Не оригинал

«Видения – слепки личностей людей, извлеченные из воспоминаний заклинателя. Вопрос о том, чувствуют ли видения что-либо, или просто копируют поведение оригинала, является этически спорным, но большинство исследователей склоняются» Темный закрывает учебник по магии, не дочитав предложение. Ставит обратно на полку: Ситра ненавидит, когда он разбрасывает книги. Тем более, ответа все равно нет. Ситра сидит над картой, смотрит на отмеченные флажками храмы. Она в доспехах; Темный много раз просил ее снимать дома броню света, но она каждый раз отказывалась. Доспехи Веритаса меняют личность того, кто их носит: значит ли это, что Ситра больше не хочет оставаться Ситрой? Он не спрашивает. Разве ему – видению – судить о таких вещах? – Сын Рагена, – бормочет Ситра. – Почему из всех, кто мог нам противостоять, это делает именно твой сын? Темный молчит. Даже в мыслях он не любит называть себя Рагеном, но это ничуть не помогает. Впервые он осознает себя тоже здесь, в этой библиотеке. Он стоит перед полкой с книгами, а перед ним – высокая женщина с ярко-розовыми волосами, и в глазах ее читается неподдельный страх. – Нет, – она качает головой. – Я не верю. Ее имя – Ситра, его имя – Раген, и что-то случилось между ними, что-то, из-за чего она не может обратиться за помощью к оригиналу и вынуждена создать копию – видение – из своей памяти… Что? – Я боюсь его, – признается Ситра в минуту откровенности. – Чуть-чуть сожалею о том, что случилось. Немного чувствую себя виноватой. Совсем на крупицу – ненавижу его. Но преимущественно – боюсь. Темный думает о том, что, наверное, он сам так же боится Ситру. У него нет собственного опыта, только воспоминания Ситры о Рагене и та жизнь, что он прожил – просуществовал – после пробуждения. Но если бы он искал название этому чувству, ближе всего было бы «страх ее ненависти». И он не знает, чье это чувство. Ситра не снимает доспехов даже дома, хотя Темный многое готов отдать, чтобы увидеть ее лицо. Светло-карие глаза, мягкие длинные волосы, горделиво стиснутые губы. Она всегда была сильной, решительной и гордой, она бы, наверное даже командовала Веритасами, если бы не Раген… Доспехи света превращают силу в жестокость, решимость – в безрассудство, гордость – в гордыню. Делают свет, которым она всегда была полна – иначе не стала бы именно Веритасом Света – выжигающим глаза. «Покажи лицо, Ситра. Я не Раген, не бойся меня». Она не слышит. Больше всего Темный боится ее ненависти, но не может избежать ее. Он не оригинал и никогда не будет оригиналом; он играет Рагена перед другими Веритасами – но не перед ней. Но даже так – она все равно не может перестать его бояться, и ненавидит – в ответ на этот страх. Когда они наконец-то встречают оригинал, Темному становится немного легче. Больше не надо притворяться, не надо делать вид, что он – нечто большее, чем то, чем является на самом деле. У него даже не спрашивают ничего: какой спрос с видения? Это все Ситра, это она, она создала его, она обманула всех, заставив поверить, что в доспехах Веритаса Тьмы сражается настоящий Раген. – Ну и дура, – вздыхает Игнасио, узнав правду. – И мы дураки, что на это повелись. Они с Ситрой остаются одни, окруженные коконом отчуждения. Они отчуждены даже друг от друга: он выполнил свою задачу, теперь, когда здесь оригинал, в нем нет больше необходимости – и Ситра больше не обращает на него внимания. Но зато теперь можно не играть в маскировку, и однажды Темный задает свой главный вопрос настоящему Рагену. Тот не удивляется. – Ты не помнишь… Интересно, она намеренно не вложила в тебя эти воспоминания, или сама пыталась их забыть? Темный молчит: ему нужен ответ, а не отвлеченные рассуждения. Раген вздыхает. – Женщина любила мужчину, он отказал ей, женился на другой, зажил обычной жизнью. Она не смогла ему этого простить, пришла однажды в его дом и убила его жену. Конец истории. Он снова вздыхает: – У меня… нет к ней ненависти. Я не простил и не забыл, я всегда буду помнить гибель Софии, но именно ненавидеть Ситру я не могу. Да мне и не надо: она сама уже полностью сожрала себя этой ненавистью. Темный хочет возразить, но вспоминает доспехи света – и кивает. Когда он закрывает ее от атаки Бегемота, Темный не испытывает страха. Он видение; он и так просуществовал слишком долго. Единственное, о чем он жалеет – что так и не смог доказать ей, что он – не Раген. «большинство исследователей склоняются к тому, что личность видения базируется не только на тех воспоминаниях, что положены в его основу, но и на собственном опыте видения, влияние которого, если видение просуществовало достаточно длительный срок, может оказаться гораздо существеннее, чем у изначально вложенной памяти». Когда приходит конец, видение развеивается, как дым. Видения не живые, у них нет посмертия – но Темный не жалеет, что вышел на бой с Бегемотом, чтобы защитить ее. Темный не Раген. И если Раген когда-то ее отверг – это еще ничего не значит. Ситра подходит к нему. Медленно, словно колеблясь, снимает белый шлем, и впервые за долгое, очень долгое время Темный получает возможность посмотреть ей в глаза. – Ты что… Растворяясь в воспоминаниях, он улыбается.