Ворон, фея и алая гвоздика

      История Авроры закончилась хорошо. Хотя, вопреки пожеланию фей у её колыбельки, на долю принцессы выпало немало горестей, она всё преодолела, заручившись поддержкой своего народа с Топких Болот и близких людей. И, как часто это бывает, финал одной истории проложил начало другой. Оставив крестницу на попечение новоявленного мужа, принца Филиппа Альстедского, Малефисента присоединилась к своей новой семье. За ней последовал и Диаваль, преданный ворон-слуга, обращённый феей в человека. На далёком от людских земель острове Малефисента примерила на себя роль матери Общины тёмных эльфов, заменив погибшего на бессмысленной войне Коннала, который был хранителем и наставником своего народа. Тёмная фея, окружённая себеподобными существами, быстро осваивалась, хотя порой выбивалась из сил, присматривая одновременно и за Топкими Болотами, и за Общиной. До того дня, покуда волшебный мир и мир людей объединятся и смогут открыто беспрепятственно сосуществовать, пройдёт ещё немало времени.       Диаваль пытался поддерживать её, но Малефисента отказывалась от любой помощи, желая показать себя мудрой и сильной хранительницей своего народа. Малефисенте более не нужен был молчаливый союзник за спиной или разведчик, который стал бы её крыльями. Фее не нужен был дозорный, охраняющий её покой, не нужен был страж, который мог беспрепятственно прикасаться к железу. Ворон, чьи превращения из птицы в человека, зависели от тёмной феи, порой начинал чувствовать, что его не в меру заботливая госпожа относится к нему, как к тяжёлому балласту. Малефисента не замечала, что теперь он остро нуждается в ней.       В глубине своей души Диаваль начинал скучать по тем временам, когда Малефисента была лишена крыльев и зависела от него. Такие мысли нельзя назвать благочестивыми, ведь она страдала, и всё же тогда они были как никогда близки. В ночной тиши он становился её утешением и крепким плечом, на которое можно опереться. Он осушал её слёзы и выслушивал историю любви, которая обернулась болью и предательством. Он баюкал её как дитя, покуда госпожа не засыпала, и берёг хрупкий сон до утра. Он прогонял кошмары от её мыслей, и, если улыбка трогала губы Малефисенты, это было лучшей наградой. Теперь всё изменилось.       Не смотря на то, что Диаваль жил в Общине уже несколько месяцев, он оставался для тёмных эльфов чужаком. Его приняли по настоянию Малефисенты, но продолжали относиться к нему с холодностью. Ворону стоило немалых усилий привыкнуть к этому. На Топких Болотах его все знали и любили, не смотря на образ. Община же проявляла скрытое недоверие, но он не мог их в этом упрекнуть. Большую часть времени Диаваль выглядел как человек, вёл себя как человек, и невольно служил для крылатых созданий напоминанием о том, сколь долго их угнетал людской род.       Диаваль особо и не старался кому-то понравиться. По мере сил он участвовал в жизни Общины, но куда чаще оставался наедине с собой. В человеческом облике он бродил по землям острова, покуда Малефисента наслаждалась свободой в воздухе и общением с сородичами. Остров тёмных эльфов был куда красивее с высоты птичьего полёта и не предназначался для бескрылых существ, а потому Диавалю порой становилось обидно до боли, что госпожа забывает о нём.       Ушло лето, и в разгар осени тёмные эльфы начали готовиться к зиме. Община превратилась в кишащий муравейник, в котором все работали с утра и до позднего вечера. Диаваль не оставался в стороне и помогал чем мог, хватаясь за любую работу. Труд отвлекал его от печальных мыслей, помогал завести новые знакомства, но ворон всё равно держался особняком.       В это утро, проснувшись невероятно рано, Диаваль вышел из своей хижины, построенной на лесной части острова. Дом его очень напоминал гнездо, свитое из разномастных веток и увенчанное округлой крышей, но там было тепло и сухо, даже во время непогоды, так что Ворон не жаловался. Сегодня же солнце занялось вовсю. Небесное светило ослепило Диаваля так, что он не сразу разглядел свою гостью. Меж деревьев рядом с его домом кружила молодая эльфийка. У незнакомки была золотисто-коричневая кожа, похожая на иссохшую землю, короткие каштановые волосы, крылья цвета светлого песка и длинные витиеватые рога. Тонкое, слегка угловатое тело прикрывала длинная рубашка, сшитая из кожаных лоскутов. Завидев молодого черноволосого мужчину в чёрной одежде, который так выделялся на фоне осенней природы, пустынная фея подлетела к нему и мягко опустилась на землю.       — Ты спишь как убитый, — произнесла незнакомка вместо приветствия. Она подошла ближе, шурша палой листвой. Диаваль разглядел её тонкие черты лица и узкие, чуть раскосые глаза — он видел её впервые. — Меня зовут Кеадда. Малефисента велела забрать тебя на сбор ягод. Там не помешают лишние руки.       — Мда, — задумчиво пробормотал Диаваль. — Почему же она сама ко мне не пришла…       — Полагаю, у феи Малефисенты очень много дел, — с дружелюбной улыбкой произнесла Кеадда, хотя Ворон и не требовал ответа.       — Что ж, ладно, — согласился Диаваль, неловко улыбнувшись новой знакомой. — Как я доберусь на нужное место?       — Хватайся, — бойко отозвалась Кеадда, не задавая лишних вопросов. Она протянула ему свои изящные, но сильные руки, вооружённые длинными цепкими пальчиками.       Полёт с Кеаддой стал для Диаваля откровением. Лететь, держась за руки и полностью доверяя кому-то свою жизнь — это не тоже самое, что полёт на собственных крыльях в облике птицы. Завороженно разглядывая мир, перемещающийся у него под ногами, Диаваль думал, что было бы здорово попрактиковать такое с Малефисентой. Опустившись в цветущую тропическую зелень, Ворон вспомнил, почему за руки его держит Кеадда, а не его госпожа, и забыл о глупых фантазиях.       Вслед за пустынной феей, Диаваль продирался через буйные мягкие растения, которые заслоняли своими огромными листьями небо. Ворону не часто приходилось бывать в тропической зоне острова, а потому он с любопытством оглядывался по сторонам, то и дело уворачиваясь от ползущих лиан, свешивающихся вниз и сочащихся липким соком. Здесь на земле даже свет был зелёным, будто бы природа и не думала засыпать, как обычно бывает в преддверие зимы. К тому моменту, как Кеадда привела его к саду, в котором им предстояло работать, Диаваль начал привыкать к пружинящей под ногами влажной почве и густому, перенасыщенному ароматами воздуху.       Главный по саду, эльф с небольшими пёстрыми крыльями и тёмной кожей, изрезанной морщинами, выдал новым работникам по глубокой плетёной корзине и провёл их на ягодную плантацию, где ровными рядами росли высокие тёмно-зелёные кусты, усыпанные красными плодами. Возле большинства из них сидели другие эльфы, занятые работой, и Диаваль шёл осторожно, боясь наступить на чьё-нибудь раскинутое крыло. Без лишних церемоний смотритель усадил их под соседними кустами и оставил, ничего не сказав на прощание.       В очередной раз подивившись дружелюбию некоторых эльфов, Диаваль скинул чёрный плащ, постелил его на землю и устроившись с удобством, начал обирать круглые красные ягодки. Кеадда сидела от него на расстоянии меньше десяти шагов, а потому неустанно шутила или же расспрашивала Диаваля о Топких Болотах, о людях и многом другом, подбивая нового знакомого на разговор. Ворон отвечал, сперва нехотя, но эльфийка всё больше располагала его к себе. Когда разговор заходил в тупик, Кеадда не замолкала, а мурлыкала под нос песни чужеземных мотивов. Диаваль признал, что его новая знакомая очень мила, хотя он привык считать пустынных эльфов обладателями жёстких тяжёлых характеров.       После полудня сил на разговоры и песни уже не оставалось. Кеадда и Диаваль продолжали собирать пухлые от сока ягоды, и у обоих корзины почти наполнились до краёв. Заканчивая с одним кустом, они переходили к следующему, по-прежнему оставаясь соседями-сборщиками. Даже молча они поддерживали друг друга редкими улыбками, и Ворон подумал, что эта эльфийка, быть может, станет его первым другом в Общине.       Когда корзина была уже полна, Диаваль остановился, чтобы немного перевести дух, прежде, чем отнести её главному по саду. Его внимание привлекли тени, скользящие по нависшей над головами листве. Защитив глаза от света ребром ладони, Ворон присмотрелся. В расщелину между зонтиками листьев Диаваль увидел несколько эльфов. Среди них, как и ожидалось, была Малефисента. Женщина звонко смеялась, кружа в небесах, и Ворон невольно улыбнулся. Если его хозяйке было хорошо, то и ему тоже. От созерцания прекрасного зрелища Диаваля не отвлёк шорох листвы и твёрдые шаги, сопровождаемые шелестом крыльев.       — Что ты здесь делаешь? — недовольно спросил пустынный эльф таким тоном, будто плевался раскалённым железом. Он сделал явное ударение на втором слове.       Диаваль обернулся, но без труда сохранил самообладание при виде Борры. Пустынный эльф навис над Вороном широкой крылатой тенью. Жилистый и мускулистый, он так отличался от мягкого Диаваля, что тому становилось тошно. Не дожидаясь ответа Ворона, Борра властно кивнул Кеадде, и та, смутившись, отвернулась и продолжила трудиться.       — Я тут вроде как работаю, если невидно, — скучающим тоном сообщил Диаваль и сделал попытку поднять тяжёлую корзину, что ему не удалось.       — Убирался бы ты откуда взялся, — с недоброй улыбкой произнёс Борра. — Жил бы в Альстеде и не знал бед.       — В Альстеде меня всегда примут, если я захочу, — произнёс Ворон как бы про между прочим. — Но я теперь часть вашего сообщества.       — В этом ты сильно заблуждаешься, — Борра едва не пускал пар из ноздрей, настолько его бесило это показное спокойствие.       — Его присутствие здесь — приказ Малефисенты, — подала голос Кеадда, желая защитить Диаваля, но когда пустынный эльф посмотрел на неё, девушка тут же осеклась.       — Всё было интересно, птичка, зачем ты притащился за Малефисентой сюда, хотя тебя в отличие от неё, не звали, — с усмешкой поинтересовался Борра, подойдя почти вплотную к Ворону и раскинув крылья, будто отделяя их от всех остальных. — Ты что, её фамильяр*?       Диаваль скорчил недовольное лицо. Он терпеть не мог этого самоуверенного глупца, помешанного на войне, чьи действия едва не погубили его любимых Аврору и Малефисенту. Ворон отвернулся и промолчал, пытаясь продолжить работу.       — Ты что, оглох?! — спросил Борра так громко, что собиратели ягод встрепенулись и обратили внимание на происходящее. Обернулась даже Кеадда.       — Нет, — процедил Диаваль, не намереваясь становится игрушкой чужого гнева.       — Интересно, будешь ли ты таким храбрым, — прошептал Борра и ухмыльнулся, — если я скажу твоей хозяйке о твоём неподобающем поведении.       Широко расправив свои коричневые крылья, Борра отступил и взмыл в воздух. Диаваль даже не поморщился, угрозы эльфа его не пугали. Тем не менее, настроение резко испортилось. Ворон закрыл руками глаза.       — Не слушай его, — произнесла Кеадда, приблизившись и положив руку на плечо мужчины. — У него несносный характер, но в душе он не такой злой. Борра просто ненавидит людей, которые причинили столько боли нашему народу. Он привыкнет к тебе.       — Да я и не человек, — драматично воздев руки к небу выкрикнул Диаваль, и девушка увидела, что он не плачет, а улыбается. — Я ворон! Ворон я!       Кеадда рассмеялась и Диаваль не смог сдержаться.       Следующий раз Диаваль увидел Малефисенту только вечером. Вместе с представителями крылатого народа, среди которых была и Кеадда, Ворон сидел у костра, одного из многих, что пылали в темноте. Прекрасные при свете дня, в сумерках тропики становились таинственными и немного мрачными, будто таили в себе скрытую опасность. Или же так казалось Диавалю, ибо он пребывал в дурном настроении, и даже овощная похлёбка казалась ему безвкусной. Воспоминания о словах Борры никак не желали выходить у него из головы, и Ворон раздражался всё сильнее. Осознание собственного бессилия и невозможности дать достойный отпор бесило его даже больше. Борра, с его невыносимым характером, тем не менее, первый воин Общины, а Диаваль — хоть и любимая птичка Малефисенты, но всё-таки здесь на птичьих правах.       Диаваль уже наклонился к Кеадде, чтобы попрощаться перед уходом домой, как вдруг мимо их костра прошла Малефисента. Фею окружили маленькие крылатые дети. Она шла бок о бок с воспитателем Удо, эльфом тундры, облачённым в белое одеяние. На несколько мгновений Малефисента повернулась к Ворону, одарив его взглядом своих ярких глаз, зелёных, с жёлтыми вкраплениями, похожими на искры огня. Диаваль улыбнулся ей, понимая, что нагло пялится, но не мог отвести глаз. Фея была прекрасна в своём тёмно-зелёном платье, а сверкающие камни на нём напоминали капли росы на траве ранним утром. Подол платья, короче, чем обычно, обнажал мелькающие белые ступни и изящные лодыжки госпожи, что тоже не укрылось от взгляда Диаваля. Рога феи и её длинные тёмные волосы оплетали белые цветы, фосфоресцирующие в темноте. Алые губы Малефисенты разошлись в улыбке, показав белоснежные зубки, а затем она снова повернулась к крылатому учителю и продолжила беседу.       — Она тебе очень нравится, да? — деловито спросила Кеадда, подсаживаясь ближе к Диавалю. — Она очень красивая. И очень сильная, как и подобает настоящему Фениксу.       — Она ещё мудра и благородна, — добавил Диаваль, смущённо ковыряя в своей полупустой плошке. — Общине повезло, что Малефисента хранит их покой.       — Тебе повезло не меньше, ведь ты знаешь её дольше нас всех, — тонкие губы Кеадды сложились в печальную улыбку. — Советую тебе признаться в своих чувствах, даже если боишься, что она тебя отвергнет. Несколько лет назад я объяснилась Борре в любви, но его волновала только грядущая война с людьми. Сейчас, когда всё стало мирно, может быть я попытаюсь снова.       Диаваль удивлённо повернулся к своей подруге. В глазах Кеадды блестели слёзы, но она упрямо улыбалась. Ворон был ошеломлён и самим признанием, и тем, с какой простотой его высказали. Такая яркая светлая девушка выбрала себе в возлюбленные наглого хама. Любовь, воистину, бывает жестока.       — Ты тоже очень сильная и красивая, — без тени сомнения произнёс Диаваль, хоть и не одобрял её выбора. — Если Борра оттолкнёт тебя, то будет круглым дураком.       — Спасибо, — произнесла эльфийка и встала. — И удачи тебе.       Кеадда скрылась в темноте ночи, а Диаваль задумался над прошедшим днём и над словами эльфийки. Настало время непростых решений, ведь жизнь — не сказка, а счастье — это не дар, подложенный феей в колыбель. Если он не признается Малефисенте сейчас, какой-нибудь винторогий козёл опередит его, а этого уж никак нельзя было допустить. Многие мужчины Общины заглядывались на его госпожу, в том числе и Борра, который действовал весьма самоуверенно и не оставлял попыток сблизиться с Малефисентой с тех самых пор, как впервые её увидел. Диаваль боялся, что однажды его госпожа уступит крылатому мужчине, достойному её, и вместе с ним будет растить столь же прекрасных крылатых детей. На такое ворон рассчитывать не мог, но и оставаться в тени больше не собирался.       Диаваль не представлял, при каких обстоятельствах будет объясняться со своей госпожой. Он медлил, хотя понимал, что нельзя каждый раз замирать, как олень при свете фонаря, когда она проходит мимо. Шанс остаться с ней наедине подвернулся очень скоро. Малефисента отправлялась на Топкие Болота, дабы убедиться, что всё готово к приходу её новой родни. Пока только дюжина эльфов согласилась покинуть остров, но это был важный шаг на пути к светлому будущему и мирному сосуществованию с людьми.       Малефисента сама попросила Диаваля сопровождать её, освободив от всякой работы, и он согласился с превеликой радостью. Путь через океан ворон проделал без труда. Он рад был снова услужить своей госпоже и ходил за ней повсюду. В определённый момент он отстал, якобы желая походить по любимым местам, и договорился встретиться с Малефисентой на Холме Фей на закате. Женщина удивилась, но уступила ему.       Всё оставшееся время Диаваль отнюдь не бродил без толку, а репетировал своё признание. Он бормотал слова любви, проверяя, как они будут звучать, краснел от смущения, представляя реакцию Малефисенты, и всё же надеялся на счастливый итог. Он уже не был зелёным юнцом, как при первой встрече с тёмной феей, но всё же первая любовь есть первая любовь, и это чувство превращало Ворона в глупого мальчишку. Удивлённые фейри, пикси и прочие обитатели Топких Болот даже не пытались его потревожить, хотя обычно были настроены дружелюбно и игриво. Необычное поведение Диаваля отпугивало их, и они, пусть не всегда понимали человеческую речь, чувствовали, что назревает нечто серьёзное.       Солнце едва коснулось горизонта, а Диаваль уже ждал в обозначенном месте. Сердце глухо билось у него в груди, готовое вот-вот выпрыгнуть. Красоты топей настраивали его на романтический лад, хотя любоваться всем этим не получалось. Ворон старался сохранять спокойствие, но внутри у него всё переворачивалось от ликования. В его мыслях было готово идеальное признание, но когда Малефисента мягко опустилась рядом с ним на землю, все слова собрались в рой и вылетели у него из головы.       — Добрый вечер, Диаваль, — голос тёмной феи был необыкновенно мягким, и это ещё больше выбивало молодого мужчину из колеи.       — Добрый вечер, госпожа, — прокаркал Диаваль, а затем откашлялся.       Ворон посмотрел в глаза тёмной феи. Он знал, как эти глаза могут меняться: становиться бледно-серыми, когда Малефисента огорчалась, или ярко-зелёными, как весенняя трава, когда она была счастлива. Иногда в них полыхало пламя, когда она была зла, и видят все боги, никогда Диаваль не хотел бы стать причиной такого взгляда.       — И о чём ты хотел со мной поговорить? — вкрадчиво поинтересовалась Малефисента, подталкивая собеседника к более продуктивным речам, нежели обмен любезностями.       — Госпожа, я тут хотел у вас узнать, не найдётся ли мне работы, кхм, поближе к вам? — поинтересовался Диаваль осторожно. — Я как-то привык везде следовать за вами. Может я тоже смогу чему-то научить маленьких эльфов?       — Может и найдётся, — отозвалась Малефисента задумчиво. — Но мне казалось, что у тебя уже есть работа и ты с ней неплохо справляешься.       — Верно, но ведь сбор урожая скоро закончится, — напомнил ворон настойчиво. Он начинал злиться на себя, ведь разговор зашёл не в ту сторону, какую ему хотелось.       — Ты прав, — согласилась фея, смотря на жёлтую листву деревьев, которая уже начинала облетать. — Я поговорю с Удо об этом.       С последними словами Малефисента расправила крылья, собираясь улететь. Она уже подняла руку, чтобы обратить Диаваля в птицу.       — И это всё, госпожа? — обречённо спросил Ворон, не зная, как её остановить. Он подбежал и схватил её за плечо. — Вы больше мне ничего не желаете сказать?       Малефисента обернулась и смерила Диаваля строгим взглядом. Разумеется, она давно привыкла к его прикосновениям, но терпеть не могла, когда её тормозили. А ещё больше ей не нравились разговоры загадками.       — И что же я должна тебе сказать? — тон её голоса уже не был столь нежным. — Ты попросил о новой работе и я рассмотрю твою просьбу. Хотя на мой взгляд, тебе давно пора вылететь из-под моего крыла, мой птенчик. Я не могу вечно быть твоей госпожой.       Такого поворота Диаваль не ожидал. Он отшатнулся и открыл рот в удивлении, будто ему в лицо плеснули водой. Слова любви застряли в горле, и молодой мужчина только открывал рот, как немая рыба. В его груди, где ещё недавно было так тепло, зародилась тупая боль.       — Ну конечно, чего я ожидал, — сказал Диаваль с грустной улыбкой, когда наконец смог говорить. Он раскинул руки, будто хотел взлететь. — С тех пор, как выяснилось, что великая Малефисента не единственная фея в своём роде, привычному укладу жизни пришёл конец.       — Объяснись немедля, — сурово потребовала тёмная фея, и остро очерченные брови сдвинулись к переносице.       — Разве непонятно? Я ужасно счастлив, что любовь вернулась к Вам в полной мере, — Диаваль понимал, какую чушь несёт, но остановиться не мог. Вздорная воронья натура давала о себе знать. — Сердце ваше распахнулось навстречу целому миру, но, к сожалению, прежние друзья теперь занимают в нём не самое главное место.       — Остановись и проси прощения, пока не поздно, — сквозь зубы процедила женщина. Лицо Малефисенты стало похоже на темнеющее грозовое небо. Она едва сдерживала свой гнев.       — Уж лучше бы ты оставалась злой ведьмой! — в сердцах выкрикнул Диаваль, совершенно не контролируя себя. Он сам не знал, что на него нашло, но отступать не видел смысла. Самое страшное, что могло произойти, уже случилось.       Малефисента мгновенно пришла в ярость, ибо никогда не отличалась покладистым характером. Зелёную радужку полностью залил золотой огонь — пламя феникса. Однако тёмная фея не ударила слугу, как часто поступала с неугодными ей личностями. Когда ей не нравились слова Диаваля, Малефисента превращала его. Один взмах руки и вместо мужчины перед феей оказался недовольно каркающий ворон.       — Лети отсюда, я не желаю тебя видеть, — надменно произнесла фея и махнула рукой в сторону птицы.       Магическая зелёная энергия легонько кольнула Диаваля, и он отлетел в сторону. Ворон печально наблюдал, как его госпожа взмывает в воздух и удаляется в направлении острова Общины. Диаваль покинул Топкие Болота и направился в Альстед — единственное место, где его ещё ждали.       Не первый раз с тех пор, как Аврора вышла замуж за Филиппа, Диаваль задумался, правильно ли он поступил, уйдя за Малефисентой, которой стал не нужен. Стоило ему захотеть, он мог забыть об облике ворона навсегда, остаться человеком, и его бы приняли в королевстве с распростёртыми объятиями. Но сейчас он направлялся в Альстед не для того, чтобы стать слугой другой госпожи. Ворон знал, что добрая милая Аврора, для которой он стал верным другом ещё во времена её младенчества, не отвергнет его в час нужды. Диаваль был слаб и надеялся на всю чуткость и понимание молодой королевны, ведь тем сложнее ему будет с ней объясниться, покуда он в птичьем обличье.       Преодолев высокие дворцовые стены из белого камня, ворон взлетел на балкон королевских покоев и подал голос. Аврора не заставила себя долго ждать. Солнце уже село, и она вышла к нему в простом домашнем платье и мягких туфлях. Как всегда сияющая, будто заря, в честь которой её назвали, с распущенными по плечам золотистыми волосами — своим появлением она разгоняла сумерки. Аврора была всё той же, но и совершенно другой одновременно.       — Диаваль, какой приятный сюрприз! — воскликнула она с улыбкой. Не смотря на заметно округлившийся живот, передвигалась молодая женщина так же легко и плавно, как и в юности. Поняв, что ворон не обращается в человека, лицо Авроры помрачнело. — А где же моя крёстная? Где Малефисента?       Диаваль на миг призадумался. Если он начнёт слишком громко каркать, Аврора, чего доброго, подумает, будто с Малефисентой случилась беда. А в таком положении любые волнения представляли опасность для неё и будущего ребёнка. Молодая женщина выжидающе смотрела на друга. Ворон прикрыл клюв, прошёлся по балюстраде, поникнув головой, дабы показать всю свою грусть, а затем прижался к нежным рукам Авроры, которые она положила на ограждение.       — Я вижу ты очень печален, — заметила принцесса и встревоженное выражение лица сменилось на сочувственное. — Что произошло между тобой и твоей госпожой?       Диаваль тихо каркнул, подтверждая слова Авроры. Если бы он мог расплакаться, то уже сделал бы это: милая чуткая девочка уже давно знала свою госпожу и её слугу, и понимала всё практически без слов. Ворон встал напротив Авроры и распушил перья, приняв атакующую позицию и громко каркнул.       — Ты был зол, — королевна проявляла чудеса проницательности. — Вы поругались?       Диаваль утвердительно кивнул, раздумывая, как же показать Авроре причину ссоры. Изобразить любовь не имея возможности говорить, писать и даже показывать пальцами казалось почти невозможным. Молодая женщина терпеливо ждала, а Диаваль тем временем осмотрелся. Каркнув, он слетел вниз, под окна дворца, прямо в королевский сад. Аврора проводила его взглядом, покуда он не исчез из виду. Она была чуть встревожена, хотя не показывала этого. Довольно скоро ворон вернулся и у него в клюве были зажаты несколько цветущих веточек и полузакрытых бутонов. Он осторожно разложил их на балюстраде перед королевной.       — Лесная мальва, — Аврора задумчиво покрутила в руке веточку с фиолетовыми цветами. — На языке цветов означает «истерзан любовью».       Диаваль подпрыгнул от радости и снова раскаркался, хотя отнюдь не от точного определения его внутреннего ощущения. Аврора поняла, что он имел ввиду!       — Так ты влюблён в мою крёстную?       Диаваль осторожно подкинул лапой белые цветы акации поближе к королевне.       — Тайно и не взаимно влюблён, — тут же поняла она, и голубые глаза Авроры наполнились печалью. — Что же между вами произошло?       Диаваль осторожно, немного стыдливо, протянул ей оранжевые бархатцы.       — Ты испытывал отчаяние? — осторожно и взволнованно поинтересовалась Аврора.       Диаваль каркнул и клювом положил ей в ладонь бутон чёрной розы. Молодая женщина вскрикнула и осторожно вернула бутон на холодный камень балюстрады.       — Ты сделал что-то плохое? — спросила Аврора, смотря, как съёживается Диаваль. — Вместо того, чтобы признаться ей в любви ты сказал, что ненавидишь её?       Ворон молчал. Аврора была близка к истине. Диаваль стыдился своей слабости. В глубине души он всегда боялся быть недостойным общества Малефисенты, а в итоге таковым себя и показал.       — Бедный мой друг, — на глаза Авроры накатились слёзы, крупные как жемчужины. Она осторожно поворошила пальчиками перья на голове птицы. — Ты не должен отчаиваться. Даже смертельное заклинание разбилось о любовь — вещь куда более сильную, чем любые слова. Ты должен ей сказать всё как есть, даже если вы обижены друг на друга.       Диаваль посмотрел на Аврору. Как он признается Малефисенте, если та даже не захочет его выслушать.       — Ты хорошо говоришь на языке цветов и сам поймёшь, какой цветок заменит тебе слова. Возьми его, и лети к ней, — Аврора улыбнулась, беря ворона в ладони. — Я знаю, моя крёстная порой бывает очень несдержанна. Малефисента боится любви, но я уверена, что тебя она не отвергнет.       Диаваль кивнул принцессе в знак глубокой признательности, которую не мог выразить иначе, и спрыгнул с её рук в темнеющее небо. В историю с проклятием он был втянут не по своей воле, однако ни разу не пожалел о том, что привязался к маленькой принцессе. В вечерних сумерках ворон отыскал нужный цветок и отправился на поиски своей госпожи. В его душе смятение уступило место спокойствию.       Диаваль добрался до острова ближе к середине ночи. Он боялся, что уже не застанет Малефисенту бодрствующей, но ему повезло. Тёмная фея сидела возле Великого Древа и её силуэт выделялся на фоне янтарного света птицы Феникс, застывшей в смоле. Ворон спустился и привлёк внимание госпожи громким карканьем. Растревоженная в столь поздний час фея, чей покой был нарушен, раздражённо отмахнулась. Диаваль не улетел, а продолжал назойливо кружить над головой госпожи, недовольно каркая. В его лапках был зажат цветок с длинным стеблем и красной головкой, который ворон перенёс через океан, чтобы вручить Малефисенте. Поняв, что в этот раз настырный слуга не сдастся, фея оскалилась и вернула Диавалю человеческий облик.       — Прости, я был неправ, — выпалил Ворон сразу, как только обрёл способность говорить. Он искренне раскаивался, но ему не хотелось умолять свою госпожу о прощении.       — И это всё, что ты желаешь мне сказать? — Малефисента сохраняла холодную отстранённость, как бывало с ней раньше. Если Диаваль хотел получить назад злую ведьму, он этого добился.       — А что я ещё могу сказать? — голос ворона дрогнул. — В конце концов я всего лишь слуга.       — Сегодня ты сказал достаточно, — бросила фея, поднимаясь. Она прошла мимо Диаваля, даже не смотря на него. — Для слуги.       Понимая, что Малефисента может улететь, Диаваль выскочил ей навстречу и протянул цветок. Фея дёрнулась, будто Ворон ткнул в неё куском раскалённого железа, но в его руках была лишь алая гвоздика. Цветок слегка увял и потерял часть своего величия при преодолении пути от Альстеда до острова тёмных эльфов, и всё же оставался прекрасен. Малефисента осторожно взяла его, а Диаваль, приняв это за благосклонность, быстро затараторил:       — Тот момент, когда Вы спасли меня от фермера и собак и по собственной прихоти обратили в человека, остался далеко позади. Для Вас это может ничего не значить, но моя жизнь разделилась на до и после, и этого уже не изменить. Без Вашего участия сейчас я был бы просто мёртвым вороном. А с Вами кем я только не бывал. Я был любимой игрушкой, когда претерпевал несчётные превращения, не всегда приятные. Я был верным слугой, безукоризненно исполняющим каждый приказ, и становился безмолвным рабом, дабы угодить своей суровой госпоже. Я стал Вашими крыльями, верной тенью, всюду следующей за Вами. Я был советником, и был слушателем, тогда, когда этого требовала смятенная душа госпожи Малефисенты!       Диаваль смущённо замолчал, будто сболтнул лишнего, но тяжкий груз свалился с его плеч. Возможно, Ворону показалось, но в этот момент в глазах своей госпожи он увидел мерцание слёз. Но лишь на мгновение. Малефисента резко вскинула руку и ударила его огнём. Это был холодный огонь и удар получился не слишком сильным, но Диаваль всё равно отшатнулся и упал прямо на мягкую траву, покрытую перьями и цветами. Он был слишком слаб, чтобы противостоять силе тёмной феи.       — Можешь бить меня сколько угодно, — печально ответил ворон, пряча глаза. Сейчас он обращался к Малефисенте ни как к госпоже, а как к возлюбленной. — Мне уже это безразлично. Я давно понял, что испытываю к тебе куда более сильные чувства, чем симпатия и уважение, но ни разу не сказал этого. Стоило ли открывать свой клюв, чтобы прогневить ту, что презирала любовь всеми фибрами своей души…       Эти слова были произнесены чужим голосом, который Малефисента не могла связать с образом обычно весёлого и неунывающего Диаваля. Печаль, исходящая от Ворона, проникла прямо в её сердце, теперь открытое для чужих страданий. Она наконец поняла, что испытывает к ней Диаваль, и это стало для неё откровением. За своей злобой, которая так долго ослепляла её, фея не могла разглядеть горечь неразделённой любви. Неосторожные жесты, резкие слова, молчаливая покорность. Малефисента могла бы понять, какие чувства испытывает к ней Диаваль, если бы не отказалась от любви и не изгнала её из своего сердца. Фея разжала ладонь и посмотрела на мятую гвоздику, что на языке цветов означала «моё сердце страстно стремится к тебе».       Малефисента осторожно приблизилась к лежащему Диавалю и опустилась рядом, прикрыв длинной полой юбки свои босые ноги. Ворон не смотрел на неё, но фея плавным движением изящной руки повернула к себе его юное светлое лицо. Диаваль старательно прятал взгляд, но не выдержал и посмотрел на свою госпожу. В его чёрных, как безлунная ночь, глазах, отражались звёзды, и Малефисента должна была признать, что редко видела такую красоту.       Диаваль действительно обладал множеством положительных качеств, как внешних, так и внутренних. Он был красив, статен, притом не только в человеческом облике, а так же верен, исполнителен. И хотя он робел перед Малефисентой, но никогда не боялся её и не отступал, всегда оставаясь на её стороне. Тёмная фея ни разу не оценила этой преданности, и только сейчас осознала свою ошибку. Она ударила его не из злобы, а защищаясь от внезапно нахлынувших чувств. Малефисента не намеревалась извиняться, да и Диаваль хотел вовсе не этого. Он не нуждался в признании её поражения. Он просто хотел, чтобы она оставалась его госпожой, ведь она стала неотделимой частью его жизни, целым новым миром.       Малефисента придвинулась ещё ближе к Ворону, ложась рядом. Теперь её губы едва не касались его губ. Его тёплое дыхание согревало её кожу.       — Я всё ещё твоя госпожа, — властно прошептала Малефисента, и её алые губы чуть приоткрылись.       — Моя госпожа, — с придыханием прошептал Ворон, чувствуя аромат ягод, исходящий от феи.       Своим разгорячённым торсом Диаваль почувствовал холодность её кожи. Это был самый обыкновенный поцелуй, просто губы Малефисенты приложились к его губам. Фея закрыла глаза, полностью доверившись Диавалю, и забыв про весь окружающий мир. Малефисента не сомневалась, что Ворон испытывает нечто подобное, или даже более сильные чувства, ведь он скрывал свою любовь много лет. Она ощутила как Диаваль сильнее обхватывает её губы своими губами, словно желая не потеряться в этом вихре эмоций. Малефисента ждала, что Ворон обнимет её, и позволила бы ему это сделать. Вместо этого Диаваль подался вперёд, положив одну руку её на спину, прямо между крыльев, и в этом жесте фея ощутила нечто властное. Этот жест словно кричал: «не отпущу».       — Даже при всей моей силе я не могу сделать тебя тёмным эльфом, — прошептала Малефисента, когда их губы разомкнулись.       — Я знаю, — отозвался Диаваль, ничуть не огорчённо.       — Я заклинаю тебя, — произнесла Малефисента, и их тела окутало золотистое магическое пламя. — Отныне и до самой смерти ты сам волен выбирать себе обличье. Будь свободен.       — Какое бы обличье я себе не выбрал, я навсегда останусь рядом с Вами, моя госпожа, — произнёс Ворон, чувствуя, как магия насыщает и изменяет его.       И хотя губы Малефисенты тронула улыбка, по её щеке скатилась непрошеная слеза. С нежностью Диаваль стёр её большим пальцем, хотя сам едва не плакал от счастья.

***

      Малефисента вынужденно оставила Диаваля наедине с собой, ибо сама она пребывала в смятении. Фея не знала, что будет дальше, и не могла обещать ворону своё сердце, хотя оно предательски рвалось к нему, как безумное колотясь в груди. На её щеках, обычно бледных, появился румянец, а в зелёных глазах бушевал огонь не злобы, а страсти. Её движения стали неловкими, словно она разучилась ходить, и когда на пути возник Борра, фея отшатнулась, будто испугалась.       — Добрый вечер, моя госпожа, — Борра поклонился, при этом осматривая Малефисенту с ног до головы и принюхиваясь, будто хищный зверь. — Я помешал чему-то важному?       — Нет, — коротко отозвалась Малефисента. Они с Боррой стали близкими друзьями ещё со времён битвы при Альстеде, но это не давало ему право так бесцеремонно вторгаться в её дела.       — Только сегодня утром этот ворон надерзил мне, и, надо же, видимо, заслужил своё прощение, — Борра будто и не замечал, что ему сейчас не рады, в его словах сквозил яд.       Малефисента не смогла сдержаться и заливисто рассмеялась, будто пустынный эльф сказал что-то смешное. Женщина поднесла к лицу алую гвоздику и вдохнула её аромат.       — Этому ворону можно делать всё, что угодно, — громко произнесла она, заставив Борру отступить.       Слова Малефисенты не обрадовали воина, но он покорно склонил голову и позволил фее удалиться. Борра не признавал поражения, но чувствовал себя униженным.       Пустынный эльф не знал, что за всем произошедшим наблюдал не он один. Кеадда дождалась пока госпожа Малефисента улетит и осторожно начала спускаться вниз с великого Древа. Её сердце пело не только о радости за Диаваля, но и о собственном счастье. Возможно, в эту прекрасную ночь, ещё один представитель их рода поймёт, что такое настоящая любовь.