Часть 1
14 октября 2019 г. в 12:33
Палец вновь нажимает на кнопку «Стоп».
Рыжеволосая женщина на экране застывает в полуповороте, с приоткрытым ртом. Волосы — единственное яркое в ней: темная кожа, темные глаза, угольно-черный оттенок бронекостюма. Ее пальцы сжаты в кулак, рука поднята перед собой. Среди претенциозной красоты Президиума Цитадели она — точно черная дыра: центр притяжения, безжалостный и неумолимый.
Коммандер Шепард. Первый человек-СПЕКТР. Капитан разведывательного фрегата «Нормандия».
Диана. На языке родных трущоб — Дайан. Коротко — Дай.
Die.
Dead.
Мертва; окончательно и бесповоротно.
А вот она — та, кто дотошно, один за другим, просматривает пересланные по внутренней сети материалы, неловко скрестив ноги на мягком диване в капитанской каюте воссозданного (не для нее) корабля, — жива.
Дышит.
Грудь поднимается и опадает под черным комбинезоном с оранжево-белой нашивкой. Хорошо очерченная, но не чрезмерно развитая грудь.
Ей кажется: еще чуть-чуть сосредоточиться, и она почувствует, как ходят отдельные мышцы под гладкой кожей без шрамов; как раздуваются легкие и заполняются альвеолы, снабжая кислородом кровь.
Она глядит на свои ладони — точь-в-точь того же смуглого оттенка, как и на видео; до недавнего времени дактилоскопический узор на пальцах был немного другим — но пересаженная кожа уже успела прижиться.
Облизывает губы — ей сказали тренировать эту привычку: отсутствие мелочей больше всего бросается в глаза.
Ее дни и без того, начиная — нет, не с самого первого, только с третьего, она добросовестно вела счет, — проходили за гипнообучением и выматывающими тренировками. Спала она в лучшем случае по четыре часа.
Не-Дайан не жаловалась.
Не-Дайан посвящала всю себя — все то немногое, что у нее от «себя» было, — будущей победе.
Ей нужно было оправдывать свое существование.
…Раз уж ее вынули из чана, где биохимическая жидкость идеально воссоздавала условия внутриутробного развития, не для того, чтобы заменить какой-то отказавший орган, а чтобы заменить весь организм целиком.
Так ей — не-Дайан — объяснили.
И она после таких объяснений даже осталась цела. В смысле — осталась в здравом уме и не попыталась убить кого-нибудь, начиная с себя.
Хотя, по словам Миранды Лоусон, такой исход событий был статистически маловероятен настолько, что почти невозможен.
«Я просчитала все параметры», — повторяла она в тот самый первый день, когда не-Дайан глупо таращилась на нее с медицинского стола, зафиксированная по рукам и ногам; повторяла с уверенностью, которой все равно далеко было до того, что не-Дайан видит теперь у Дайан настоящей.
У Шепард.
Эта женщина, на которую смотрит в режиме стоп-кадра (которую изучает) не-Дайан, — она была невозможной. Она была — цельнолитые напор и упорство, сила, способная выкопать самое себя из-под песка и руин, ведущая вперед наперекор ливню пуль.
Ее не одолели в свое время ни молотильщик, ни официальные ограничения относительно способов ведения военных действий. Она смахивала с плеч осколки снарядов и надевала боевые награды на неприлично-штатскую потертую куртку: ей все сходило с рук, ее взгляд бил наотмашь и сметал планеты с орбит.
Она всегда выживала. Она должна была ожить и на этот раз.
Но что-то пошло не так.
(Миранда Лоусон сжимает зубы, отворачиваясь к пронумерованным пробиркам с образцами крови и тканей, и ее помощник по имени Джейкоб Тейлор, второй из встреченных не-Дайан оперативников «Цербера», тянет руку к ее плечу, но опускает на полпути.)
После не раскрытой вовремя и не предотвращенной диверсии ее, бессознательную, смогли увезти со станции «Лазарь», где базировался одноименный проект... Но и только.
Не разбудить.
Не-Дайан ничего обо всём этом не помнила: ей и не полагалось.
«Генетическая память» давно была опровергнута как ложь; даже уровень ее физического развития соответствовал оригиналу лишь приблизительно — благодаря алгоритму динамической электростимуляции мышц во время ее выращивания.
«Что происходит? Где я?» — только и могла она повторять, то и дело забывая даже щуриться на яркий свет. По щекам текли слезы; не-Дайан даже не замечала — внутри мешались в одно запахи и звуки, зрительные образы и пространственные ощущения.
Ее выдернули в жизнь рывком; успели, правда, загрузить знание языка — одного из диалектов английского, — а то бы она просто вопила, как новорожденный младенец.
Младенец тридцати одного биологического года по обманутому счету ее клеток.
У нее было преимущество в виде не изношенных, «с иголочки» органов; в виде мозга, не загроможденного лишним хламом — в котором могли еще сформироваться дополнительные нейронные связи, способные послужить повышению боевой эффективности. Или способности убеждать — если она еще какое-то время посвятит оттачиванию интонаций.
У нее были все возможности для того, чтобы исправить ошибки набело.
(«Какая ирония, — говорит Миранда вполголоса, будто забыв, что у не-Дайан ей же спроектированный, самый совершенный человеческий слух. — Эта сбежавшая сука Хоуп как раз что-то подобное и предсказывала».)
Но она все равно оставалась — не Дайан.
Не той. Заменителем.
Превосходящим оригинал во всем, включая отсутствие каких бы то ни было предубеждений; во всем, кроме аутентичности.
Глава «Цербера» не разговаривал с ней — кроме того единственного раза, когда ее все-таки одели в броню (та идеально подошла по размеру), нанесли макияж, прицепили за спину винтовку, с которой она едва научилась управляться сколько-то сносно.
Он улыбался покровительственной улыбкой и курил. Говорил о том, что человечеству необходим герой, и Шепард — та самая Шепард — подходит как нельзя лучше.
Он говорил о знамени и глядел сквозь не-Дайан: как будто обращался, вопреки всему, именно к той, другой, которая так и осталась лежать где-то там в своем непроницаемом крио-сне.
Дальнейшие указания ей, не-Дайан, передавали через Миранду.
(«На тебя ведь рассчитывали. То есть, на нее, — поправляет сам себя Джейкоб Тейлор, хмуро глядя на стойку с оружием. На не-Дайан, пришедшую для очередной запланированной тренировки, он не смотрит. — Хотя я не очень верил, про себя, но надеяться никто не запрещал, верно? А теперь…»
Не дослушав, она шагает к стойке и снимает с нее первый попавшийся пистолет. Джейкобу ничего не остается, кроме как взять пульт и запустить, наконец, программу симуляции.)
Терминал связи издает писк.
Не-Дайан раздраженно (она так говорит себе — раздраженно, хотя не уверена, что это самое подходящее из слов в словаре) тянет руку и ударяет ладонью по клавише приема.
Лицо первого помощника «Нормандии» (не ее первого помощника) на экране — безупречно, как и всегда. Ее черты симметричны, в отличие от лица, которое не-Дайан видит каждый день в зеркале. Ее произношение безукоризненно; по контрасту, у не-Дайан тщательно воссоздан акцент земных трущоб, в которых она никогда не была.
— Все в порядке? На мостике ждут указаний.
Миранда Лоусон выглядит так, словно с не-Дайан ей легче, чем было бы с Дайан настоящей. Не-Дайан порой неосознанно проводит по своему коротко стриженному — для удобства прилегания контактов — затылку: вдруг под ним скрыто что-то, делающее ее... удобней.
Это неуютная мысль. Однако не страшная.
Не-Дайан не умеет бояться по-настоящему.
У нее нет опыта, который это бы позволял.
Ей говорили: Шепард была бесстрашной — до безрассудства.
Ей говорили: она вела себя, как будто бессмертна — даже в бой бросалась порой без шлема, выставляя копну волос напоказ, как знамя.
Но бесстрашие – не то же самое, что непонимание страха.
Наверное. Должно быть.
Не-Дайан встряхивает головой.
— До ретранслятора еще час пути. И я не закончила изучать данные.
Досье. Материалы, собранные на… Мысль не-Дайан запинается на секунду.
«Друзей и соратников героини» — фраза, настолько же пустая, как ее собственное существование, очищенное до сердцевины.
Знали ли эти «друзья», хоть один из них, настоящую Шепард?
Ей говорили: скорее всего — нет.
Ей говорили: она всегда была одиночкой. Она всегда предоставляла других собственной судьбе и смотрела — окажутся ли те достаточно сильными, чтобы выжить. Трущобы Земли не могли приучить ее ни к чему иному.
Тот, кто прошел испытание, мог задержаться при ней: пока мог поддерживать темп. Отстанешь — что ж, Шепард никогда не оглядывалась назад. (Может, только затем, чтобы сделать контрольный выстрел).
Именно поэтому у нее, не-Дайан, был шанс. Ее безразличие ко всему, кроме цели — хоть реши она вернуться к «соратникам», хоть нет, — будет сочтено естественным.
— Пока что вербовочные миссии могут ждать, — качает головой Миранда. – Нам в первую очередь необходимо восстановить твой статус СПЕКТРа.
«Нам». Не-Дайан замечает это, но решает молчать.
Она летит на Цитадель, чтобы встретиться с советником Андерсоном. Публично объявить о своем воскрешении. После этого уже не будет дороги назад.
— Неужели экипаж не справится без меня? Не хотела бы отвлекать пилота от расчетов.
Миранда хмурится — так, словно просчитала это выражение заранее на компьютере, покрутив так и этак трехмерную модель. (Именно это она заставляла делать не-Дайан, прежде чем вручить ей стопку видео «для закрепления»: наблюдать за совершенной моделью головы Шепард и подражать, оценивая процент совпадений с помощью все тех же контактов на задней стороне черепа, передающих сигналы от мимических мышц.)
— Ты никогда его не отвлекала, — произносит она наконец. «Шепард никогда его не отвлекала».
Шепард любила иногда пройтись по мостику и встать по левую руку от Джеффа Моро по прозвищу «Джокер»: понаблюдать, как корабль уходит в прыжок через ретранслятор. Если не была занята, очищая броню и тяжелую винтовку от крови или чего-то похуже. Или бросая дротики в мишень, раскрашенную под представителя какой-нибудь особенно неприятной расы, вроде батарианцев.
— К тому же, для расчетов здесь есть ИскИн, — добавляет Миранда. — А для боевого духа будет полезнее, если командир будет появляться перед командой чаще.
— Я должна быть примером, — соглашается не-Дайан.
— В тебя должны верить, — уточняет Миранда. Снова сдвигает брови. Она подразумевает больше, чем говорит.
Не-Дайан летит на Цитадель, чтобы встретиться с советником Андерсоном, и уже заранее знает, что его так просто не проведешь. Есть вещи, которые не попадают даже в отчеты самых хорошо законспирированных агентов; которые не вытащит на поверхность самый юркий газетчик.
Но у нее нет выбора.
— У тебя нет выбора, — напоминает эхом Миранда. У нее, когда ее проект лежит в коме в буквальном смысле, тоже выбор сведен до минимума. — Колонии продолжают пропадать. Кто-то должен сделать эту работу.
— Кто, если не я, — кивает не-Дайан. Почти беспечно — и почти, как думает сама (согласно видео и гипноматериалам), зло.
Она не умеет бояться — но, кажется, уже выучилась ненавидеть: Шепард, ту Дайан-которая-была.
Аутентичную.
От которой нельзя отклониться даже на шаг, на волос, и которой все равно никогда не стать.
— Никто другой, — отрезает Миранда. Но тут же освобождается от мгновенной вспышки, элегантно вздыхает, расправляет плечи. — Ты существуешь именно поэтому. И… жду на мостике. — Она переводит взгляд на главный терминал связи. — Появилась кое-какая информация, которая может пригодиться в пункте прибытия.
— Уже иду, — отвечает не-Дайан Миранде и прерывает связь.
Поднимается на ноги.
Запускает покадровую перемотку.
Снова останавливает воспроизведение — десяток кадров спустя.
Когда она выходит из каюты, в спину ей улыбается Дайан Шепард: дерзкой, ни в чем не сомневающейся улыбкой мертвой и всегда правой героини.
Той самой, которую не-Дайан тщетно — до этой самой минуты — старалась изобразить.