Зарисовки на три слова

*** - Ой, радость… горе-то какое! – под моим возмущенным взглядом тут же исправилась нянюшка, вместе с другими дворовыми девками причитающая о моей незавидной судьбе. – Кровинушку нашу, Варварушку ненаглядную, замуж отдаём за молодца пригожего… - ещё один грозный взгляд, - супостата нерусского! Так-то лучше! Нечего этому вшивому женишку приписывать несуществующие достоинства! Я его, правда, видеть не видела, но даже не сомневалась, что отдают меня в загребущие ручонки какого-нибудь старикашки низкорослого, которому впору свой век в глуши на свежем воздухе доживать, а не к молодым царевнам свататься. И спрашивается, чего ради я должна свою жизнь, едва начавшуюся – всего семнадцатая весна пошла – отдавать коту под хвост – колдуну заморскому на потоптание?! А всё батюшка со своими «политическими соображениями» да «интересами государства»! Чхать я хотела на его интересы! И соображения эти мне, как до звезды! Вот почему он не сосватал меня за Ивана-царевича? Молодец он знатный – косая сажень в плечах, вихор на голове светлый, глаз соколиный – сказка, а не жених! И земли бы наши тогда объединить можно было, королевство упрочить. Так нет! Меня надо отдать за чародея могучего, чтоб «прюстижу» набраться, да соседним царям-королям пыль в глаза пустить! А ты, дочка, молчи и радуйся чести великой да отцовской мудрости! - Уууууу, - провыла я от той радости, а нянюшка тут же пряник медовый под нос подсунула, дескать, кушай, красавица, и не голоси так громко, а то послы, что от жениха прибыли, испугаются или, чего доброго, подумают, что невеста-то полоумная, да откажутся от свадебки. А такого батюшка мне точно не простит! Он у меня, конечно, хороший, к выходкам моим привычный – волю никогда не ущемлял, любые желания выполнял, но вот когда доходит до государственных дел и моего непосредственного в них участия – то бишь заключения выгодного брака и рождения наследника, тут царь Никодим твёрже камня – за кого скажу, за того и выйдешь! Эх, тяжела доля единственной царской дочки! Пойти утопиться от счастья неописуемого, что ли? Вон и омут недалече есть подходящий… Но от переименования местной достопримечательности – небольшого, но глубокого озерца - из Лебединого крыла (в честь прилетающих каждую весну птиц) в Варварины слёзки или еще что-то такое же бездарно-патетичное меня отвлекло робкое шкрябанье в дверь. Неужели слуги еще не отошли от прошлого раза, когда на неурочный стук я, распахнув одну створку, плеснула на стоящего на пороге водой из вазы, а следом еще и цветочки кинула, которые в том вазоне стояли? Ну, так я же думала, это главный батюшкин боярин пожаловал, который первый ему идею о моём замужестве подкинул. Нянюшка дверь открыла, но гостя в комнату не пустила, взяла у него из рук что-то, поклонилась в пояс и дверку тихо притворила. - Чего там? – спросила я, любопытства не сдержав. - Да вот подарочек тебе суженый передал, - ответила она и поставила на столик передо мной шкатулочку резную, да книжечку какую-то, только тонкую совсем – одна обложка будто, а листов и вовсе нет. - Задобрить меня решил? – презрительно фыркнула я, но шкатулку всё же открыла. Не зря же меня Варварой кличут. На чёрной бархатной подушечке лежала лилия, белая, как первый снег, а на ней бриллиантиками мелкими – росы капельки. И выглядит цветок так, словно коснешься пальцами, и он растает – сразу понятно, не настоящий, волшебством созданный. - Красота-то какая! – прошептала нянюшка, через плечо заглядывая. Промолчала я, но про себя подумала так же. Удивил меня жених неведомый, тронул что-то в сердце девичьем, неопытном. - А тама что? – зашептались девушки-прислужницы, ближе подступая. Я книжечку взяла, открыла и захлопнула тут же. - Нууу… - разочарованно замычали. - А ну брысь отсюда! – прикрикнула грозно, книжицу к груди прижимая. Девки тут же в стороны брызнули, знают нрав мой суровый. Нянюшка руками на них замахала, подгоняя, потом взгляд на меня лукавый бросила, улыбнулась понимающе и дверь за собой захлопнула. Я на лилию еще раз посмотрела, осторожно пальчиком к лепестку прикоснулась. - Как же ты узнал цветы мои любимые? – прошептала тихонько. Открыла я опять переплет серебром тисненый, а там портрет мужа будущего. И не старик он вовсе, хоть волосы будто пеплом припорошены – молодой, красивый. Фигура статная, осанка гордая. Нос прямой, брови чёрные в разлёт, глаза горят расплавленным янтарём, а губы чуть насмешливо кривятся. И смотрит, как живой – в душу самую заглядывает. - Ладно, выйду за тебя, колдун заграничный, Хельгом Бесстрашным именуемый! Словно услышав меня, блеснули глаза на картинке и улыбка ласковей стала.