Школьные будни

Солнце медленно поднималось из-за горизонта, сигнализируя о начале последнего перед началом учебного года дня. Кот Баюн, ответственный за ночную дисциплину и сладкий сон, уже прекратил мурлыкать и отправился на кухню завтракать. Конечно, как и все преподаватели, он имел возможность получать завтрак, обед и ужин в собственных покоях, но предпочитал с утра пораньше проверить, все ли ладно на кухне, готов ли Иван-солдат накормить учениц, нет ли проблем у Домового и его семьи — если Домовой решал, что у него появились проблемы, он шел напрямую к Кащею и начинал методично трепать директорские нервы. А уже Кащей, вдоволь наругавшись с Домовым, начинал делиться впечатлениями с преподавателями. Баюн не любил, когда остальные учителя начинали ругаться. Ему по нраву было пушить густую шерсть и петь колыбельные, разгонять страхи (между прочим, за страхами не только интересно гоняться, они еще и питательны), а утром после еды нежиться в солнечных лучах. Завтракая густыми сливками (а нечего кринки непокрытыми в холоднике оставлять), Баюн прислушивался к происходящему в замке. Из спален то и дело доносились хихиканья, благо ученицы уже и приехали и почти что обжились. Недалеко от главных ворот увлеченно ругались Баба Яга и Марья-Искусница — у них не ладился очередной эксперимент. В гигантском аквариуме на втором этаже многозначительно молчали, обсуждая свои рыбьи дела, Золотая Рыбка и Щука. Все шло хорошо. Впрочем, это “хорошо” относилось только к повседневной жизни замка. Для директора же учебного заведения утро было не столь радостным и беззаботным. До начала занятий оставались жалкие сутки, а множество дел еще было не сделано. В первую очередь требовалось еще раз проверить весь замок на соответствие требованиям учебного процесса, чтобы нигде ни пылинки не было, а все мало-мальски опасные предметы (а опасным для несмышленых девиц могло стать все, что угодно) были убраны куда повыше, и желательно, чтоб это “повыше” запиралось на очень крепкий замок. Конечно, преподавательский состав уже неоднократно все проверил, но Кащей считал, что не бывает лишних проверок. Во-вторых, необходимо было сходить в Черно-синий лес и проверить, что тропки все зачарованы так, чтобы ни одна школьница в Лесу не заблудилась и на ценные делянки не попала. И, разумеется, чтобы ни одна из них к месту гнездования Гусей-Лебедей не вышла, а то с этих наглых пернатых станется совсем голову девочкам задурить. Была такая история однажды (как раз после и из-за этого Кащей сотоварищи изобрели заклинание для принудительного превращения в человека застрявших в звериной шкуре). Кащею тогда пришлось долго и нудно пытаться расколдовать превращенную в Лебедицу девушку. Поначалу ни у него, ни у Яги, ни у других учителей ничего толком не получалось: Одочка могла возвращать человеческий облик, только находясь в лунном свете, растворенном в соленой воде (ох и налетался тогда Кащей над морем в коршуньем облике, один раз даже умереть пришлось). Потом добились некоторого прогресса, и Одочка смогла удерживать человеческий облик подольше, но характер у нее испортился основательно, она даже начала одеваться в черное и демонически хохотать. И это не говоря о том, что даже после расколдовывания царевна отказывалась спать на набитых пухом перинах, укрываться пуховым одеялом, а уж подушку и вовсе считала предметом кощунственным. Как выкручивался принц с заморским именем Зигфрид и мягким раскатистым акцентом, решивший, что ему жизнь без Оды не мила, Кащей знать не знал, и даже думать об этом не хотел. Пока директор инспектировал владения и шарахался по Лесу, и благодаря этому не стоял над душой, в замке Баба Яга и Марья-Искусница изволили предаваться экспериментам. Больно уж Яге хотелось сделать что-нибудь для модернизации ног Избы-на-курногах. Ноги у Избы были одни-единственные, натруженные и заслуженные. И надо сказать, что это становилось серьезной проблемой, стоило Избе наступить на острый сучок или споткнуться в буреломе. Однажды Яге даже пришлось накладывать на левую ногу Избы лубки, а это дело крайне сложное и нетривиальное, когда в травмированной ноге больше десятка пудов веса, а кость спрятана под мощными мышцами. К тому же Избе требовалось делать регулярный педикюр, чтобы отрастающие когти не причиняли вреда почве — уж больно на это Леший ругался, что его драгоценные корневища да грибы пропалывают когтями в локоть длиной. Вот и подумала Яга, что с помощью преподавательницы чарования предметов сможет придумать, как сделать изболапы более защищенными и менее когтистыми. И теперь две заслуженные учительницы(1) бродили вокруг припаркованной у замка Избы, недовольно скрипевшей ставнями. — Можно, конечно, зачаровать броню… — задумалась Марья-Искусница. — Чтобы была легче перышка и мягче пуха. — А спать, ноги подогнув, броня ей не помешает? — почесала затылок Яга. — Да по грязи удобно ли будет в броне скакать? Ее ж смазывать постоянно придется да от ржи очищать. — Можно попробовать добавить самоочищение и самосмазку… Мимо размышляющих преподавательниц пробежала стайка самых младших учениц, на бегу декламирующих запрещенный в стенах школы стишок: “Когда Кащей был маленький, с кудрявой головой…” — Хорошо, что Кащей Кащеевич в лес отправился, — рассмеялась Марья, — а то не избежать нам нотаций, что порочить темный образ Его Злодейшества легкомысленными стишками не пристало, особенно тем, кому он подписывает зарплатные ведомости, и тем, кто у него уму-разума набирается. И вообще никому на белом свете. Яга только кивнула. — Так вот, Яга Киевна, — продолжила Марья, — если добавить самоочищение, то лапы страдать не будут. Но подстригать когти все равно придется. Нет, можно еще встроить в броню и ножницы. Правда, надо будет покопаться в арсенале, потому что таким когтищам ножницы придется из мечей собирать. И кстати, можно еще стены дополнительно бронировать и окна укрепить. Яга живо представила себе получающуюся конструкцию, и на мгновение даже обрадовалась: как увидят царевичи, за девицами приходящие, как угрожающе лязгают огромные ножницы на бронированных куролапах, так сразу понятно станет, кто из них смелый, а кто не очень. А уж если еще и получится к ставням да наличникам систему добавить, чтобы нахальных юнцов стрелами или дротиками обстреливала, так вообще все прекрасно станет: ни один до девиц-разумниц-раскрасавиц не доберется. Правда, потом Яга подумала еще раз и приуныла: истреблять потенциальных женихов на подходе к Школе Кащей точно не позволит. Заранее обидевшись на Кащея за такую несправедливость, Яга пообещала себе сочинить еще какой-нибудь стишок или песенку про директора и распространить его среди учениц, чтоб директору совсем житья не стало. И даже сходу сложила пару строчек: “Кащей всегда живой, Кащей всегда с тобой — в горе, в надежде и радости. Кащей в твоей весне, в каждом счастливом дне, Кащей в тебе и во мне!” Правда, Яга заподозрила, что некоторые охальники из числа преподавательского состава не преминут назвать эту песню Песней Бывших Жен Кащеевых, но так получалось даже забавнее. Кащей же, даже не подозревающий о коварных планах и смертных обидах Яги, в это время на берегу Крайнего моря общался с Черномором и его воинами, только что отконвоировавшими к берегу преподавателя словесности да человеческих языков Алексашку и неизвестного Кащею человека в белом халате. У незнакомца было лицо совершенно злодейское и преисполненное одержимости (2). Кащею, впрочем, хватало забот не только с подозрительным неучтенным посетителем Четырежды Восьмого. Пока запоздавший больше чем на неделю преподаватель скромно молчал в стороночке, Черномор, часто забывая, что говорит не просто с приятелем, но с начальником, описывал все нюансы своего знакомства с новым преподавателем, причем самое вежливое обращение к поэту было “этот Кучерявый”. Впрочем, словесник чему-то мстительно улыбался, и Кащей заранее не хотел знать, в чем будет заключаться та месть. Литераторы — существа опасные, таких словес в своих творениях накарябают, за тысячи лет не отчистишься. В общем, Алексашка, хоть и был он человеком несказочным, оказавшись в мире сказочном, умудрился тут же вляпаться в приключения. Черномор, честно прождавший преподавателя в назначенном месте два дня, догадался, что словесника понесло на экскурсию, а оттуда — в полновесное путешествие. В Трижды шестом — куда, собственно, и занесло Алексашку — было на что посмотреть. Черномор, устроивший полномасштабное прочесывание окрестных царств, заслышал о недавно выпустившейся ученице и хотел было спросить у неё совета, где искать пропащего стихоплета (3). Но вот только Марьяна была не в той форме, чтобы давать советы. Она как домой вернулась, решила родителям продемонстрировать, как хороша в рукоделии стала. — Ну и зачем? — мрачно поинтересовался Кащей. — Я с ней полгода занимался, в управленцы готовил, единственная дочь у родителей как-никак, все царство ей отойдет. А мастерство ей почти так же не нравилось, как и всем мастерам — её рукоделие. — Да кто ж разберет, зачем, — пожал плечами Черномор, — да и не важно. Важно, что она когда Иглу из вещей своих доставала, расконсервирующее заклинание прочитать забыла. Ну и взялась вышивать. Кащей поморщился. Даже он, далекий от мастерства настолько, насколько это вообще возможно(4), знал, что Игла, которую каждая из учениц получила среди прочих полезных вещей в приданном и подъемных, — это не просто швейный инструмент, но и крайне острое и опасное орудие, способное прошить любой материал; ушко Иглы увеличивалось или уменьшалось в зависимости от используемых нитей; нити же, вставленные в Иглу, никогда не путались и не рвались. Без консервирующих чар переносить Иглу было строго запрещено: вне появлявшейся от заклинаний тоненькой пленки на поверхности Игла просто-напросто прокалывала любой материал, и потерять ее было легче легкого. — Так вот, Марьянка, — продолжил Черномор, не сразу вспоминая, на чем его перебили, — села вышивать нерасконсервированной иглой. И укололась. Ну а дальше — сами представляете: Марьяна падает в беспробудный сон, родители в панике… — Что ж они в Школу не написали об этом? — раздраженно спросил Кащей. Уж расколдовать выпускницу проблем не составило б: пара капель живой воды, да всех дел-то. Может, даже выходной удалось бы взять да под солнышком Трижды Шестого кости денечек погреть. Подальше от категорически не готового к преподаванию и пребывающего в состоянии перманентной паники учебного состава. — Ты слушай, директор, порадуешься, может. Тамошние царь с царицей решили, что коли уж дочка беспробудным сном уснула, то прежде, чем будить ее, стоит из ее положения побольше выгоды извлечь. На всех углах объявления развесили, что кто Марьяну разбудить сможет, тот и женихом ее станет. Вот и стекаются нынче в Трижды Шестое толпы желающих царство получить. Кружевницы да вышивальщицы местные говорят, что царство сразу процветать стало: не явишься же ко двору в затрапезном виде, всем и прихорошиться надо, и кушать что-то, и жить где-то, а на постой без платы нынче никто не пускает. — Вижу, конспекты, что я ей диктовал, Марьяна тоже зачаровать забыла, — неодобрительно качнул головой Кащей. — Ты хоть охрану оставил, а то сопрут царевну под шумок женихи-то? — Оставил семерых из роты, когда пришлешь кого расколдовать — тогда и вернутся, — кивнул Черномор. — Но ты слушай, про Кучерявого-то. В общем — вопреки всей логике, среди толпы женихов его не оказалось. — Я там был, — задумчиво заметил Алексашка, — мед и пиво там ничего. А царевну даже поцеловать не дали. — Кто ж тебе целовать настоящую царевну даст, ты ж пес безродный, — зло буркнул Черномор (и сам-то не особо родовитый), а Алексашка заулыбался еще мстительней. Кащею даже стало жалко Черномора — сочинит этот кудрявый гений поэму, и будет в нем Черномор каким-нибудь злым колдуном. Да еще и карликом. И не докажешь ведь потом, что славный воин лично звезды на небо забрасывал, когда их из кузни Степановой доставали. — В общем, выпил кто-то при дворе, стихов царице начитал и на море гулять убежал, на лебедей смотреть. А на море — Чудо-Юдо вылезло и решило спереть нашего скитальца. Ему же скучно по морю одному плавать. — В отличие от некоторых, оно хотя бы в поэзии разбирается. — В общем, поймали мы его над морем, песни горланил, где-то скитальца подобрал, — Черномор качнул бородой в сторону Белого Халата, — орали они “Лимпопо-лимпопо-лимпопо” и пытались ухватить меня за бороду. А потом этот, — Черномор зло зыркнул на Алексашку, — попросил Кита фонтанчик пустить. И я на том фонтане в небо. А он — на моей бороде! Кащей очень старался не улыбаться. Он просто пообещал старательному конвоиру и сыскателю дополнительную премию перед началом учебного года и отпустил восвояси, в море-окиян, охотой на морских коньков нервы успокаивать. — Вы еще к работе не приступили, Александр, а уже с охраной нашей успели поссориться, — все же такое раздолбайство требовало некоторого разноса. Ну или хотя бы озвученного порицания. — Не стрелялись, и на том скажите спасибо, дядюшка, — фыркнул поэт. — Ты в школе хоть субординацию блюди, племянничек, — добродушно заметил Кащей. Объективно говоря, “племянничек” был пару раз “пра-пра”, но кровь — не водица, её не разбавишь. Кащей был мужчина здоровый, и жены его (и только жены) прекрасно об этом знали, все до единой. Так что за века активной жизни родственниками Кащей обзавелся в огромном количестве. Хорошо хоть, еще ни одна теща не попыталась Кащея навещать после того, как очередная жена директора становилась бывшей женой. Этого бессмертный мог бы и не пережить. — Ясно, — Алексашка тряхнул вихрами. — Спасибо. Кстати, что это за неучтенный гость? Словесник бросил взгляд на спутника. — Ну, он мне Кита лечил, когда мы с тем Китом с неба рухнули. Айболитом его кличут. — Так вы еще и летали? — уточнил Кащей. — Чудик отвык летать за то время, пока островом Буяном обретался, — смущенно поведал Алексашка, — хотя мы пробовали, и радугу запускали, весело было. А потом как рухнем на какой-то остров, а этот там бегает и бегемотам термометры ставит. Он Чудику и витаминов дал, и на курс Четырежды Восьмого нас поставил. С нами увязался, чтоб Чудика до конца вылечить и уколы ему ставить. Правда, тот шприц больше острогу напоминает по размерам. Кащей задумчиво уставился на спутника Алексашки. Он верил в судьбу. Точней, в то, что в его царство никто просто так не забредает. Объективно говоря, в кащеевом замке, разумеется, был лекарь — вездесущая Яга, которая диссертацию по способам использования мертвой и живой воды еще будучи молоденькой девочкой защищала. И не только по ним: зелья Яга варила первоклассные, в этом искусстве ей равных не было. Вот только с животными у Яги не очень складывалось. Она вполне могла приложить Ваську метлой, после чего оскорбленный в лучших чувствах учитель пения неделю отказывался вести занятия. Но вот вытащить занозу из кошачьей лапы она сослепу не могла, а проблема сия возникала регулярно, тем более что Васька вел занятия исключительно на дубу. Леший в целители тоже не годился, хотя со зверями общий язык всегда находил, но вот знания его о помощи лесным обитателям ограничивались использованием крепких спиртовых настоек да закатыванием в гипс пострадавшего. Не то чтобы Кащей возражал против таких методов… Хотя, если быть честным, возражал, ибо терпеть не мог проводить занятия за непротрезвевших подчиненных. А тут — целый врач, да еще и в зверье сведущий. — А вы не хотите ли, любезный, наших больных посмотреть? — вкрадчиво уточнил Кащей, обращаясь к ветеринару, который в это время уже успел подобрать какую-то белку, усадить ее на пень и, вытащив из сумки целую охапку инструментов, очень походящих на орудия пыток, начать изучать состояние беличьих зубов. — Сейчас доктор всех посмотрит, — ласково улыбнулся ветеринар, а Кащей обрадовался. Потому что сам за животное мог сойти, только когда драл с подчиненных по тридцать три шкуры. — Хороши зубки… Были бы. Ты посиди минутку, сейчас все сделаем. Айболит зарылся в сумку, достал из нее небольшой светлый брусок и ловко вылепил из него что-то, напомнившее Кащею крохотную еловую ветку. Потом примерил это изделие к челюсти обалдевшей и потому неподвижной белки, что-то подправил и залил светло-зеленой жидкостью. В воздухе пахнуло мятой и — совсем слегка — расплавленным золотом (уж Кащей-то знал, как пахнет богатство, в какой форме оно бы ни находилось). Сходив до кромки моря, Айболит окунул заготовку в волны и, дождавшись, пока она остынет, сверху щедро плеснул еще какой-то радужно-переливающейся жидкости. Загородив белку от Кащея, Айболит вставил получившуюся накладку в рот животинке (белка попыталась что-то протестующе пискнуть, но ее никто не слушал) и вдул прямо в ее открытую пасть синий порошок. После чего отошел от пенька, позволяя зрителям насладиться видом. Когда-то обычная белка теперь щеголяла огромными, явно острыми зубами, сверкающими в лучах солнца. Кащей про себя подумал, что ни за что в жизни не решился бы подойти к такому чудовищу. — Вот теперь зубки действительно хороши, — удовлетворенно произнес Айболит. — Теперь белочка ими все, что угодно, разгрызет, даже самый твердый камень. А коли начнет грызть гранит, как в школах и положено, так гранит превратится в золото. Кащей про себя взвыл. Где же был этот чудесный врач, когда весь преподавательский состав пытался разгадать тайну золотых платьев?! Нет, они их, конечно же, разгадали, но сколько ж денег утекло в тот исследовательский фонд, и когда он еще окупится? — А знаете, доктор, — аккуратно приступил Кащей к исполнению свежепридуманного коварного плана, — у нас тут Лес рядом огромный, в море всяких тварей водится — не счесть, в небесах птицы, в школе учителя да ученицы… Кащей притормозил, поняв, что его несет. Прокашлялся и продолжил, уже следя за тем, что говорит: — Никак нам без такого замечательного специалиста не обойтись. И я понимаю, что навсегда вы не сможете у нас остаться, — темная часть кащеевой натуры на этих словах ухмыльнулась, а сам Кащей приобнял Айболита за плечо, — но, может, хоть годичный договорчик заключим? Вы бы за всеми тут присмотрели… Уходить от моря было сложно. Алексашка долго объяснял Чуду-юду, что следующий отпуск у него только зимой, и тот всего лишь на пару недель (Кащей сделал вид, что не услышал сентенции племянничка о том, что они с Чудиком еще слетают в Гренландию и поздравят ее обитателей с Новым Годом). Айболит цепким взглядом профессионального маньяка сканировал деревья, траву, даже воздух у себя перед носом. За время, пока Алексашка прощался с новым другом, Айболит успел вправить нос комару, закапать какую-то гадость в глаза дежурного по лесу Волка (который вообще тихо затаился под кустом и старался не отсвечивать), а также присмотреться к аисту, что сидел на очень высокой сосне и поставить тому диагноз “артрит”, оставив под сосной кувшинчик с пилюлями. Пока шли до школы, Айболит обследовал медведя и безапелляционно заявил, что у того гастрит, и что с мучным пора завязывать — с медвежьей-то степенью диабета. И, что самое главное, не глядя подмахнул протянутый Кащеем контракт (5). Проводив нового школьного ветеринара к замку, Кащей решил, что ради того, чтобы представить нового преподавателя, можно даже отступить от традиций и провести еще одно последнее (самое-самое последнее, честное слово) перед началом учебного года учительское собрание. Правда, преподаватели явились на него не в полном составе: Леший с Кикиморой не хотели покидать свой лес, Жар-Птица заявила, что поскольку для ее художественных мастерских ветеринар никакой ценности не представляет, то и смотреть она на него не собирается (впрочем, Кащей подозревал, что во время линьки ветеринар Жарушке очень даже понадобится), Дюймовочка решила, что выспаться ей несколько дороже, чем еще раз видеть коллег. Лишь Серый Волк был занят действительно важным делом: проводил инструктаж своей стаи и ознакамливался с новыми возможностями зрения после чудо-каплей Айболита. Да и те, кто пришел на собрание, явно не желали ничего, кроме как вернуться к своим делам. Так что Кащей сократил запланированную речь с сорока минут до тридцати секунд: — В подмогу Лешему и Яге я решил нанять ветеринара. Заодно он и самым младшим ученицам о зверях расскажет, прежде чем Леший их демонстрировать вживую начнет. Контракт заключили на год, зовут его Айболит. — А если не справится со своими обязанностями, заморозим и сдадим в пользование Морозу Ивановичу, а он его в стража своих ледяных владений превратит, — злорадно прошипела Баба Яга, не слишком стараясь, чтобы новоиспеченный ветеринар ее не услышал. Стражи ледяных перевалов, служащие Морозу, когда-то были людьми — об этом все знали. Да только Мороз Иванович считал, что люди плохо приспособлены к тому, чтобы нести столь сложную да ответственную службу, как охрана его ледяных владений, а потому превращал их в синеглазых барсов. Айболит мрачно зыркнул на Ягу, нарвался на ответный гораздо более мрачный взгляд и предпочел более в гляделки с заслуженным педагогом не играть. — Слышь, Кащеич, а Александр-словесник на тебя сильно похож. Каким ты в юности был, если меня склероз еще не пожрал, — задумчиво протянула Яга, — смугленький такой, кудрявенький. — Яга, ты на что намекаешь? Хочешь к своей и так раздутой ставке еще и словесность добавить? — поинтересовался Кащей замогильным голосом. Доказывать что-то Яге было бесполезно. Тем более что интуиция у Костяной Ноги работала лучше ясновидения. — Что-ты, что-ты, милой, — фыркнула Яга, — там часов столько, что мне времени свободного совсем не будет. А когда я буду докторскую писать? — Она у тебя семьдесят седьмая, может, никогда? — Учиться, учиться и еще раз учиться. Так ведь ты нам завещал пару веков назад, Кащеюшка? “Когда-нибудь я уйду на покой, — устало подумал Кащей, — передам все Киевне, раз ей так хочется побольше работы, а сам уеду в теплую страну, открою ресторан и буду подавать в нем только жареных лягушек. Хотя, — Кащей бросил взгляд на Ягу, — мозги обезьян, пожалуй, тоже буду жарить”. Айболит оказался инициативным — сразу после педсовета бочком подобрался к Яге, снова обсуждавшей с Марьей судьбу конечностей Избы. Послушав пару минут (гнать его не гнали, вдруг что полезного предложит?), он вполголоса, чтобы не привлечь лишнего внимания снующих неподалеку учениц, поинтересовался: — А почему бы вам не попробовать иначе решить эту проблему? Я как-то проводил сложную операцию по пришиванию лап пострадавшему зайцеподростку… — И? — нетерпеливо спросила Марья, когда пауза затянулась. — И потом решил поставить эксперимент. Оказалось, что один заяц может вынести пришивание до двадцати восьми пар лап! Больше, правда, не получается, заяц начинает думать, с какой лапы ступить первой, и неизбежно путается. — Э, не! — хрипло воскликнула Яга, делая на всякий случай знак от сглаза (6). — Не хватало еще мою верную Избу в мутанта многоногого превратить! — Не обязательно в мутанта, — задумался Айболит, — можно и по-другому сделать. Вот ящерицы, например, отбрасывают хвост, когда им грозит опасность. Почему бы не модифицировать Избу так, чтобы она в случае чего лапы отбрасывала? Баба Яга и Марья-Искусница задумались. Предложение было… подкупающим. Мало того, что решатся проблемы с возможными травмами лап, так еще и отброшенные конечности можно будет сдавать на кухню. Даже если Иван-солдат сочтет мясо слишком жестким, чтобы его есть, то бульон из него всегда можно сделать. Так что идея была хороша. А если кому-нибудь будет лень собирать по лесу отброшенные лапы — их Волки из стаи подберут и тоже пропасть не дадут. — А массу для новых лап Изба может наращивать зимой, пока она все равно зимует и окапывается до землянки, — продолжал рассуждать Айболит, поглаживая Избу по боку. — Она ж, как я понимаю, из земли полезные вещества высасывает стенами, даже окна и двери у нее под слоем новых бревен прячутся. А уж с весны начинает тратить накопленное. И вот это наколенное пусть и тратит в том числе на выращивание новых лап. А если ее на правильной делянке на зиму консервировать, то можно будет еще и лапы с разными характеристиками выращивать… Сразу с приправами, например. Или замаринованные. А делянку можно будет заранее пропитать еще и моим целебным гоголь-моголем, чтобы лапы здоровее сразу были... Марья и Яга переглянусь. Уж на что обе были выдумщицы, но додуматься до того, чтобы Изба бегала на маринованных лапах, не смогли б никогда. — Знаешь, Яга, а ведь он впишется в коллектив, — протянула Марья, — с такими-то идеями. Айболит довольно потер руки и раскрыл саквояж. Из саквояжа на свет появились различные склянки, наполненные разноцветными жидкостями и пилюлями, острые инструменты и толстенная книга, куда прославленный ветеринар вносил описания и результаты всех своих опытов. Ночь обещала быть долгой и плодотворной. А наутро должен был начаться очередной учебный год в школе для благородных девиц…