Рысь и Горностай

Гастон де Монришар стоял, облокотившись о резные перила, на деревянной галерее парижского дворца. Мимо непрерывной пестрой чередой двигались люди, среди которых можно было заметить знатных воинов в начищенных до рези в глазах шлемах и нагрудниках, епископов в дорогих сутанах и жемчужных митрах и разряженных в шелка и парчу дам, порой среди этого блеска и великолепия мелькали черные рясы монахов и добротные суконные плащи богатых торговцев. Всеобщее внимание привлекали прибывшие только этим утром гости из герцогства Бретань, чьи одежды и украшения выделялись грубой варварской роскошью, словно в противовес изысканной франкской моде. Все эти толпящиеся, куда-то спешащие люди ждали прибытия геоцога Нейстрийского, который должен был завтра торжественно въехать в свою столицу. Роберт в союзе с герцогом Бургундским вышвырнул из своих владений Эйрика Норвежского, что у одних вызвало бурное ликование, а других заставило задуматься, какую пользу можно извлечь из этого для себя. Всегда выгодно иметь в союзниках могущественного и сильного владыку, видно, потому и прибыл сюда Урмаэлон Бретонский, желая заручиться поддержкой Роберта в предстоящей войне за корону Бретани с принцем Рудалом, старшим сыном умершего в прошлом году Алейна Великого. Но вовсе не яркое сборище людей привлекло Монришара, и не возможностью встретить кого-то из знакомых было вызвано его желание остановиться тут. Это было то самое место, где в день своего возвращения из плена он повстречал Диану… и тут же снова стал пленником. Гастон вернулся с передовым отрядом, ибо именно ему была доверена почетная миссия — сообщить герцогине Беатрисе известие о разгроме супостата и скором возвращении ее супруга. И барон примчался в Париж, как на крыльях, и не только поручение сюзерена было причиной бешеной гонки. Диана. Пока она не успела уехать домой, он должен был увидеть ее снова. И сделать все для того, чтобы она не ускользнула с каким-нибудь молокососом. День клонился к вечеру, но жара не спадала, и не меньше десяти молодых дам расселись на скамьях близ фонтана. Прохладные брызги в такую погоду были приятны, а сходящиеся над головами подобно зелёным аркадам ветви раскидистых яблонь не давали Солнцу слепить глаза, однако же, пропускали достаточно света, чтобы дамы могли рукодельничать или по очереди читать вслух. Внимательный наблюдатель заметил бы две группы, на которые были разделены собравшиеся. Центром одной из них была Альменгейда в роскошном сине-зеленом наряде, с каскадом драгоценных шпилек в прическе. Во второй же группе главенствовала Диана, выбравшая сегодня необычное сочетание — верхнее платье серого, как сталь, шелка, украшенное нашитыми рубинами, нижнее — ярко-алое, полыхавшее подобно пламени при каждом шаге, при малейшем движении стройных ног. Волосы Дианы были собраны в тяжелый жгут и высоко закреплены на затылке, открывая шею. Пяльцы с незаконченной вышивкой лежали рядом на скамье, ибо был ее черед читать. Книга была о любви, и все юные дамы тоже перестали орудовать золотыми и серебряными иголками и обратились в слух. У самых чувствительных даже увлажнились глаза. - «… когда Агамемнон томился по красоте Хрисеиды, он нагнал на Элладу чуму; Ахиллес из-за любви к Брисеиде причинил себе горе; у Кандавла была красавица жена, но она его убила. Огонь брака Елены спалил Трою. А скольких женихов отправила на тот свет благонравная Пенелопа? Федра убила Ипполита, потому что любила его, а Клитемнестра убила Агамемнона, потому что его не любила. О женщины, способные на все! Они любят и убивают, они не любят и тоже убивают!» (из романа Ахилла Татия «Левкиппа и Клитофонт», II век н.э. — прим. автора). Увлечённые повествованием, девушки не замечали ни наблюдавшего с галереи Монришара, ни ещё одного человека, хотя тот давно стоял, прислонясь к дереву, совсем близко от них, и тоже слушал. И лишь когда он подошёл совсем близко к чтице, и причудливая тень, словно от размаха крыльев гигантской птицы, упала на открытую книгу, Диана удивленно умолкла. Подняв голову, она удивилась ещё больше, да и другие юные дамы смотрели на незнакомца во все глаза, и даже не сразу начали переглядываться и перешептываться. Ибо он действительно стоил внимания. Это был очень высокий юноша богатырского сложения. Одежда его состояла из ярко-зеленой, с короткими рукавами туники переливчатого шелка, отделанной понизу широкой золотой каймой. Туника была одета не поверх рубахи, а прямо на тело, давая рассмотреть мощные загорелые руки, украшенные выше локтя тяжелыми золотыми браслетами — руки воина. В талии одеяние было схвачено широким кожаным поясом. На поясе — кинжал в богатых, усыпанных самоцветами ножнах. Обут он был в башмаки из толстой кожи тура, ремни которых обвивали ноги крест-накрест до колен. Варварским великолепием нарочито дорогих украшений и оружия в Париже было трудно кого-то удивить, здесь давно привыкли видеть чужеземных послов и заложников. Но главное и первое, что обращало на себя внимание, это необычный шлем, в который по бокам были вделаны рога. Однако, если викинги украшали свои шлемы уже привычными рогами буйволов или туров, а иногда, как когда-то римляне и парфяне, выковывали их из металла, то на шлеме этого воина красовались огромные и ветвистые рога матерого оленя, на каждом — по семь отростков. Можно было только дивиться, как он столь прямо и высоко держит голову в этом тяжёлом уборе. У диковинного шлема не было наличья, что позволяло увидеть светлую челку и лицо — молодое и не лишённое грубоватой привлекательности, с тяжелым подбородком и чуть длинноватым носом. Взгляд светлых глаз можно было назвать слишком пристальным и нескромным, если бы не откровенное восхищение, с каким он смотрел на Диану. Все девушки, включая и ее саму, тоже с интересом разглядывали незнакомца в шлеме. Узловатыми, коричневыми от загара пальцами он потянул на себя фолиант. При всей массивности и силе, взгляд у него был по-детски любопытный и ничуть не злой, и Диана не воспротивилась, когда он взял книгу, да и хотелось узнать, что он сделает дальше. Молодой человек начал перелистывать книгу, останавливаясь на тех страницах, где были красивые яркие миниатюры и, выпятив нижнюю губу, внимательно изучал каждую из них. — Зачем тебе это нужно? — спросил он наконец с улыбкой. — Ты красивая дева, лучше наших лесных фей, ты могла быть их королевой. Ты как сама богиня Клиона! А книги пишут и читают одни попы! Голос у него был совсем молодой, и вместе с тем низкий и сильный, и говорил он с чужеземным акцентом. Несколько девушек прыснули в рукава, а Диана весело пояснила: — Книги бывают разными, юноша! Но раз уж ты завел разговор, скажи, кто ты и откуда прибыл? Он гордо выпрямился. — Мое имя Даниэл, прекрасная дева, а прозвище — Вепрь, ибо я силен, как и этот зверь, а в бою священная ярость утраивает мою силу! Я сын Урмаэлона, владыки Бретани, и прибыл сюда с моим отцом. Я уже видел тебя с утра в свите герцогини и решил разыскать! Тем более, что в твоих венах, дева, есть кровь нашего, бретонского народа! Мне сказали об этом, и ещё добавили, что твое имя Диана, и ты любишь сражения. Но тогда у тебя тоже должно быть прозвище! — В моем роду все воины носят прозвище Рысь. — Это хорошо, — кивнул Даниэл. — Красивое прозвище, красивый и сильный зверь, и ты воистину достойна так зваться! В это время кто-то из свиты бретонского принца отозвал его, и девушки сразу же возбуждённо зашептались. — Говорят, — подала голос одна из них, — что Урмаэлон стремится к союзу с нашим герцогом, и если они достигнут договоренности, то, дабы скрепить ее, бретонец станет подыскивать среди дочерей франкских родов невесту для своего сына! — Да, так говорят, — ответила со смешком Альменгейда, уязвленная вниманием молодого бретонца к Диане,— и ещё добавляют, что выбирать будут из самых родовитых девиц, с богатым приданым! Но уж точно не из таких семей, про которые сложена пословица: наряд золотой — кошелек пустой! — Дело двух владетельных герцогов — решать столь серьезные государственные вопросы, — отозвалась Диана тем необычайно кротким голосом, которым говорила, если желала сказать колкость, — нам же остаётся лишь помолиться за юного Даниэла, чтобы его будущая супруга сочетала в себе красоту, юность и богатство! Настало время готовиться к ужину, и дамы, сложив рукоделие, двинулись во дворец. Даниэл Бретонский присоединился к ним, но более искушённый Монришар с поистине дьявольской хитростью оказался возле Дианы и первым подал ей руку, рассказывая о том, какую храбрость в очередной раз явил Гонтран, и как герцог лично посвятил его в рыцари, упомянув при этом и других прославленных воителей рода Лиутварда. — Благодарю вас за добрую весть, мессир, — сказала Диана. — Счастлив, что первый сообщил вам ее! Ваша улыбка и эта радость, которой зажглись сейчас ваши глаза, стоила того, чтобы лететь в Париж. И чтобы любоваться вами! — Скажите, мессир Гастон, — перевела разговор на другую тему Диана, — слышали ли вы что-нибудь о другом моем брате, Рауле? Я не имела от него известий с того дня, как выехала из Каменного брода. — В лагере герцога я слышал о нем! Мессир Рауль был ранен, но не опасно, и, как всегда, сражался отважно. Думаю, он уже движется в сторону дома. Вы рады, прекрасная девица? — Очень рада! Я жду-не дождусь, когда он приедет или пришлет за мною. Ведь я только гостья двора, но мой долг — помогать брату в управлении поместьем. — Ваше чувство долга и сестринская любовь достойны восхищения, — произнес барон, — однако вам необходимо подумать и о своем будущем! Ваш брат в том возрасте, когда мужчина приводит в дом жену. И хозяйкой становится она! Не задумывались ли вы, Диана, о том, чтобы устроить свою судьбу и войти полноправной госпожой в дом супруга, который станет боготворить вас? Быть может, в один из лучших замков Турени, которым вы будете править, почти как королева? При этих словах барон побледнел даже сквозь загар, напряженно вглядываясь в лицо девушки. — Пока рано говорить об этом. Я еще не избрала супруга, мессир! Ответ прозвучал кротко, глаза Дианы были потуплены долу, но Гастон уже знал, что она умеет владеть собою и говорить не только то, что хочется. Как знал и то, что эта выросшая вдали от двора красавица не мечтает о титулах. Возможно, просто еще не догадывается, что они могут дать, и какие двери раскрывают перед человеком. Здесь, в роскошном дворце, поначалу очаровавшем ее, как и каждого, кто попадал сюда впервые, любое действие должно было быть подчинено правилам и выполняться в соответствии с церемониалом двора, ей было тесно и скучно, рукоделие и болтовня быстро приелись. К тому же, как и полагается в ее годы, девушка наверняка мечтает об удивительной любви. Как в книге. Но не может же она не понимать всей силы своей красоты? Ведь когда-то именно красота незаконнорожденной девочки тронула суровое сердце ее отца и заставила Роже признать ребенка, тогда как больше ни один из его бастардов, даже сыновей, подобной чести не удостоился. Гастон де Монришар уже узнал об этом, как и о многом другом. Но чрезмерный напор мог лишь навредить, и он, вздохнув, перевел беседу на другую тему: — Прекрасная Диана, на ближайшее время намечена парадная охота, а также великолепные пиры и приемы. Будете ли вы столь добры, чтобы позволить мне сопровождать и оберегать вас? Клянусь, я приложу все силы, чтобы вам захотелось остаться в Париже подольше! Диана помолчала. Нажить врага в лице могущественного сподвижника самого Роберта Нейстрийского не хотелось, но, дав ложную надежду, она наживет его ещё вернее. И она ещё раз вспомнила добрым словом матушку Корнелию, благодаря которой узнала: кроме меча, есть и иное оружие - ум и хитрость. - Я благодарна за заботу, мессир Гастон, но здесь я нахожусь под покровительством герцогини Беатрисы. Думаю, будет неучтиво с моей стороны, если отобьюсь от ее свиты, где я просто не могу подвергнуться никакой опасности!