Часы

— Тик-так, время идёт, — она слышит этот голос, но не знает, откуда он доносится. Она бежит, чтобы скрыться от него, спрятаться. Но голос не отступает. — Тик-так, твоё время подходит к концу. Конец. Лилит не знает, что это такое. Она прожила всю свою жизнь, купаясь в лучах славы и обожания, под неусыпным контролем отца. — Тик-так. Лилит сжимает в руке часы на цепочке, которые он подарил, когда она была совсем маленькой. — Тик-так. Стрелки часов движутся слишком быстро, но на истёртом циферблате не разглядеть ничего. — Кто ты? — обращается Лилит к голосу. — Я Снейк, но ты можешь называть меня Адамом. Или папочкой — не всё ли равно? Я твоя тень, твой внутренний голос. Беги, я всё равно догоню тебя. Дождь падает крупными солёными каплями на её щёки и волосы, застилает глаза. Она чувствует вкус горечи и отчаянья, а порывистый ветер пронизывает её, забираясь под полы лёгкого платья, заставляя дрожать и трястись от холода. Лилит бежит. Ей нужно успеть. Она не знает куда, помнит только о том, что нельзя останавливаться. Стрелки часов ускоряют ход, хотя Лилит думает, что уже невозможно быстрее. Она продолжает бежать. Вперёд, не разбирая дороги, спотыкаясь о корни деревьев, задевая колючие ветки. Её платье изодрано в клочья, по плечу тонкой струйкой стекает кровь, но Лилит бежит. Под ногами не песок, не трава, лишь комья грязи, и назойливые мужи облепляют со всех сторон, а голос непрерывно отдаётся в висках. — Тик-так, тик-так. Куда ты так торопишься, девочка? Милая моя, драгоценная. Ты так хочешь спрятаться от меня. Едва ли тебе это удастся. Лилит стискивает зубы, отгоняя непонятные образы. Она вспоминает Адама, отказавшегося от неё ради жизни на другой стороне и глупой неинтересной Евы; она видит Снейка, смеющегося и по-змеиному извивающегося, говорящего о том, что дни её сочтены; она представляет отца, жестокого, но справедливого, отдающего приказы убить всех непокорных. Но ведь Лилит и сама непокорна, если бежит не зная, куда, подчиняясь чужому голосу без души и плоти, лишь бы не слышать его, лишь бы забыть. Отец не одобрил бы такого поступка. — Тик-так. Я всё ещё здесь, ты не забыла? — Кто ты? Зачем тебе я?! — кричит Лилит, падая на землю и обливаясь слезами, зажимая ладонью рану на плече и хватаясь пальцами за выступы скал. — Я пришёл забрать твою жизнь, — отвечает голос. — Ведь у тебя пока есть жизнь? — он задаёт вопрос с едкой насмешкой, совсем как Снейк, зная, что Лилит нечего ему возразить. — Я не могу отдать тебе жизнь. Я ещё нужна там, нужна моему отцу. — Твой отец давно забыл про тебя. Они все забыли. Они бросили тебя в клетку, на съедение злым волкам. Или нет — это глупая метафора. Они отдали тебя на растерзание мне, а я не могу их подвести. Почему же ты остановилась? Устала? Или наконец поняла, что я сильнее? — Тебе не одолеть меня, — Лилит поднимается с колен и, превозмогая боль, бежит дальше. Теперь её путь лежит через горы — невзрачные, серые, опасные, с крутыми обрывами и острыми выступами. Рана на плече до сих пор кровит, перед глазами пелена, и Лилит почти падает, только в последний момент умудряясь удержать равновесие. — А ты очень живучая. Что ж, тем веселее мне, тем хуже тебе. Ты ведь знаешь, что я не отстану, но мне нравится наблюдать за тобой. Ты такая отважная, я люблю рискованных женщин. — Отстань! Отстань от меня, оставь меня в покое! — Ничего не получится, детка. У меня договор, соглашение, контракт — в мире много подходящих названий. Я уже освободил твоего отца и Снейка, и даже Адама, хотя этот почти не сопротивлялся. Слабак. И ты от меня никуда не уйдёшь. — Это мы ещё посмотрим. Горы заканчиваются так же неожиданно, как начались. Теперь Лилит бежит по пустому городу, разгромленному и разграбленному. Обшарпанные стены домов напоминают Эден после Великой Войны, но даже тогда в городе не было столько трупов. Сейчас же они повсюду. Безжизненные тела с отрубленными головами, реки крови и запах разлагающейся плоти. Лилит мутит, но она держит себя в руках и бежит дальше. Ей не терпится миновать этот кошмар и выбраться из города мёртвых невредимой. — Ты могла бы остаться здесь, — вдруг говорит голос. — Мои маленькие друзья с удовольствием бы полакомились тобой. Им нравится свежее мясо. Посмотри, какие они голодные, они ждут тебя. Лилит замечает жуков и скорпионов, муравьёв и пауков, термитов и мух и облепляющих её мошек, но мысль о свободе подстёгивает её, и Лилит не прекращает бежать. И вот уже город мёртвых остаётся позади, но голос не исчезает. — Тик-так, — напоминает он, — время-время, его опять не хватает. До твоей смерти осталось три, два... — Заткнись! — Лилит резко вскрикивает, напоровшись на сук. Вокруг неё снова лес, снова колючие ветки и растения, хищные, отвратительно живые, норовящие схватить её за ноги, обволакивающие тело длинными листьями-пальцами. Лилит вырывается, отбивается от них руками, пускает в ход зубы, прокусывая лианы и отплёвываясь от густого склизкого сока, на вкус напоминающего рвоту. Во рту остаётся мерзкий осадок, он вяжет язык и заставляет неметь дёсны. Лилит надеется, что не успела проглотить эту гадость, но надежды не оправдываются. В горле жжёт, а желудок скручивает сильнейший спазм. Лилит корчится и отчаянно хватает губами воздух, стараясь остаться в сознании. Голова кружится, перед глазами стоит ещё большая пелена, а весь мир видится ей огромным расплывчатым пятном. — Ты отравил меня, — хочет сказать Лилит, но язык не слушается, у неё выходит только жалкий сдавленный хрип. Лилит всхлипывает, пробирается вперёд на ощупь, не видя дороги, не понимая, что лес сменяется новым пейзажем, а по обе стороны от неё плещется бурное, глубокое море. Волны накатывают слева и справа, и Лилит еле держится на плаву, инстинктивно гребя руками, поднимая голову, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха. Лилит жалеет о том, что не родилась русалкой, ведь тогда было бы значительно проще передвигаться вплавь, размахивая рыбьим хвостом и дыша жабрами. Но она всего лишь человек, простая смертная, и поэтому вынуждена сейчас бороться за свою жизнь. Голос, молчавший так долго, что Лилит почти позабыла о нём, вновь даёт о себе знать. — Тик-так, — повторяет он. — Тебе не надоело сопротивляться? Я могу избавить тебя от всего этого в одно мгновение, только скажи. Ты больше не будешь мучиться. Ты умрёшь, — он громко хохочет, упиваясь своим всевластием и неприкосновенностью, но Лилит не готова проигрывать. Очередная волна выносит её на берег, усеянный мелкой галькой, и Лилит пытается отдышаться, прежде чем снова продолжать двигаться. Едва ли ей удаётся сполна восстановить силы, но она вновь бежит, медленно передвигая конечности, почти голышом, проверяя, висит ли ещё на шее цепочка с часами, подаренными отцом. Цепочка на месте, стрелки по-прежнему отмеряют время, но циферблат светится, будто покрытый фосфором. Лилит замечает, что на побережье опускается ночь, и секунду видит, как в чёрном небе загораются звёзды. Но они тут же гаснут, и уже не различить ни моря, ни берега. Лилит оказывается в кромешной тьме, лишь часы полыхают в руке, опаляя горячим пламенем нежную кожу на ладонях. Жжение становится невыносимым, она сдёргивает часы с цепочки и бросает вниз, на мелкую гальку, чтобы в следующий миг услышать, как разбивается хрупкий корпус, а стрелки останавливаются и замолкают. Наступает полнейшая тишина. — Тик-так, — прорезается сквозь тьму голос. — Упс, — притворно вздыхает он. — Кажется, твоё время вышло. Лилит понимает, что ей некуда больше бежать. Это место и есть конец её путешествия. — Спи, моя дорогая. Спи, прекрасная Лилит. Мне нравилось играть с тобой. Она замечает, как тяжелеют её веки и глаза смыкаются вопреки её желанию. Это и есть конец. «Смерть», — думает Лилит, прислоняясь лицом к мелкой гальке, невероятно напоминающей жёсткий пол камеры, где она провела последние две недели до появления голоса.

***

— Она умрёт. В заявлении санитара нет ничего необычного. Солюс давно был готов к подобному. Его маленькая Лилит лежит сейчас на полу больничной камеры, обхватив колени ладонями, её веки дрожат, она шепчет в припадочном бреду что-то про время и то, как оно кончается. — Это длится уже второй день, — объясняет санитар. — Время, стрелки часов... Они постоянно идут в её голове. Наши врачи бессильны, — он разводит руками и покидает палату, оставляя Солюса наедине с дочерью. Лилит не похожа на саму себя. Она тяжело дышит и сильнее вжимается в пол. Солюсу страшно. Он впервые в жизни не знает, что делать. Его гложет чувство вины за то, что не уберёг свою девочку, но он отказывается признавать свои беспомощность и бессилие. Солюс готов был пожертвовать всем ради спасения Лилит, только теперь уже поздно. Во всём мире не найдётся врачей, способных вылечить её, если даже лучшие специалисты Эдена не смогли победить болезнь. Время, о котором так беспрестанно толкует Лилит, — смертельное оружие, и оно не щадит никого. Она умрёт. Эта мысль не покидает Солюса, разрывая на части его сознание, и пусть он уже тысячу раз смирился с невосполнимой потерей, осознание приходит не сразу. Он кричит, он бьётся в больничные стены — белые, как сама смерть, он обещает отомстить всем, кто допустил это, и, в первую очередь, самому себе. Он не может смотреть, как Лилит в мучениях покидает этот мир, и закрывает глаза, но перед тем достаёт из кармана часы — те самые, что он подарил ей, когда она была совсем маленькой. Сейчас они — лишь напоминание о далёких счастливых днях, по чистой случайности оказавшееся теперь у него. Стрелки часов замирают, когда Лилит издаёт последний вздох, и над Эденом сгущается жуткая непроглядная тьма.