А в воздухе уже давно царил дух рождества

В воздухе уже царил дух рождества. Сладко пахло имбирными пряниками, запах которых колючий ветер разносил по всей окраине города. Он задерживался в свежем воздухе, вдыхаемом в лёгкие прохожими. Еловые украшения, фонарики и прочие атрибуты были аккуратно разрешены по всем площадям, проспектам и маленьким улицам, а на главной площади стояла огромная ёлка, но пока без украшений. Хотя на календаре было лишь начало декабря, но уже во всю города украшались и дарили праздничное настроение. Витрины магазинов, и так всегда яркие и зазывающие, пестро мерцали своими огнями, привлекая внимание прохожих живыми игрушками и своей эстетикой. Начинались сумерки. В Гардении всегда витал определённый дух рождества, будто пропитанный большей магией, чем все Волшебное Измерение, хотя Земля никогда ею не обладала в полной мере. Под ногами поскрипывал снег, возвращая своим приятным хрустом в детство, когда ты ждал сильного мороза, чтобы насладиться красотой зимы: инием, покрывшим все вокруг; льдом на маленькой луже, мимо которой ты не мог пройти, чтобы не остановиться и с разбега проехать по ней в разных позах, представляя себя фигуристом; а лёжа на блестящем от солнца снеге, создавал снежного ангела, и пытаясь подняться так, чтобы не испортить свое творение. Девушка улыбнулась, когда к ней на нос опустилась маленькая снежинка, превратившись тут же в капельку воды, а за ней ещё одна и ещё. Начался снегопад, который добавлял магии и атмосферы в, хоть и морозный, но прекрасный вечер в городе. Снег падал на волосы, шапки, теплую одежду, ручную кладь прохожих, сверкая в свете разноцветных вывесок, фонариков и больших фонарей, укутывая собой машины и общественный транспорт. Он кружился, изображая собственный причудливый танец. Он был такой лёгкий и изящный, но главное: свободный в своём решении падать. Шагая по оживленному проспекту, девушка опустила голову, начиная грустить. Мысли, что так усердно она отгоняла днем, ворвались в её открытое для счастья сознание. Вновь она вернётся в Волшебное Измерение, вновь станет все для неё привычным и снова утратит волшебную магию родного города. У неё в голове играла своя музыка, навеянная роем мыслей. В какой-то момент, видно возраст принёс ей осознание, она поняла, что в мире нет чего-то определённого: нет светлой магии без тёмной, и в людях нет только чёрного и белого. Она сто раз перекручивала в своей голове те поступки, что совершила ранее. Да, в мире есть абсолютное зло и добро, но только тогда, когда сознание существа подчинено другому. В других же случаях — нет. Всегда есть предыстория, мотив: то, что подтолкнуло совершать то или иное. Она это поняла. Сама, без чьей либо помощи. Почти... Свернув на свою улицу, девушка выдохнула, раслабляясь. Здесь было меньше людей, машин и фонарей, а магазины с шумными залами — совершенно отсутствовали. Ей осталось совсем чуть-чуть до дома, где она может закрутиться в плед и сесть с ароматной чашечкой горячего какао в гостиной, перед большим телевизором, рядом с наряженной ёлкой и тёплым камином. Она представляет, как включит фонарики, выключит свет в своей комнате, и начнёт наблюдать за их мерцанием, возможно, погрузившись снова в плохие мысли... Они стали собирать Водные звёзды! Конечно, они опасны для неё и могут убить, но... Убивать собралась она не себя, а... Она толкает дверь, и лицо её начинает гореть, чувствуя тепло дома. Запах корицы, мёда, яблочного пирога и голоса вовлекают её на кухню прежде, чем она успевает раздеться, лишь сняв грязную обувь. — Мам? Пап? — Она проходит в гостиную, видя на столе три чашки, оглядываясь назад, замечает длинное пальто на вешалке и высокие сапоги, что выпустила ранее из виду. Значит, у них гость. Но кто? Она осторожно проходит дальше, отрываясь от мыслей, когда слышит свое имя из кухни. Это позвала Ванесса. — Блум, милая, я сделаю тебе какао, — говорит мама и встает, чтобы поставить чайник. Блум застывает в дверях, прожигая взглядом спину их гостя, и мысленно молясь всем богам, желает, чтобы её зрение оказалось обманутым. Но... Мужчина оборачивается спустя долгие секунды и весело, с искоркой в глазах смотрит на девушку. Он здесь. И ей не кажется. Он искренне улыбается, что повергает её в шок. Она молчит, не может связать и пару слов, словно у неё нет голоса вовсе, а все слова забылись. Голубые глаза разглядывают поднявшегося мужчину, что выше её на две головы. Её взгляд застывает на его открытой шее, где расположился шрам, и Блум удивляется, с какой скоростью рана зажила, ведь именно она нанесла её недели три назад, когда они в последний раз виделись. Блум упорно не смотрит в серые холодные глаза мужчины, и выходит из кухни так ничего и не сказав. На негнущихся ногах, поднимается в комнату, полностью погрузившись в свои мысли, не замечая того, как по щекам уже текут прозрачные соленые слезы. Она не может ему сказать. Не может рассказать правду. Дверь тихо прикрывается, и девушка сползает на пол, поджимая колени и закрывая рот руками, чтобы никто не услышал её всхлипов. — Блум? — аккуратный стук в дверь и приглушенный голос. Девушка не хочет отвечать. — Что произошло? — обращается Ванесса уже не к дочери, — Как только она увидела вас, то сразу... — Просто позвольте мне, — спокойно отвечает мужчина, и от звука его голоса, Блум начинает плакать сильнее. Она неправильно поступает по отношению к нему, но так же неправильно поступит и с девочками, если расскажет. А что изменится? — задаётся вопросом она прежде, чем вновь слышит знакомый голос. — Позволь войти, Блум. Она сидит ещё несколько секунд, обдумывая просьбу, но бодро встаёт, вытирает слезы и шмыгает носом. Наконец, она открывает дверь, чтобы впустить его в комнату. Он заходит в тёмное помещение, где плохо что-то видно. Блум закрывает дверь, и только сейчас понимает, что она не включила свет, но даже не спешит исправлять свою ошибку, ведь в темноте проще что-то сказать. Возможно, она решилась. — Я не надеялась встретить тебя вновь,— шепчет она, смотря на него. – Надеялась, что я оставил это дело? — отвечает ей с усмешкой. — Надеюсь... Вновь они погрузились в тишину, прерываемую только еле слышным шумом с первого этажа и редко проезжающими машинами под окнами её квартиры. Она все так же стоит возле двери, оперевшись на неё и пряча руки за спиной, только взгляд блуждает по полу, где и так ничего не видно. Блум видит, как он подходит ближе, сжимаясь внутри все сильнее, но так и не отрывая глаз от пола. Он останавливается в шаге от неё, и смотрит. Ждёт. – Мы собираем Водные звёзды, — тихо говорит она, продолжая смотреть в пол. И только после того, как до её слуха доносится его лёгкая усмешка, она резко поднимает голову, — Почему ты смеешься, Валтор? — она искренне не понимает его реакции. — Разве я не говорил тебе, что уничтожить что-то до основания — нельзя? Ты плохо слушала мои уроки. Блум понимает, что он прав, и ей становится легче, но в ту же секунду осознает, что он смирился со своей смертью, будто заранее знал исход. По её щеке вновь скатилась слеза. Это неправильно. — Сегодня твой день рождения, Блум, — говорит он тихо, — и он все ещё не закончен. — Валтор, пожалуйста, — она отворачивается от него, пытаясь успокоиться, собраться с мыслями и вновь взглянуть на него. Но не может. Не хватает сил что-то сделать или изменить, и мыслями она вновь там, в Хрустальном замке, где её подруги ищут звезды. Ей становится тошно. — Блум, я сделала тебе какао, — после лёгкого стука в дверь говорит Ванесса, прерывая мысли дочери, что вот-вот зарыдала бы вновь. Она возвращается в реальность, выдыхает и открывает дверь, но так, чтобы можно лишь было взять кружку. Тихо благодарит Ванессу и забирает горячий напиток. — У вас все хорошо? — интересуется женщина. — Да, мам, — Блум натягивает улыбку и смотрит на маму. Ванессу терзают тысячи вопросов о том, что сейчас происходит, но она не задаёт их, давая возможность поговорить. — Я возьму Майка и мы прогуляемся немного по улице. Блум благодарит Ванессу за эту возможность, хотя понимает, что ситуация похожа на те, в дешёвых фильмах, что приелись глазу, но надеятся на то, что все будет так же и прощается с мамой. Обхватив кружку двумя руками, Блум не сходит со своего места, подпирая спиной белую дверь. Толи боится, что он уйдёт, толи решится бежать сама. Она не определилась. Девушка смотрит на плавающий зефир, белую пенку в коричневые крапинки от корицы, и знает, что это молчание уже раздражает её собеседника. Но они ждут. Блум не спрашивала, сколько он ждал её дома, не спрашивала, почему он здесь. Ей было все равно. Как узнал её адрес — все равно. Как добился доверия родителей — плевать! Главное, что он был здесь, рядом: стоит напротив неё и прожигает своим взглядом. Да, безусловно, её щеки стали красными, но в темноте этого не было видно, но он заметил другое: горящие глаза. Он тысячи раз видел этот блеск в её глазах, когда девушка оказывалась рядом с ним. Теорий было много, но он не знал правду, и больше всего боялся раскрыть свою. Он давно привык к тому огню, что горел внутри него всегда, когда она была рядом; он привык к её громкому голосу и неуверенной интонации, когда она пыталась спросить что-то более личное, чем доступная для всех информация; он привык к той боли, что она причиняла ему каждый раз при сражениях, в надежде на то, что он останется жив и их тайна тоже; он привык к ней! Эта девушка стала для него привычкой, от которой невозможно отказаться, потому что она въелась глубоко своими корнями и не желала уходить. Да, он свыкся с тем, что должен умереть, но он знал, что вернётся, стоит ему почувствовать, что с ней что-то не так. Ему нравилось, как она умно обходила вопросы подруг, благородно вела себя рядом с тем, кто предал её по первому же зову, но Валтору нравилось в Блум все, включая каждую мелочь, за которую она себя ненавидела. И вот теперь, в этой темноте её комнаты, он видел все то, что она пыталась скрыть. Ему захотелось прибыть на Землю, взглянуть на неё, подарить подарок, ведь сегодня был её день рождения, но она плачет. Блум твёрдо стояла на ногах до тех пор, пока горячая рука мужчины не дотронуться до её ладони. Она резко вздернула голову, осознавая, что он стоит рядом. Заглянув ему в глаза, она будто увидела целый мир, и её мир в этот момент пошатнулся. — Никакой магии, — тихо прошептала она, продолжая смотреть на него. Он приблизился ближе и их лбы соприкоснулись. Блум прикрыла глаза, наслаждаясь моментом. Он здесь, рядом с ней, живой и невредимый. Внезапно она отварачивается, подходя к столу и с грохотом ставит кружку. Это стало знаком, ведь такой шум нарушил тишину. Она стоит возле стола, оперевшись руками на спинку стула. Вдох - выдох. За окном падает снег, что искрится в свете фонаря, и Блум так не хочется света, так не хочется жёлтых бликов, отбрасываемых этим фонарем. Она дергает занавески, погружая комнату во мрак. Ей так легче. Тогда ей не хочется плакать и сожалеть о чем-то. Он наблюдает за каждым её движением. Ждёт. Блум оборачивается к мужчине, который, казалось, в два шага преодолевает расстояние между ними и запуская руку в её волосы, наконец целует. Она прижимается к нему всем телом, поднимаясь на носочки и притягивая его за воротник ближе к себе. Три недели — долгий срок, чтобы не видиться. Она забывается в ощущениях, не хочет думать, чувствовать, хочет просто утонуть в этом моменте. Незаметно для обоих к их разгоряченным телам дотронулась холодная простынь, пытаясь остудить их пыл. Магия так и искрилась, обволакивая пару своим пурпурным свечением, переливаясь золотом в темноте. Теперь их ничего не интересовало, кроме друг друга. Каждый понял для себя то единственное, что так хотел, к чему так стремился. Мягкое свечение разгорелось ярче, сделавшись ослепительной вспышкой, и тут же потускнело, становясь почти невидимым. Блум рисовала неизвестные узоры на обнаженной груди мужчины, лёжа на его плече, в его объятиях, откинув все переживания и мысли очень далеко. Она зациклилась на его шрамах, зная каждую их историю, проводила по неровным линиям белых полосок. Сильные мускулистые руки сжали девушку сильнее, прижимая к горячему мужскому телу. Она поддалась, ложась на его грудь и слушая, какую песню поёт его сердце. Улыбка расцветает на её губах, когда в голове возникает вопрос подруги о существовании сердца у монстра, и Блум была готова поклясться, что вот оно, живое, бьётся так же, как и её, почти в том же ритме. Её внезапно привлекает тот шрам на шее и поднимаясь на локтях, она зачарованно проводит по нему своим пальцем, после чего целуя каждый миллиметр, таким образом прося прощения. Но Валтор давно простил её за это и за множество других шрамов, что она нанесла ему, но не мог простить себя за то, что чуть не убил её месяц назад, оставив огромное напоминание на спине. Хоть девушка и говорила, что это ничего не значит, он не мог по-другому, впрочем, сейчас Блум его понимала. — Прости, — шепчет она ему на ухо, прислоняясь своей щекой к его, — Прости, —повторяет почти бесшумно. Он крепче прижимает её к себе, не желая никогда больше отпускать, но это его решение, без её мнения. Что, если она откажет? Она принцесса королевства, в разрушении которого он принимал участие, она принцесса, и её долг — вернуть все на свои места. Ну тогда, может, после? — Давай убежим, — внезапно предлагает она, повергая его в шок. — Ты принцесса, и у тебя есть долг перед своим королевством, — он готов убить себя за эту фразу. — Да, — девушка отворачивается, спускаясь ниже на подушки и прикрывая глаза, утыкаясь, как котёнок, носом в бок мужчины. Он обнимает её, поворачиваясь, и прижимает уже к своей груди. Блум прячется в его объятиях, прикрывая лицо ладонями, и не желая, чтобы он видел её слезы. Валтор прав: у неё долг не только перед Домино, но так же перед всем Волшебным миром и её подругами. Она мысленно возвращается в Магикс к Винкс, специалистам и Скаю, который ждёт её там, чтобы провести вместе время. Но Блум знает, что между ними что-то треснуло и виной тому они оба. Мысль о том, что нет настолько сильных заклятий, способных изменить любовь, наворачивает на неё тоску, и горечь съедает душу. Она не знает, что ей делать, как правильно поступить, поэтому мечется между огнём и пропастью, желая остаться гореть вечно, вместо бесконечного полёта. Но она не может. Долг. Чёртов долг. Но Блум заставляет себя не ругаться, ведь скоро Рождество, а сегодня заканчивается её праздник. Они молчат, лёжа в объятиях друг друга и не желая отпускать. Блум боится представить, что его не будет рядом, а он— жизнь без своей привычки. Проснувшись утром в холодной постели, она ловит себя на мысли, что все было сном, но роза, что лежит на подушке и записка, прикрепленная к ней — говорят свою правду. Блум берет в руки цветок, что светиться пурпурным и открывает записку, расплываясь в улыбке, читая знакомый почерк: «Мы обязательно все решим. Это твой подарок: Волшебная Роза с красным рубином внутри. Ей не нужна вода или земля, просто бери иногда её в руки, и она проживет вечно. С днем рождения, принцесса.»