Чайные церемонии

Утро было особенно хорошим, потому что Женевьеве пришла в голову мысль сказаться больной и запретить посещения полностью. Даже фрейлин для одевания не позвала: только все напутают и растеряют. Впрочем, это не значило, что можно оставаться в домашнем платье и чепце; вдруг что-нибудь случится, а она будет небрежно одета? Если регент себе такое позволит, то что останется другим? Хотя с выбором платья маркиза не медлила, волосы она расчесывала особенно долго, так долго, что устала смотреть на свое отражение и отвлеклась на драгоценные перстни и заколки, лежавшие поодаль. Когда же она вновь захотела взять щетку, рука утонула в теплом и гладком меху. Летом, конечно же, никто мехов не носит, поэтому воротник на туалетном столике — нонсенс. Не может он там лежать!.. Но лежал — и не только. Толстый воротник фыркнул и зарычал, когда Женевьева попыталась спихнуть его со стола, обнаружил лапы и длинный хвост, и возмущенную морду. Кот будто врос в лакированное дерево и вцепился когтями для надежности. Когда же маркиза решила хотя бы отобрать свою щетку, он издал звук, отдаленно напоминающий мяуканье и куда больше — неизвестное великосветским дамам слово. — Я найду твою хозяйку, — медленно произнесла Женевьева, даже не сомневаясь, что будет понята, — или хозяина и сошлю вас обоих. Кот определенно понял, и, что котам не вполне свойственно, отреагировал бурно: подскочил и, не разжимая зубов, затрясся, издавая странные звуки. Маркиза понадеялась, что он не смеется, но именно это кот и делал, судя по блеску глаз. — Сошлю, — повторила она, выбросив руку, но схватила только воздух. — Мяу, мяу, мяу! — и треск штор. Женевьева не умела лазать по мебели, зато умела считать в уме, и быстро: шторы — двести, ремонт паркета — пятьсот, шкаф — даже не думай в него залезть, дьявольское отродье! Трость графа подвернулась кстати: подпрыгнув, ей получилось ткнуть кота — но и тогда он не разжал зубов, а, завывая, полетел вниз вместе со шторой. Маркиза перехватила трость поудобнее. Коту ее находчивость не понравилась, и он в несколько прыжков оказался на столе. А потом, решив, что этого недостаточно, прыгнул сквозь зеркало и исчез за ним. Пожалуй, следовало удивиться, но маркиза до краев была полна возмущением, и даже рука ее тряслась так, что трость мелко-мелко стучала по полу. «Ах так», — фыркнула Женевьева и пригладила волосы. — «К твоему несчастью, на сегодня у меня нет дел». Сперва показалось, что она не покинула дворца. Правда, приемные обычно выглядели несколько иначе… боже мой, ну разве она заглядывала во все приемные? Разве кто-нибудь это делал? Да и какая разница, когда пушистый хвост покачивается перед глазами, отвлекая от всего прочего и вызывая морскую болезнь? Впрочем, незнакомый пейзаж в окне несколько смутил маркизу, как и незнакомые лакеи и слуги… — Леди?.. Вы что-то ищете? Леди?.. — только выучка не позволила одному из них пощелкать пальцами перед лицом дамы. — Мяу! — донеслось из-за дверей. — Да-да? — откликнулась маркиза, будто так и надо. — Мне необходимо попасть в эти покои. Взгляд лакея неуловимо изменился, и это маркизе не понравилось. — Я доложу его высочеству принцу. Как вас представить? Женевьева улыбнулась и подумала, что свою фамилию оставит при себе до выяснения обстоятельств. — Леди Мильфорд. [1] Ожидания маркизы были скромны. Она уже почитала свою щетку пропавшей, однако если дама пролезла за чем-нибудь сквозь зеркало, то поворачивать назад ей уже не к лицу. По крайней мере, следовало сперва дождаться отказа. Однако ее объявили, и она вошла, высматривая по углам черную лоснящуюся шкуру или хотя бы блестящий нахальством глаз. Когда же глаз и все прочие части кота обнаружились под столом, маркиза поправила платок: в кабинете принца было ужасно холодно. — Вы нарушили все существующие правила поведения при дворе, — раздался мягкий голос августейшей особы. Очень может быть, что пока она застыла, сжигая взглядом мех этого проходимца, принц увидел достаточно поводов ее отчитать. Краем глаза маркиза заметила, как напряжена его рука с двумя тяжелыми перстнями, а затем наконец сделала медленный реверанс. — Это не совсем так, ваше высочество. По крайней мере, я не имела наглости заговорить первой. Маркиза коротко взглянула на принца, но не так, как если бы разглядывала его или кокетничала… хотя он, пожалуй, был красив и напомнил его почившее розенбургское величество на старых портретах. Хорошенький галстук из тонкого батиста, с нарочито-небрежными складками. Жилет, вышитый золотом: травы и пчелки. Лазурный, как платье самой маркизы. — Я явилась с прошением, — улыбнулась она. — Если это не займет много времени, леди, я готов выслушать, — и его высочество снова вольно расположился на стуле, закинув ногу на ногу. «Если у них правила те же, что и у нас, то я сделала все, что могла», — сказала самой себе маркиза. «Разве что я пришла не в приемный день… или расстроила свидание». — Это сущий пустяк, — из-под стола раздался приглушенный рык, как бы намекающий: не жалуйся, старая ведьма. — Мне не нужно ничего, кроме моей щетки для волос, ваше высочество. — Сомневаюсь, что могу вам с этим помочь, — снисходительно улыбнулся принц. — Обратитесь к своему супругу, он купит вам новую щетку. Маркиза встала позади кресла, поскольку ей не предложили сесть, и увидела, как под ним что-то блеснуло. — Вы можете подумать, что не стоит отвлекать августейшую особу ради такой безделки, но иногда люди очень привязываются к мелким и незначительным вещам. Их исчезновение может очень расстроить, — Женевьева быстро присела и подняла брошь в виде пчелы. Ни минуты не пришлось сомневаться, кому она принадлежит. — И это свойственно не мне одной. — Благодарю, леди… Мильфорд. — Принц приколол брошь на место. — Впрочем, я никогда не слышал этого имени, и не видел вас при дворе. Хотя, может быть, это мое упущение? Когда часто приходится ездить с дипломатическими миссиями, лица подданных начинают ускользать из памяти. — Я здесь и не бывала прежде, — качнула головой маркиза. — И это мое упущение. Впрочем, если бы я знала заранее, что буду принята вашим высочеством, то надела бы свое лучшее платье. Принц усмехнулся и его ладонь, лежащая на колене, слегка расслабилась. — А это, полагаю, не оно? — спросил он с легкой насмешкой. — Увы, — повела плечом маркиза, прекрасно сознавая, что лазурный цвет и мягкость ткани не уступят одеждам самого принца. — Впрочем, во мне говорит только женское тщеславие; на деле я бы только зря смутила общество. Очень некрасиво с моей стороны. Кот, до того спокойно сидевший под столом, подошел к креслу маркизы и выплюнул щетку ей под ноги, явно сказав «На!», но Женевьева даже не обратила внимания. Принц пожал плечами и только усмехнулся. — Некоторые птицы, конечно, приносят сюда иномирянок, а с ними — и их обычаи. Впрочем, откуда бы вы ни прибыли, леди, ваши ткани вряд ли так хороши, как вы утверждаете. Женевьева незаметно пнула щетку под кресло. — Я могу рассказать и даже показать… если вы в настроении для дипломатической миссии. Она провела рукой по спинке кресла, как бы собираясь уходить, и заметила, как принц оправляет свой манжет, рассматривая его даже слишком придирчиво. — Садитесь, леди. Чаю?

***

Не то чтобы граф страдал от отсутствия своей маркизы, но на третий день он естественным образом забеспокоился и решил все же пренебречь запретом. В крайнем случае, Женевьева рассердится; но когда она не была сердитой? Поэтому ближе к вечеру Пьер отпер и толкнул дверь. Свет не горел, и камин явно три дня не зажигали. Очень тонкий слой пыли осел на разбросанных платьях, а неприкаянные пылинки кружились в лунном свете: кто-то оборвал штору. Очевидно, чертов итальянец исполнил свою угрозу. Граф вытянул из рукава тонкий стилет и бесшумно двинулся к туалетному столику на случай, если он еще прячется где-нибудь здесь. Взгляд, нечаянно брошенный на зеркало, отвлек от переживаний и планов кровавой мести: если Пьер правильно понимал, то в зеркале должен был отражаться он сам, а не чье-то другое лицо. Однако, надо отдать ему должное, это лицо выглядело не менее изможденным, а может быть, и более. — Доброй ночи, — сказало оно. — Доброй ночи, — сказал граф, решив на всякий случай быть вежливым. — Давайте не будем друг другу представляться и перейдем сразу к делу. — Извольте. — Ваша женщина каким-то образом воспользовалась зеркалом и попала к нам. Я очень хочу спать, и если вы заберете ее и избавите нас от дальнейших неудобств, мы расстанемся, не имея друг к другу особенных претензий. Пьер вернул стилет на место и пожал плечами. — Не могу этого обещать: она ведь не принадлежит мне. Однако если маркиза успела чем-то вам досадить, примите мои извинения. — Некоторые инки могли и больше натворить. Высокопоставленное лицо наклонилось и достало из-за рамы зеркала маркизу, которая крепко спала и сжимала свою щетку, инкрустированную бирюзой. После чего бережно передало ее с рук на руки, и граф убедился, что она такая же тяжелая и, наверняка, такая же зловредная. — И все же? Лицо посмотрело на Пьера с выражением бесконечной, неутолимой тоски. — Просто переполошила серпентарий. Еще немного, и они бы передрались за новые платья. Маркиза устроилась удобнее, не просыпаясь. — Это все никуда не годится. Можно ли как-то закрыть этот коридор? — Кто знает… Пьер подумал, что сейчас его новый знакомый пожалуется на неведомые силы, которые сделали из его дома проходной двор, но тот молча повернулся, махнул рукой на прощание и удалился в сторону клубившегося в зеркале тумана. Наверное, он и должен знать, раз так спокойно расхаживает по чужим зеркалам, или, хотя бы, Женевьева — но она даже не думала просыпаться. — Вот бы, любовь моя, — ворчал граф, укрывая женщину одеялом как положено, — провернуть еще один подобный фокус и превратить вас в змею. Я бы носил вас в кармане или прямо вокруг запястья, чтобы вы иногда вылезали и шипели на османских послов. — Только не забирай мою щетку, — пробормотала маркиза. — Безусловно. Но на время вы переедете ко мне… и никаких зеркал, от них весь дворец уже вымерз.