Пламя Меридиана

      Странных сновидений не было, а постельное бельё в папиной комнате пережило ночь без горячих происшествий. Всё, случившееся вчера, сидело слишком далеко в моём мозгу, подёрнутое густой дымкой, и я уже всерьёз сомневалась в реальности событий прошлого утра. Кот спал в обнимку с моей левой лодыжкой, высунутой из-под одеяла, и мирно урчал, дёргая усами. Не решаясь потревожить питомца, я где-то с полчаса лежала неподвижно, боясь пошевелиться, но в конечном итоге зов природы оказался сильнее, и я стремглав понеслась в уборную. Справив нужду, я наспех приняла душ, нарядилась в папину домашнюю майку, а затем спустилась вниз, подсознательно игнорируя существование своей комнаты. Да, там лежит мой телефон, но иногда полезно отдохнуть от гаджетов! Я пыталась себя в этом убедить, и у меня почти получилось. Пока я туда не захожу, мне проще поверить в то, что меня там ничего странного не ожидает, верно?       На кухне я заварила себе крепкий кофе, сделала омлет с беконом и тостами, а затем глубоко, но счастливо, вздохнула перед большим телевизором в гостиной. На экране загорелся логотип «Нетфликс», и я блаженно вытянула ноги на пуфике. За все мои годы примерной учёбы в школе это был мой первый выходной! Я никогда не болела и не пропускала занятий, и мне вдруг показалось преступлением, что я была лишена такого удовольствия. Наверняка, если бы я просила отца, он время от времени разрешал бы мне оставаться дома, но почему-то я не пользовалась такой привилегией, и, как оказалось, очень зря. Я вяло пролистывала список предлагаемых фильмов и сериалов, остановив курсор на «Бриджертонах». Осталось ещё несколько непросмотренных эпизодов, но я взяла себя в руки и пролистала дальше: папа страшно обидится, если я сделаю это без него. Что бы там ни говорил Арти, мои «неженские» увлечения начинались и благополучно заканчивались страстью к боевым искусствам, но никакая сила в мире не заставила бы меня разлюбить всё то обилие романтических комедий, которое предлагал мне мир. Я могла совершенно не интересоваться ярким макияжем и сплетнями про знаменитостей, но знала наизусть все песни из «Классного мюзикла» и могла с поразительной точностью пересказать диалоги из «Бриджит Джонс». Папа разделял моё влечение к подобного рода шедеврам кинематографа, но строго предупредил, что если в народ просочится информация, как он прослезился на сцене финальной битвы в «Сумерках», то он перестанет со мной разговаривать до конца моих дней. Информация была открыта только Артуру, и мы частенько втроём — каждый с огромной миской попкорна — устраивали вечера сопливых мелодрам.       Я улыбнулась и включила «Мой милый враг», готовая расслабиться на всю катушку. Меня привлёк звук из кухни, и я перевалилась через спинку дивана — Мортимер яростно избивал лапой свою автоматическую кормушку и жалобно мякнул в мою сторону.       — Прости, дружище, — я развела руками. — Вчера Арти тебя угостил последней консервой. Придётся тебе сегодня довольствоваться только сухим кормом. Кот со страдальческим «мяу» завалился на спину и трагично уставился в потолок, имитируя голодную смерть. Я загоготала:       — Хорошо, может, позже я схожу в магазин и куплю тебе что-нибудь вкусненькое, — пообещала я.       Мортимера это вполне устроило; он мгновенно вскочил на свои четыре и потрусил в гостиную, устраиваясь у меня под боком и позволяя запустить пальцы в его серую шерсть. Я что-то ласково приговаривала своему питомцу, краешком сознания вспоминая, что неплохо было бы его вычесать, как в следующее мгновение меня ослепила яркая вспышка, и пугающе знакомые образы вдруг пронеслись перед глазами.       Огонь. Повсюду чёртов огонь, и я билась в нём, как птица в клетке. Мне не было больно, но паника заставила меня молотить кулаками по стене пламени, впрочем, безрезультатно. Сквозь оранжевую завесу я различила фигуру в красном капюшоне. Она двигалась ко мне, и страх наконец парализовал всё моё тело. Мне было некуда деваться, и я замерла в ожидании, словно лань в свете фар надвигающегося грузовика. Женщина в красном плаще подходила всё ближе, и её силуэт безошибочно угадывался даже сквозь огненные очертания моей тюрьмы. Это она — та, которую я вижу каждую ночь в своих снах. Это всегда она. Я вдруг услышала шёпот, но не могла разобрать слов. Тело невольно подалось вперёд — что же она говорит мне? Какое-то имя…       — Виктория…       Меня резко вытолкнуло, и очертания комнаты начали проясняться перед глазами. Я лежала на полу в гостиной, распластавшись на мягком ковре, и отупело смотрела на финальные титры в экране телевизора. Болел ушибленный локоть, и я растерянно оглядывалась по сторонам в поисках объяснения. На столике стоял мой нетронутый завтрак, а кот из противоположного угла комнаты смотрел на меня так, словно я только что распевала арию «Кармен», стоя на голове. Впрочем, я не могла с уверенностью сказать, что этого не было… Тело, судя по ощущениям, превратилось в бесформенный пудинг, и мне пришлось приложить исполинские усилия, чтобы подняться на ноги. Полусогнувшись, я держалась за бортик дивана, не решаясь полностью выпрямиться. С несколько секунд я глубоко дышала и внимательно рассматривала узоры на своих носках, и лишь потом аккуратно приняла вертикальное положение и зашаркала на кухню на ватных ногах. Голова кружилась, в поле зрения летали чёрные мушки, а живот сводило так, будто я неслась вниз на американских горках на полной скорости. Меня замутило, и я наполнила водой из крана стакан до самых краёв. Руки тряслись, и весь стол усеялся прозрачными каплями, но я, не обращая на это внимания, в несколько глотков опорожнила всё содержимое в своё пересохшее горло.       Снова вспышка, и стакан выскользнул из моих дрожащих пальцев. С громким звоном он коснулся поверхности пола, а затем… Время остановилось. Словно в замедленной съёмке я шокированно наблюдала, как стакан покрывается белой паутинкой трещин и потом сотни крошечных осколков отделяются друг от друга и разлетаются во все стороны. Будто кто-то поставил этот мир на скорость х0.25. И в самом высоком разрешении, какое только может предложить мне наука. Я моргнула, окинула взглядом хрустальную россыпь у себя под ногами и на всякий случай пошевелила рукой у себя перед носом, чтобы проверить течение времени — всё вернулось в норму. НО РАЗВЕ ЭТО НОРМА???       — Чёрт-чёрт-чёрт… — одними губами шептала я самой себе не представляя, что делать дальше.       Едва не лишаясь чувств от испуга, я обхватила лицо ладонями, размазывая слёзы по щекам.       — Чёрт-чёрт-чёрт! — повторяла я снова и снова, пока слова не превратились в шёпот.       Бежать в больницу? А что я там скажу?!       Быть может, так на меня влияет диагностированный мной рак мозга? Какая-нибудь опухоль давит на важный отдел моего серого вещества, ответственного за адекватность.       Тогда пусть делают мне МРТ, чёрт подери!!!       Или… Мне всё это чудится?       Точно!       Это же вполне может оказаться весьма реалистичным сном! Господи, как же я раньше не додумалась! Сейчас я проснусь в своей кровати утром понедельника, и мы с Арти побежим в школу.       Да!       Нужно только проснуться. Это самое главное — проснуться.       — Проснись, проснись, проснись!!! — я сорвалась на крик и принялась щипать себя за всё, до чего могла дотянуться, царапала предплечья, шею и бёдра, захлопала себя по щекам.       Ничего. Под ногами по-прежнему издевательски лежали остатки стакана, а на журнальном столике в гостиной всё так же одиноко грустил остывший кофе. Я впилась ногтями в кожу головы и отчаянно боролась с желанием повыдирать себе патлы к чёртовой матери. С истеричным воплем я изо всех сил обрушила кулаки на столешницу, и вместе с этим грохотом до меня донёсся ещё один звук. Из комнаты. Странный и неожиданный, но…знакомый.       Нет. Нет-нет-нет. Нет!       Это точно шутка, сон, опухоль или что угодно, но только не то, о чём я думаю…       Ноги приросли к полу, но я заставила себя сдвинуться с места. Не обращая внимания на острые осколки, я медленно направилась к источнику звука, нервно посмеиваясь. Завернув за угол, я резко остановилась, и сердце ухнуло вниз. С ощущением первобытного ужаса я молча смотрела на раскалённые докрасна поленья в камине. Они весело трещали и, словно дразня, мерцали и переливались всеми оттенками красного и оранжевого. Я медленно осела на пол и растерянно моргнула. Минутой ранее, стоя на кухне, я услышала характерный гул, какой бывает, когда дрова охватываются пламенем. Этот звук я знала слишком хорошо, ведь сама много раз зажигала камин. В холодные зимние вечера. Ничего необычного, но вот только сейчас была ранняя осень, а в доме — никого, кроме меня и Мортимера. И поленья были раскалены до такой степени, будто горели как минимум час. Но я же сама слышала…       Значит, слух тебя подвёл. Ты сама знаешь, что это может значить.       В доме есть кто-то ещё.       Стараясь издавать как можно меньше звуков, я неуклюже поднялась по стеночке и схватилась за кочергу. Так же тихо я обошла каждую комнату по очереди, в поисках постороннего. И последним делом, исключительно из необходимости, я проверила собственную обитель, но и там оказалось пусто. Скомканное одеяло так и валялось в углу, где я его и оставила прошлым утром. А на кровати, как ни в чём не бывало, покоится простынь с двумя зияющими дырами на месте моих ладоней. Это было так нелепо, что даже смешно. Настолько смешно, что я загоготала во весь голос, глядя на это недоразумение. Смеялась до слёз даже тогда, когда спускалась обратно к камину. И ещё больше хохота из меня вырвалось, когда я плюхнулась на задницу, подставляя себя жару горящих поленьев.

***

      Не знаю, сколько прошло времени. Час? Два? Несколько дней? Голова гудела, когда я пыталась подняться с ковра, на котором, как оказалось, лежала в позе эмбриона. Ватные конечности упорно сопротивлялись любому движению, но я перегруппировалась и уселась на колени перед тлеющим камином. За окном смеркалось, заходящее солнце согревало улицу своими последними лучами, и я слышала, как хрустят колёса машин возвращающихся с работы соседей. Мир стоял на своём месте, всё как и всегда. Ни для кого вокруг ничего не изменилось.       А для меня?       Карабкаясь по кирпичной кладке камина, я медленно, сантиметр за сантиметром поднималась на ноги. Казалось, чем неспешнее я двигаюсь, тем меньше вероятность очередного срыва. Меня трясло, мутило и шатало из стороны в сторону, но я просто стояла и смотрела под ноги, совершенно не представляя, что мне делать. Кое-как я смогла добраться до дивана и неуклюже опуститься на мягкие подушки.       Такая теперь у меня будет жизнь? Или, возможно, меня определят в какое-нибудь специализированное учреждение для душевнобольных? Надеюсь, папе разрешат меня навещать…       Слева от меня раздался противный звук — стационарный телефон на тумбочке выдавал отвратительную восьмибитную версию лебединого озера. Я потянулась к трубке.       — Алло?       — Эй, я уже начал волноваться! Что с твоим мобильным? — родной папин голос зазвучал из динамика.       У меня больно защипало в носу от надвигающихся слёз.       — Наверху в комнате. Разрядился наверное… Я уснула под телевизор в гостиной.       — Я хотел сказать, что уже утром буду дома. Движок забарахлил, но ребята в мастерской уже всё наладили. Заеду на ближайшую заправку и в путь!       — Хорошо, папуля, я уже очень соскучилась, — мой голос дрогнул, несмотря на все усилия сделать его весёлым.       — Я тоже скучаю, милая! Ты в порядке? Звучишь странно.       Больше сдерживаться не получилось. Я громко всхлипнула, а затем зашлась в рыданиях, прижимая трубку к уху так сильно, что стало больно.       — Лисёнок! Что случилось?!       Я затряслась, скукоживаясь в клубок, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. Папа беспокойно что-то говорил, пока я исторгала непомерное количество слёз и задыхалась от истерики.       — Папочка, со мной что-то происходит, — в перерыве между всхлипами еле выговорила я. — Мне так страшно… Я не знаю, сколько ещё продержусь, мне так страшно…       Мне так страшно. Я повторяла эту фразу раз за разом, всё тише и тише, пока наконец не замолкла. Папа на несколько секунд оторопел, я только слышала его прерывистое дыхание, которое словно согревало меня по ту сторону провода.       — Ванесса, детка, я уже выезжаю к тебе, и завтра первым же делом мы с тобой отправимся в больницу, слышишь? Но если тебе очень плохо, то не жди меня и отправляйся сейчас! Вызовешь скорую и…       — Мне сейчас лучше, папуля, правда. Мы сходим завтра… — мой безжизненный тон напугал даже меня саму.       — Ты уверена, что это не твои женские дела? Помнишь, тебе первое время тоже становилось очень больно, и мы оба тогда знатно перепугались…       — Нет, это точно не они.       — Прям точно? А ты случайно не…       — Пап, я не беременна, — я даже невольно улыбнулась.       — Ты уверена? Знай, что можешь мне всё рассказать, слышишь?       — Я знаю, но это сто процентов не оно.       Папа замолчал на какое-то время, явно придумывая новые вероятные причины.       — Папуль, я знаю, что я тебя сейчас напугала, но на меня просто нахлынуло это всё. Уверяю тебя, что за эту ночь со мной ничего не случится. Я дождусь твоего приезда, и завтра мы обязательно сходим к врачу, договорились?       Он удручённо и протяжно выдохнул.       — Я выезжаю прямо сейчас.       — Будь осторожен на дороге и не гони, пожалуйста.       — Обещаю. Я люблю тебя, лисёнок.       — И я тебя, папуля.       Мне стало стыдно, что я сорвалась и напугала папу. Да, мне очень тревожно и плохо, но нет ничего безотлагательного. Правда ведь? Это может быть что угодно. Возможно, просто нервный срыв. Или психическое расстройство? Неприятно, да, но сейчас много современных методов терапии, и даже люди с шизофренией могут жить обычной жизнью. А если всё же онкология? Ничего, медицина не стоит на месте. Одна-две операции, несколько курсов лечения — и я в полном порядке.       Вдруг всё показалось не таким уж страшным. Не обдумав всё хорошенько, я загнала себя в панику и перепугала всех остальных.       Ну и дурочка же ты, Ванесса Рождерс!       Завтра приедет отец, мы отправимся на обследование, и там уже квалифицированные специалисты решат, что со мной происходит. Я не врач и не должна сама себе ставить диагнозы. Точка!       На этой ободряющей ноте ко мне вдруг заколотили во входную дверь. Из ниоткуда вылетел Мортимер и принялся отрывисто мяукать в парадной. Я никого не ждала, поэтому тревожно притихла. К счастью, я так и не успела зажечь в доме свет. Пусть решат, что никого нет дома…       — Ванесса? Ванесса, ты там живая?! Почему ты не открываешь? Я сейчас буду ломать дверь!!!       Бегом я пронеслась через всю гостиную и успела распахнуть дверь прямо перед Арти, который уже повернулся боком и нацелился плечом.       — С ума сошёл?! Чёрт подери, ты реально собрался штурмовать мой дом?       — Конечно, мать твою, собрался! Твой отец позвонил мне, сказал, что ты тут чуть ли не при смерти, и попросил приглядеть за тобой. А ты сидишь в тёмном доме и не открываешь. Что мне ещё было думать?!       — Что я сплю, например? Или в туалете?       Друг возмущённо насупился, вытягивая губы в трубочку.       — Заходи, чего уж тут, — я выдержала паузу и пропустила его внутрь.       Артур тут же включил весь свет, властно усадил меня за стол, заварил чай, поставил передо мной тарелку со свежими горячими бутербродами, а затем без единого вопроса и совершенно невозмутимо собрал все осколки разбитого стакана на кухне. Пока я рассеянно жевала, он молча выбросил мой нетронутый завтрак, поставил тарелки в посудомойку и протёр все столы. Потом сделал нам ещё по кружке чая и наконец уселся рядом со мной.       — Ты хочешь со мной чем-то поделиться? — мягко спросил он, без любопытства сплетника, а лишь с искренней дружеской заботой.       Ни разу в жизни я ничего не утаивала от Арти. Он всегда был рядом в каждый момент моей жизни, так же, как и я для него. Но вдруг именно сейчас он сочтёт меня за сумасшедшую? Единственный человек, которому я полностью и безоговорочно доверяю, просто посмеётся надо мной? Я этого не переживу. Точно не с таким эмоциональным фоном.       Я подняла глаза на друга, который выжидающе вскинул брови. Он смотрел на меня с таким серьёзным лицом, что мне тут же стало стыдно за свои мысли. Как я вообще могу в нём сомневаться? Он мне верит и доверяет. Я могу ему всё рассказать. Вдруг он поможет мне разобраться со всем этим?       — Я не знаю, — честно ответила я.       — Ты не знаешь, хочешь ли поделиться?       — Я не знаю, как этим поделиться. Вообще не понимаю, что со мной происходит.       — Хорошо, — медленно произнёс друг, явно обдумывая свои следующие слова. — Как насчёт просто постараться рассказать так, как у тебя будет получаться? И мы вместе попробуем над этим покумекать, ладно?       Слова давались тяжело. Было неимоверно сложно подобрать их так, чтобы они передали мои ощущения и одновременно не дали Арти повода пожелать моего путешествия в лечебницу.       — Несколько недель назад у меня… поменялось настроение. Сначала я просто стала раздражительнее, злее. Распалялась по каждому поводу. Эта злость, ярость… она не такая, как всегда. Она словно обжигает кожу, плавит внутренности и не даёт дышать. Потом я стала её чувствовать физически. Каждый день, каждую минуту мне было жарко, до боли. Следом пришли головокружения, быстрое утомление и ощущение постоянной тревоги. Ты наверняка это замечал в последнее время… А затем…       Я шумно сглотнула. Артур молча смотрел на меня, не проронив ни слова, и лишь мягко кивнул, давая мне знак говорить дальше.       — А затем я стала видеть… сны.       Друг удивлённо вскинул брови, и я поспешила исправиться.       — Точнее, сон. Он не ощущался как обычный, он совершенно другой. Будто я и правда там нахожусь. И он всегда одинаковый. Иногда меня отключало посреди дня, я вспышками перемещалась туда, в это странное место. Там я… горела. Были ещё трое, но их лиц я не видела. И ещё женщина в красном плаще, она всё время пыталась ко мне подойти, произнося лишь одно слово: «Виктория».       Меня бросило в дрожь, и Артур взял мои ледяные пальцы в свою тёплую ладонь.       — Это просто сон, ты же это понимаешь? Ты так много работала в последнее время, отсюда может быть переутомление, а оно очень часто вызывает раздражительность.       Тон был мягкий, без капли осуждения. Друг чуть сильнее сжал мою руку.       — Я тоже так думала, пока на днях ночью кое-что не случилось… Мне снился этот же сон, но он ощущался… не знаю, как правильно сказать… ещё жарче что ли? Меня разбудил Мортимер в полной кошачьей истерике, суетился под одеялом и выл как ненормальный. В воздухе воняло чем-то горелым. А когда я увидела простынь, то…       Я умолкла, осознавая, как всё это звучит.       Господи, какой же бред я несу. Я действительно сумасшедшая.       — Что было с простынью? — непонимающе спросил друг.       — Не могу, — я затрясла головой. — Просто не могу. Я даже спала сегодняшнюю ночь в папиной комнате, потому что не смогла заставить себя зайти туда и снова увидеть это… Иди и сам посмотри. Надеюсь, там ничего нет, и это оказалось плодом моего воображения. Господи, пусть так и будет…       Артур, вконец обеспокоенный, аккуратно отпустил мою ладонь и молча поднялся на второй этаж. Его не было довольно долго, и я уже успела представить, как он выбрался в окно, лишь бы не находиться со мной больше в одном доме. Но затем он вернулся, держа в руках свёрнутый кусок ткани, и просто выдал:       — Я не знаю, что на это сказать.       Мои глаза наполнились слезами, и мир грозился поплыть, но я мысленно приказала себе успокоиться.       — Вчера прямо перед тем, как упасть в обморок, я в столовой расплавила в руке пластиковую бутылку. Расплавила, понимаешь?! После этого меня просто чуть не сожгло изнутри, и я отключилась. А сегодня снова была эта вспышка, разбился стакан, и я впала в какую-то истерику… И потом увидела разожжённый камин, к которому даже не подходила. Я понимаю, как это всё звучит, правда. Просто не знаю, что со мной происходит, Арти. Мне так страшно…       Я тараторила без умолку, даже не пытаясь сформировать нормальные предложения. Друг очень долго стоял, вертя в руках испорченную простынь, а затем выбросил её в мусорное ведро и просто крепко меня обнял. Слёзы не захотели больше оставаться внутри, и я позволила им выплеснуться наружу. Я плакала до тех пор, пока ничего не осталось. И только тогда Артур отпустил меня.       — Спасибо, что поделилась со мной, — тихо произнёс он, поглаживая моё плечо. — Я не знаю, что это. Не знаю, что с этим можно сделать. Но я знаю, что всегда буду рядом, чтобы поддержать тебя.       — Спасибо, приятель.       — А ещё я рад, что вы забыли закрыть заслонку в камине после прошлого сезона, иначе ты бы здесь задохнулась.       Мы оба засмеялись. Смех был нервный, но от него на душе почему-то стало очень легко.       — Завтра я иду в клинику, сдам анализы и пройду обследование.       — Молодец, это правильное решение. А теперь давай спать, я поменял твоё постельное бельё на свежее.       И от благодарности мне снова захотелось разреветься.