Возлюбленный из ваниар

                    После Исхода нолдор праздник урожая обещал стать грустным, но Ингвэ пригласил оставшихся жён Первого Дома в свой дворец на склонах Таниквэтиль, обещая им развеять их печали и отвлечь от свалившихся невзгод.       — Скажу тебе откровенно: если бы речь шла только о Первом Доме, все мы нисколько не пожалели бы об их отсутствии, — призналась ему Индис.       — В любом случае, и ты сама, и твои невестки достойны хорошего торжества и того внимания, что мы можем подарить вам.       Так что в означенное время повозки нолдорской работы прибыли к резиденции Ингвэ Ингвэрона, и вскоре гостьи вступили под высокий купол главного зала. Ваниар веселились так, как умели это делать только они одни, и не омрачали их ни жестокие клятвы, ни зависть, ни гнев. Индис чувствовала себя вернувшейся в родной дом, и даже скорбь по ушедшему в Исход сыну словно утихла на время. Нэрданель с женами дома Феанаро следовала её примеру. Первый приступ их робости побороли золотоволосые ваниар, приглашавшие их танцевать, и постепенно лучшее вино и череда изящных движений танца развеяли их печали, если только таковые были. То одна, то другая заводили непринужденные беседы со своими кавалерами из ваниар.       Мелиниэль с удивлением поймала на себе заинтересованный взгляд высокого ваниа, облаченного в светлые одеяния, и смутилась, опустив глаза; тот, заметив это, подошел к ней. Стоило вскинуть взгляд — и она увидела, как он склонился перед ней, и могла наблюдать непритворное его сожаление и созерцать золотые локоны, рассыпавшиеся по его плечам.       — Мне жаль, если излишнее моё внимание обеспокоило вас, моя леди. Я не хотел быть неучтив, но даже если и так, надеюсь загладить неловкость, — он сел рядом. — Хотите попробовать белого вина? Ингвэ позволил достать его из погребов только ради вас. Нам бы он не стал угождать так, — он весело рассмеялся, и Мелиниэль невольно улыбнулась тоже. Карнистир редко бывал так заботлив и в сравнении с этим ваниа слишком часто воспринимал её как данность. А этого золотоволосого красавца она искренне интересовала, и это было так странно, завлекающе и приятно… Так что когда юноша, назвавшийся Орвалаурэо, коснулся губами тыльной стороны её руки, она и не подумала противиться этому — или тому, чтобы он согрел её постель этой ночью.

***

      Лилтарэ медленно прогуливалась вдоль террасы, что выходила на внутренний сад дворца. Послышались шаги — и она услышала, что за ней последовал кто-то; кажется, один ваниа из свиты Ингвэ.       — Уже принесли десерт, моя госпожа. Меня зовут Эльвион; позволите ли проводить вас к столу?..       — Благодарю, — вежливо отказалась она, пояснив: — Сад так прекрасен.       — Я могу показать вам его поближе, если позволите, — и он протянул ей руку.       Через полчаса Эльвион уже украшал её волосы редкими цветами и расчесывал их.       — Они удивительны, — она всмотрелась в бархатистые алые лепестки.       — Они лишь оттеняют вашу собственную красоту, — убежденно ответил Эльвион, отчего-то волнуясь и покраснев.       И Лилтарэ смутилась тоже. Ей казалось, что её собственные темные волосы не шли ни в какое сравнение с тяжелыми золотыми волнами, что лежали на плечах и спине этого эльда; это она и поведала ему смущенным тихим голосом. Оба замерли, взявшись за руки и понимая друг друга без слов.       — Я… Мы могли бы… Здесь есть удалённые от чужих глаз чертоги.       — Ах, нет, нет… Всё равно… Тебе придется позвать своего атто, братьев…       — Что? — ваниа искренне поразился. Не настолько же его избранница была ненасытна в любви, чтоб ему не справиться одному и на подмогу звать ещё и отца?

***

      Лэхтэ даже сквозь полуопущенные ресницы наблюдала за сидевшим по правую руку от себя чрезвычайно привлекательным ваниа по имени Тинтиларо. Он тоже целовал её руку, но любовался не ограненными рубинами и бриллиантами в тонких оправах, а самими её пальцами, изяществом и хрупкостью её форм.       — Это лишь красивые слова, в сети которых вы увлекаете меня. Но к чему это все? Подумайте, не напрасно ли вы пробуждаете во мне ответное чувство?       — О, нет, — и он благоговейно дотронулся до её темного локона, поправив его, — а затем и обнаженного плеча. Оба вздрогнули, ощущая промелькнувшую искру.       — Я не могу… — прошептал он, и на лице его будто отразилась скрытая мука. Он смотрел на неё умоляюще: так же, как и Атаринкэ когда-то.       Лэхтэ в этот момент не без печали размышляла: неужели и этот красавец так же слаб, как её муж? И что за болезнь поражает всех мужчин вокруг, что они признаются ей в своем бессилии?.. Она была так опечалена, что на голубые глаза её навернулись слёзы, но тут ванья подхватил её на руки и понес прочь, шепча на ухо:       — Не могу, выше моих сил это терпеть, я не могу превозмочь желание и должен уединиться с тобой, прекраснейшая из жен нолдор!..       И когда он опустил её на постель и прижал к себе, она в полной мере ощутила стойкость, твердость и величину его чувств к ней.

***

      Нерданэль охотно принимала знаки внимания от очередного ваниарского красавца и беседовала с ним. Золотоволосый Ристаро склонился над её рукой, улыбаясь; потом учтиво спросил:       — Должно быть, ты тоскуешь тут без мужа, светлая Махтаниэль? Говорят, тем, кто познал его страсть, ни за что не забыть её и не променять ни на что иное.       — Да, откровенно говоря, он относился к ваниар с презрением — говорил, что вам недоступна глубина чувств. Считал, что без сжигающих изнутри мучений никому не дано познать и возвышающего нас счастья, — призналась она.       — Ты позволишь мне возразить? — он снова поцеловал ее руку. — Так ли обязательно познавать этот ужасающий контраст и тянуться к счастью лишь из глубин скорби? Счастье — естественная стихия, как и любовь, и лучше всего, когда ничто их не омрачает. Как бы я хотел убедить вас в этом!       Но ее не требовалось уговаривать.       — Думаю, я и сама могу показать тебе кое-какие новые способы сделать друг другу приятно.       Через некоторое время её избранник уже тихо постанывал от удовольствия и лишь изредка открывал зажмуренные от удовольствия глаза и, как и Феанаро, оборачивался.       — Что с тобой, прекрасный? Тебе больно? Или просто неприятно? — заботливо поинтересовалась Нерданэль.       — Нет, что ты, — ответил он и зарделся румянцем смущения. — Приятно! Очень! Просто я боюсь, что так ты сама, госпожа моя, наслаждения не получишь.       Его забота об её удовлетворении была такой приятной и неожиданной, что Нерданэль, умилившись, приостановилась и погладила любовника по спине.       — Не беспокойся за меня. Один лишь твой дивный облик заставляет всё внутри сжиматься от удовольствия. В крайнем случае, мы потом продолжим обычным способом, — и она погладила его по упругим ягодицам.