они это не выражали — лишь вскинули три пистолета в сторону шума возни, ожидая очередного ломящегося сведённого с ума голодом гуля.       Впервые за долгое время Изгой перестал попадать под имя собственное, хотя компания у них собралась откровенно странная. Самым «нормальным» он мог счесть этого Эдуардо — его имя он тоже запомнил, как и факт, что он таскается за женщиной за двадцать две сигареты; и за эти же двадцать две сигареты стреляет и бьёт в любую цель, что она укажет. Типичный человек в своей скользкой типичности.       Соня Грин-Картер, именно так представилась та дама в зелёном платье, отличалась отстранённостью и недюжинным хладнокровием, пугающим даже его — с абсолютным безразличием взирать на пиршество гулей над телом человека, а потом с таким же хладнокровием накормить их вожака свинцом… Изгнанник думал, что его ужасные глаза могут пугать, но теперь убедился, что ужаснее только пустой, ничего не выражающий апатичный взгляд чёрных глаз жены известного путешественника Страны Снов. С ним, Рендольфом Картером, ему не довелось пересечься, но даже в его богом забытом замке он находил рукописи об удивительном сомнамбулическом поиске неведанного Кадата.       Об Элизабет Изгой знал совсем немногое — что она так же не местная, что до Чёрного Дня она работала в некоем «особом отделе», что у неё есть револьвер и оккультные знания, не доступные простым людям. Не надо быть гением дедукции, чтобы понять это, глядя на потрёпанное временем удостоверение детектива. Но в остальные подробности не лез, опасаясь в данный момент доверять другим, в том числе познания историй и прошлого.       Ах да, он вспомнил, что объединяло их почти всех — любовь к книгам, хорошим и разным. Каждый раз при оккультных исследованиях тех или иных артефактов мысленно он погружался под каменные своды. В грёзах своих он тянулся своими скрюченными пальцами к деревянным полкам со стеллажами, набитыми множеством литературы, в основном эзотерического толка и очень немногие романтического, в привычном для него смысле, без этих наплывов дешевой бульварной эротики и неумелой любовной прозы — рыцарские романы о приключениях, о дальних странствиях…       Сон был очень тягучим и холодным, тянулся и стелился туманом — как та дымка в зловещем лесу неподалёку от замка, в который он ни разу за всё время не решился войти. Но что-то изменилось в привычной картине прошлого… Капли воды?.. вода была во рву, но не капала… Чей-то плач?.. выбеленные кости не могут плакать…       Он поднял сморщенные веки, вернувшись из сновидений на всё тот же чердак Старого Угря. Не скрипели разбухшие от влаги слишком частых дождей половые доски; не каркало редкое вороньё и не бегали крысы с тараканами. Так тихо, что не хватает шелеста древних манускриптов и рассказов, в которые он погружался не хуже, чем в Страну Снов. И плач, всё тот же тихий, почти сдавленный и достаточно редкий.       Беззвучно Изгой выбрался из своего угла и неслышно, как сама ночь прокрался на звук — жизнь научила его прятаться, избегать опасностей и оставаться незаметным для серых масс. Осторожно он проследовал к источнику шума и обомлел — плач доносился с матраса, на котором под одеялом спасала Элизабет. Он помнил взгляд её тёплых карих глаз на улице — добрый, отзывчивый, слишком яркий для нескончаемой ночи после Чёрного Дня. Когда его когтистая забинтованная рука коснулась её плеча и в ответ детектив воззрилась на него опухшими, покрасневшими от слёз глазами оккультист отшатнулся от неё в диком ужасе — вспомнив полированную гладь зеркала в том доме — и неловко сел на пол.       Щёлкнул затвор и в свете лампы мелькнул блик полированного металлического корпуса автоматического пистолета, взведённого кубинцем.       — Amigo, я едва тебя не пристрелил, — с облегчением выдохнул телохранитель; вот только бывший аристократ не понял суть облегчения — что пуля была бы потрачена не зря или что осталась в стволе?..       — Простите, — женские пальчики аккуратно смахнули платком застывшие на ресницах слёзы. — Никого не хотела тревожить.       — Senora, какой bastardo посмел Вас обидеть? — Эдуардо ловко изобразил участливого кавалера, но успеха на этом поприще не сыскал:       — Всё в порядке, дружище, просто былые воспоминания. Тебя ведь тоже посещают образы мальчика, сына рыбака из небольшой деревушки?       Он всё так же участливо кивнул и снова откинулся на свою лежанку, не убирая, тем не менее, руки от нагрудного кармана с пистолетом.       Соня не проснулась; или сделала вид, что спит, снова окинув незадачливых товарищей взглядом. Вероятно, такой апатичной и безжизненной её сделали безуспешные поиски мужа и трагедии и невзгоды просто перестали изламывать её.       Нельзя сломать то, что уже сломано.       Повисла неловкая, напряженная пауза; обычно в таких ситуациях люди друг другу желали спокойной ночи и пытались уснуть, но обычная жизнь закончилась, да и уж совсем близкими друзьями, даже друзьями назвать было сложно. Их взгляд на мгновение встретился и Изгой уже собрался снова забиться в свой уголок, когда простым движением — приложив указательный и средний палец в подобие буквы «v» губам Лиззи показала, что собирается выйти покурить и большим пальцем кивнула на выход в основной паб. А ещё она указала на него, тем самым призывая пойти вместе с ней, курить в одиночестве детектив не захотела.       — Я туда не пойду, — его сиплый ответ по звучанию был похож на шелест старинных книг. — Идём через окно. Я покажу…       Старый Угорь приятно радовал резными окнами и таким же орнаментом, за который можно было ухватиться и спуститься вниз по стене, это не карабкаться по высеченной каменной стене со слабыми уступами. Да и практика даёт своё, второй раз даётся легче. Он смотрел снизу, как неуклюже, неуверенно и опасливо спускается Лиз в накинутом на плечи пальто поверх ночной сорочки. Местные, даже не будучи извращенцами уже бы взглядами на женские прелести прожгли бы дыру и совершили акт семяизвержения солярной кислотой; его перестали интересовать женщины… да и люди вообще с момента его полного осознания самого себя; но когда это случилось, он позабыл. Очень легко этого добиться в месте, где нет времени.       Детектив уселась на мусорный бак, кутаясь в длинные полы пальто, и в женских пальчиках мелькнул коробок спичек. Лёгким движением она высекла огонь о серную полоску и подкурила сигарету от пляшущего огонька. Изгой не понимал людей, возможно из-за отсутствия контактов с социумом — экономическая формула, базис, надстройка и прочие сложные термины, по словам других людей, улетели в бездну, и всё свелось к понятным инстинктам — подчинении более сильным, основанная на страхе и поклонении власть. А экономика перешла на бартерную основу, валютой которой стали сигареты. Которые они же курят, в случай чего. Он вряд ли бы мог представить, что стал бы пускать в пламя костра одну из книг замковой библиотеке в попытке согреться, но отличия между ним и людьми оказались слишком значительными, не только в плане психологии…       Снова повисла неловкая пауза — нутром бывший аристократ понимал, что ему нужно что-то сказать, хотя бы для имитации поддержания беседы, но долгие годы одиночества и отсутствия собеседников исказили его, сделав молчаливым и угрюмым, не привыкшим к общению.       — Извини, что разбудила, — начала Элизабет, делая лёгкую затяжку. — И что вытащила сюда. Опасно нынче на улицах в одиночку…       — Для меня — всегда, — прохрипел он в ответ, вспоминая свои скитания по улочкам Аркхема. — Я слышал, люди плачут от боли?       — А ты разве никогда не плакал? — в голосе детектива слышалось нескрываемое удивление и интерес.       — Я помню лишь единожды — когда узрел неописуемое, невообразимое, отвратительное, безобразное чудовище, призрак древности и разрухи… — Чем больше Изгой говорил, тем мрачнее становилось звучание его упавшего в едва слышимый сип голоса.       — Люди плачут не только от боли… но да, это слишком частая причина человеческих слёз. — Пояснила она и почему-то начала рассказывать. — Я ведь, как и ты, тоже не местная — я из Бостона. Когда-то это, быть может и звучало гордо, а теперь это не имеет значения… Однажды во сне ко мне пришёл тот самый Чёрный Гость; сказал ждать какого-то знака в Аркхеме… и я прибыла сюда, вместе с мужем.       Она подняла левую руку, и в отражении кроваво-жёлтого глаза блеснуло миниатюрное обручальное кольцо на пальце.       — Наша личная жизнь была… не простой и до этого; он быстро скатился — выпивка, наркотики… даже один раз попробовал меня ударить… скотина.       Изгой припомнил, как ловким движением Лиз сломала приставшему к ней у входа в пап забулдыге руку и представил, что этому некоему «мужу» за попытку тоже досталось. В своей голове он представил его образ — не высокий, упитанный, слегка округлый человечишка во фраке и цилиндре, с жиденькими усиками и козлиной бородкой. Такими всегда описывали злодеев в романах из его библиотеки, стереотипных, по крайней мере…       — Спустя день после прибытия я узнала, что он изменяет мне с какой-то дамочкой. Мне не потребовалось много времени и усилий, чтобы выследить их, — она указала сигаретой на обветшалый отель Элиот. — Я хотела вломиться в номер с револьвером, застать их врасплох и как в той старой бульварной песенке: «И одною пулей он убил обоих и бродил по берегу в тоске»…       — И что же случилось? — он не помнил, когда в последний раз его захватывало любопытство и настоящий интерес.       — Чёрный День случился, — вместе с хмыканьем с губ сорвалась струя дыма. — Всё пошло к чертям, мир сошёл с ума в одночасье, а Аркхем исчез между мирами… по крайней мере, это то, что я знаю. А этот сукин сын бросил бедняжку умирать там, наутёк… не далеко убежал. Как оказалось, это была не простая шлюха, а важная для Восколикого, — сделав затяжку, детектив показала куда-то на линию горизонта наполовину выкуренной сигаретой. — Гангстеры поймали его, прикончили и повесили на старых аркхемских часах…       Она умолка и обронила совсем неоднозначную фразу:       — Я его там навещала… он говорит, что ему одиноко, холодно и тоскливо там, без меня…       Теперь изгой понял, он не обладал аналитическими способностями, но не был глупым и уж тем более дураком, да ещё и подкован в оккультных вопросах. Теперь понятно, что это был за особый отдел Бостонского Бюро расследований, и с какой клиентурой он взаимодействовал…       — Я потратила на эту скотину пять лет своей жизни! ПЯТЬ ЛЕТ! — Элизабет сорвалась на крик.       — Мгновение для меня… — выдохнул он в ответ. — Липкое, тягучее… неизмеримое…       Женщина взяла в руки помятый, погнутый в местах, старый пожелтевший и выцветший свадебный фотоснимок с запечатлённой на ней парой — брюнетке в белом подвенечном платье и светловолосого мужчину со щетиной на лице и светлыми же глазами в тёмном костюме.       — Что я нашла в тебе, Бертли О’Доэрти?.. — спросила она то ли у себя, то ли у снимка, Изгой понять не смог, но итог ею был подведён не утешительный, — ненавижу ирландцев.       — Он неплохо выглядит, — высказал своё мнение оккультист, ткнув на человека когтистым пальцем. — Для такого мерзавца…       Подобное заявление вызвало у Лиз смешок, и после очередной затяжки она прожгла на лице бывшего мужа небольшую дыру.       — А так? — со сквозящим в голосе смехом спросила она.       — Уж всяко лучше, чем я… — буркнул он в ответ, не понимая, зачем портить красивый портрет…       Она не стала смеяться, но вдруг резким движением разорвала фотокарточку пополам, скомкала и безжалостно растоптала ту, на которой был изображён её почивший супруг.       — Вот тебе, за все твои пьяные выходки, за наркотические приходы, за измены, за всё!       — Тогда можешь этот оставшийся… портрет, отдать мне? — неожиданно попросил Изгой.       Тёмные брови от удивления поползли ко лбу, женщина искренне не понимала, зачем это нужно её компаньону. Бывший аристократ не сразу сообразил что ответить, но сумел выкрутиться из ситуации:       — Я буду использовать её как закладку для книги.       Она понимающе ахнула и кивнула, протягивая целую половинку:       — Конечно, держи! И да… спасибо, что выслушал.       — Очень много благодаришь. — Заметил оккультист, пряча половину фотоснимка во внутренний карман сюртука.       — Мой опыт общения с людьми мне подсказывает, что людей нужно благодарить хотя бы за намерения — у них всё равно ничего не получится. — Лиз затушила окурок носком туфли и неуверенно посмотрела на чердак. — Не обижайся, но… второй забег… залаз… в общем, я пойду через паб обратно, а то весь отдых насмарку пойдёт.       — Мне не составит труда забраться обратно. Но поэтому я не стремлюсь привязываться к другим. Тогда не будет боли и расстройств. Иди…       Лёгкой походкой она проследовала вовнутрь, но вместо того чтобы подтянуться на руках по орнаменту, Изгой притаился у окна, желая подслушать и подсмотреть реакцию завсегдатаев. Вместо них там, у барной стойки стоял лишь владелец Старого Угря.       — Ты же не выходила, cornuto! — лицо Марино вытянулось от удивления, — как ты там оказалась посреди ночи в одной сорочке?!       — Я умею путешествовать меж миров, — игриво промурлыкала детектив, проходя мимо бармена.       Тот нахмурил чёрные брови, не оценив шутки и мрачным тоном ответил:       — Ах, ну да, конечно… как только заберёшь свои пожитки, предупреди меня — на королевские покои много желающих.       Детектив скрылась в лестничном проеме, и теперь он снова остался наедине со своими мыслями. Снова ещё раз посмотрел на эту… фотокарточку, не портрет, отметил про себя, что стоит запомнить, как это называется. Осторожно провёл коготком по контуру. Красивые вещи нельзя вот так просто уничтожать. А затем не без труда полез вверх и вскоре, забившись снова в угол чердака, отправился путешествовать по Стране Снов…