Императрица

Воздух был свеж и сладок, и легкий ветерок ласкал щёку Джин, когда она зашевелилась, моргая, ловя проблески звёздного ночного неба. Она лежала на спине, на голой земле. Она была дома. Руки согнулись, а кончики пальцев вонзились в землю, словно укореняясь. Она почувствовала, как её силы растут, а усталость растворяется в почве. Лёгкий ветерок коснулся её губ. Джин облизнула их, желая ощутить ветер в полной мере, и он пронёсся мокрой прохладой, прежде чем умчаться прочь. — Я в порядке, — сказала она, но крепко держалась за протянутую руку, чтобы не упасть, когда села и огляделась. Она находилась на лужайке у самого края, освещенного факелами дорожки. Дворцовые окна поблизости светились, отбрасывая полосы света на траву. Джин почувствовала лёгкое головокружение, посмотрела вниз и увидела, что укрыта плащом Императора. Она не могла не рассмеяться. — Вы хотели, чтобы я спала здесь? — Я… ты была такой холодной, Джин. Твой пульс очень замедлился, и ты замёрзла… — он посмотрел вниз, наклонил голову и откашлялся. Джин медленно опустила плащ, открывая освежённый, блестящий кайбер. Император на мгновение задержал на нём взгляд, затем поднял глаза на Джин. — Итак? — спросила она. Орсон смотрел напряжённо из-под жёстких бровей. Он положил Джин руку на шею и коснулся пальцами, ощущая её сильный, ровный пульс. Когда он прижал большой палец к её горлу, Джин вздохнула и задрожала, пульс участился. — Скажи, что ты чувствуешь, Джин. Джин закрыла глаза, веки задрожали, она сосредоточилась. — Я чувствую ваше желание. Растущая твёрдость, которая становится… почти болезненной. Тянется ко мне, желая прикоснуться ко мне… но я не могу… — Джин отрицательно покачала головой, сводя ноги вместе. — Становится трудно различить… — Моё желание и твоё? Джин ответила тяжёлым выдохом. Она почувствовала, как Орсон придвинулся ближе, его дыхание смешалось с её. Джин вдохнула и уловила глубину его аромата. За чистыми, колышущимися на ветру травами и солнечным светом скрывалось что-то тёмное и изобильное. Его скрытое, примитивное «я». Тёплая рука мягко сжала ей горло. — Открой свой маленький угрюмый ротик, — промурлыкал он ей в губы. Джин приоткрыла рот, и он поцеловал её, захватив нижнюю губу и втянув внутрь, и она почувствовала, как боль между ног пульсирует и раскрывается, словно цветок, который вынуждают распуститься раньше времени. Она теснее прижалась к нему, её пальцы коснулись жесткого края его воротника, ища, затем находя его мягкие волосы на затылке и шее. Она пососала его верхнюю губу, и он ответил, царапнув зубами её нижнюю губу. Джин издавала умоляющие, уязвимые звуки горлом, звуки, на которые никогда не считала себя способной. Она хотела ощутить его широкие, тяжёлые руки на своей плоти, хотела лежать под ним. Впервые в жизни ей хотелось быть завоёванной. Она зарылась пальцами в его волосы и потянула, Орсон зарычал и прижал язык к её языку. Кристалл гудел, все её тело гудело, кровь в её венах вспыхивала, как пласт золотой руды. Джин почувствовала, как его большая тёплая рука коснулась кайбера, и он отстранился, закрыв глаза, его нижняя губа распухла и поблёскивала. — Я ведь нравлюсь тебе, не так ли, малышка? — выдохнул он, затем снова нашёл её губы, но Джин отстранилась, когда из открытых дверей дворца донеслись звуки болтовни. — Беспокойство ваших гостей растет, — сказала Джин, понизив голос. Орсон обернулся и увидел широкие юбки, склонённые набок головы, услышал семенящие шаги, сжал челюсти и вытер губы пальцами. — Буря их забери, — пробормотал он и с лёгкой улыбкой повернулся к Джин: — Хотя они, вероятно, гадают, жива ли ещё моя невеста. Джин сжала губы и кивнула, затем встала, Орсон поднялся вместе с ней. Он обнял её за талию, и она вскинула голову, не отрывая взгляда от его губ. Она была глубоко, до боли, разочарована. — Если ты хочешь сбежать от наших гостей, я провожу тебя в твои покои. Сегодня я утрою твою охрану. Я не буду рисковать, — сказал Император. Джин встретила его взгляд: — Сначала я должна увидеть тело. Орсон помолчал, затем в замешательстве сдвинул брови: — Тело? — Тело лорда Таркина. Я требую его крови, чтобы принести её в жертву Земле в качестве компенсации. Орсон открыл рот, потом снова закрыл. Он повернул голову, как будто не слышал. — Джин… я не могу просто… убить лорда Таркина. Глаза Джин сузились: — Что значит — не можете убить его? Орсон пристально посмотрел на Джин, но промолчал. Джин почувствовала, как вспыхнул кристалл, когда в ней разгорелся гнев. — Я понимаю. Вы убьёте невинного простолюдина, слугу. Но виновного знатного господина? Определённо нет. Орсон поджал губы, собираясь возразить, затем бросил взгляд на приближающихся гостей. Снова повернулся к Джин и пронзил её взглядом. — Сейчас не время, Джин. Я тебе всё объясню, и ты поймешь, но… Джин подобрала юбки и спокойно сказала: — Я понимаю, Ваше Величество. — Боги, Джин, это всё равно что разговаривать с камнем, когда ты такая! — Позаботьтесь о ваших именитых гостях, — сказала она и направилась к дворцу. В своей комнате, с шестью имперскими стражниками, стоявшими снаружи у двери, с садами, полными бродящих гостей, и её собственным ураганом мыслей Джин чувствовала себя словно в тюрьме. На следующий день она должна была выйти замуж и стать Императрицей. Джин Эрсо из Кайбери объявят Яркой Звездой, и она будет править народом, презирающим её. Джин опустилась на пол и не нашла утешения. Ни почвы, ни прохладной мягкой травы. Она не осмеливалась воспользоваться потайным ходом; у неё было предчувствие, что Император перехватит её и попытается, так или иначе, помириться. Она могла бы сосредоточиться и почувствовать его присутствие, но не стала. Вместо этого она погрузилась в себя и изо всех сил старалась не облизывать губы, не ощущать его вкус во рту, не вспоминать ощущение тёплой руки на своей шее. На глаза навернулись слезы разочарования, но она быстро вытерла их, проглотив комок в горле. Если Кренник не свершит правосудие, она сделает это. Нужно просто дождаться подходящего момента. Возможно, ей придётся ждать недели, месяцы или годы, но она заплатит Земле кровью за то, что сделал Таркин. *** Виночерпий остановился и отступил в сторону, бросив на Джин встревоженный взгляд. Джин оставалась неподвижной, её рука легла на край бокала. Краем глаза она видела, как Император напрягся и провёл большим пальцем по нижней губе. Он наклонился ближе и заговорил напряжённым шепотом: — Один глоток для свадебного тоста, пожалуйста. Джин проигнорировала дрожь в груди, возникшую при звуке его голоса. Она неохотно убрала руку и смотрела, как слуга наполняет бокал, как шипит в нём бледная жидкость, потом выпрямилась, когда произнесли тост. Гости встали и подняли бокалы. — Да здравствуют Высокая и Яркая Звёзды! Джин подумала о западном склоне за крепостью, о том, как он по весне зазеленеет, покрывшись маленькими колышущимися цветами среди мха. — Да здравствуют правители Небесных детей! Скальные камни, скользкие от дождя и чистого, живого запаха чёрной земли. — Пусть их любовь затмит созвездия! Он лежит на ней, положив руку ей на горло. Страха нет, но есть боль. Боль собирается в тугой бутон, готовый вот-вот расцвести. У Джин перехватило дыхание, и она закрыла глаза. Когда она открыла их, гости уже приложились к бокалам. Она взглянула на Императора и впервые с тех пор, как они дали обет, встретилась с ним глазами. Они были холодными, красивого голубого цвета в освещении Зала Пяти Точек, но теперь они словно были затянуты облаками. Глубокие и тёмные, как грозовая туча. Он поднял бокал и выпил, не отводя от неё взгляда. Он поставил пустой бокал на стол. Гости разразились громкими криками «Ура». Джин поднесла бокал к губам и сделала глоток. Она хотела отставить бокал, но Орсон поймал его рукой в перчатке и забрал из её рук. Его глаза стали серебристо-серыми, когда он повернул стекло и нашел то место, где были губы Джин. Кулон Джин замерцал. Орсон прижался губами к ободку и коснулся его языком, его глаза пронизывали Джин насквозь. Император откинулся назад, проглотил вино, отвел глаза и со стуком поставил пустой бокал на стол. *** Джин стояла на скамеечке для ног и старалась не шевелиться, пока служанки трудились над её изысканным белым платьем. Ей потребовалось больше времени, чтобы выбраться из этой проклятой штуковины, чем на то, чтобы забраться в неё. Корону Звезды почтительно забрали, чтобы убрать в сейф, и Джин почти сразу же вытащила шпильки из своих собранных вверх волос, позволив им свободно рассыпаться по плечам. Наконец платье было расстёгнуто, и она сошла со скамеечки, в то время как горничные подняли массу оборок над её головой. Джин чуть не рассмеялась, ныряя под нелепые юбки. Она чувствовала себя победительницей. Ей удалось сбежать с приёма перед бесконечной процессией гостей с их добрыми пожеланиями. Таркин крался по границам её сознания весь вечер, и у неё не было никакого желания видеть его хитрую, жестокую улыбку или чувствовать призрачное прикосновение его руки. Мот отослала служанок взмахом руки и подошла к Джин, облачённой в тонкое нижнее платье и корсет. Она перебирала шнурки, разочарованно надув губы. — Позвольте мне, Ваше Величество, — сказала Мот. — Мне бы хотелось, чтобы ты называла меня Джин. Мот улыбнулась и начала снимать с Джин кружева. — Миледи. Джин улыбнулась Мот в зеркале: — По крайней мере, так получше. Мот продолжала молча работать, но Джин видела, что она хочет что-то сказать. — В чём дело, Мот? — Миледи… — Мот распахнула корсет, словно крылья, и освободила от него Джин, та глубоко вздохнула. — Вам нужен… совет? Относительно сегодняшней ночи? Джин почувствовала, как горят щеки. — Я знаю, что происходит между мужчиной и женщиной, — мягко ответила она. Мот кивнула, на её лице было написано сочувствие: — Миледи, прежде чем покинуть вас, я должна снять замок с серебряной двери. Джин глубоко вздохнула: — Я понимаю. *** Джин ходила по комнате, покусывая нижнюю губу и вертя в пальцах кайбер. Она переоделась в изысканную ночную рубашку, предназначенную для её первой ночи в качестве Императрицы, ткань струилась и трепетала у неё за спиной в такт её шагам. Наверняка Император уже оставил гостей предаваться веселью без него? Джин покачала головой. Какое это имеет значение? Пусть проведёт внизу всю ночь в компании своих подхалимов. Она остановилась и посмотрела в окно. За освещённым факелами садом, за лужайками была мягкая темнота леса. Она не стала утруждать себя зажиганием свечи. Лесная энергия гудела весенней жизнью. Звездообразные цветы хамелациума, от которых исходил пьянящий резкий запах, пучки корней и всевозможные молодые деревца, вызывающе торчащие среди своих павших предков, теперь влажных и покрытых мхами и лишайниками. Джин остановилась возле массивного дуба, почва вокруг которого была вся в пузырьках, которые её народ называл перьевым мхом. Она коснулась дерева в знак приветствия, затем села на мягкую, податливую землю. Посмотрев вверх, сквозь купол ветвей, она увидела серп луны и её звезду-спутницу, Скайуокер. Обе ярко сияли в ясном полуночном небе, и в их свете деревья отбрасывали длинные голубоватые тени. Джин закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, но что-то помешало ей. Она ощущала беспокойство в себе, но и в воздухе тоже. Кайбер потеплел. В воздухе… Джин поднялась и прислушалась. Кто-то приближался быстрыми, целеустремленными шагами, ветки трещали у него под ногами. Твёрдые подошвы. Ботинки. Она увидела белое пятно за деревьями и прищурилась, затем сфокусировала взгляд, словно протягивая руку в тёмную комнату. Рука болит, исцарапанная ежевикой. Теснота в груди. Отчаяние. Солнечное сплетение извивается, как шторм. Волнение. Сильное беспокойство. Кайбер замерцал, когда из темноты появился Орсон. На нём были чёрные бриджи и сапоги, но вместо туники — свободная белая рубашка. Ночная рубашка. Его волосы были взъерошены, и он тяжело дышал. Он стоял прямо и неподвижно, и даже в лунном свете Джин видела, как сжаты его челюсти. — Возвращайся во дворец, Джин. Его голос звучал странно на фоне ночной мягкости леса. Приказывающий и неблагозвучный. И всё же… это возбуждало её. Как будто он потрогал её сердцевину грубыми, сильными пальцами. Она начала осознавать свои чувства, напряжённые, предвкушающие, усиленные лесом с его изобилием жизни. Или из-за него… Орсон подошёл на несколько шагов ближе. — Хватит этой чепухи, ты моя жена, и я требую, чтобы ты вернулась со мной в наши покои. Джин почувствовала, как её упрямство пустило корни. — Я вернусь, когда буду готова. Орсон не верил своим ушам. Джин огляделась с нарочитой небрежностью: — Возможно, сегодня я буду спать здесь. — Она снова встретилась с ним взглядом: — Возможно, каждую ночь. Орсон сжал кулаки и поднял голову. Его глаза были поразительно тусклыми. Переменчивыми. Он скривил рот в ухмылке: — Потому что я не пролил кровь для тебя. — Это было предательство! — Это была дипломатия! — взревел он, ударив кулаком по невидимой поверхности. Джин стояла на месте, готовая выдержать надвигающуюся бурю. — Ты ничего не знаешь о таких вещах, дитя Земли, — оскалился Император. — Ваши люди прячутся в своих каменных башнях и пещерах, не принимая ни иностранцев, ни беженцев. Упрямые изоляционисты! Отказывающиеся поделиться своими знаниями! — Ты захватил в плен старейшину, моего отца, чтобы заставить его разделить с тобой наши знания. В самом деле, очень дипломатично! Орсон сделал ещё шаг к Джин, и она попятилась, предупреждающе сверкнул кулон. Император остановился, на мгновение задумался, потом наклонил голову и облизнул губу. — Как, по-твоему, долго твои люди смогут выстоять против прямой атаки Огня? — В наших собственных землях мы можем противостоять чему угодно, — гордо сказала Джин. — Итак, вы отступите в свои пещеры после того, как ваша земля будет сожжена, всё живое поглощено пламенем — ваши посевы, ваши древние деревья… Джин почувствовала укол боли при этой мысли.  — Вы жмётесь в своих пещерах, почти ничего не едите и дышите только плотным ядовитым воздухом… и что потом? Где ваши союзники, чтобы помочь вам, когда у вас нет альянсов? — Земля — вот мой союзник! — Земля может гореть, Джин. Даже камень может сгореть и превратиться в огненную реку. Я был в землях Мустафара. Ничто не может жить в таком месте, кроме амбиций и разрушения. Он снова подошёл к ней, разжимая кулаки и протягивая теперь раскрытую ладонь. Гнев тяжёлым камнем давил ей на грудь. — Вы хотите знать секреты Земли, не так ли? — спросила она и развела руки ладонями вперед, указывая пальцами на землю. Кайбер вспыхнул, Император остановился с криком удивления и возмущения. Сотни мелких, сильных, тонких корней вырвались из земли и обвились вокруг сапог Императора. Он ворчал и сопротивлялся, и Джин неторопливо приблизилась к нему с самодовольной улыбкой. Внезапно порыв ветра налетел на Джин, её глаза заслезились, она зажмурилась. Она взвизгнула и закрыла глаза, её концентрация была нарушена, корни сломались. Вытирая слёзы тыльной стороной ладоней, она подняла глаза как раз в тот момент, когда руки Орсона сомкнулись вокруг неё. Он крепко сковал её, руки Джин прижались к её груди, ладони распростерлись под подбородком, словно крылья. Она напряглась, готовясь сопротивляться, но его губы прижались к её трепещущим векам. — Прости меня, — прошептал он, снова целуя её. Мягкие, барабанящие дождем по её закрытым глазам поцелуи. Джин издала короткий протестующий звук, затем вздохнула. Его запах был повсюду вокруг неё, обогащенный возбуждением, и она почувствовала пульсацию желания между ног. Она наклонила голову, желая поцеловать его, но он прижался губами к её шее и царапнул зубами кожу, затем втянул, пробуя на вкус её плоть, в то время как Джин дрожала рядом с ним. Он чуть отстранился, освобождая руки Джин, и она обхватила его лицо ладонями, ища его рот. Он опустился на колени, и она последовала за ним, положив огромную тёплую руку Орсона себе на затылок. Он прижал её к себе, накрывая, и Джин откинулась на мягкую лесную подстилку, всё ещё держась за него, всё ещё ища его губы. Она ощущала голод, ошеломление, отчаяние, и когда он, наконец, накрыл её губы своими, она ответила неистово, нашла его нижнюю губу и начала с силой сосать, затем отстранилась и поцеловала его верхнюю губу, чтобы он мог потянуть её за нижнюю и коснуться её языка своим. На вкус он был чистым и сложным, и Джин подумала о блеске его глаз, когда он поцеловал её. Боль между ног усилилась, и она услышала, как издает тихие умоляющие звуки, прижимаясь бёдрами к телу Орсона. Он прервал поцелуй и, наклонившись, приподнял подол её ночной рубашки. Затем передвинулся на свою сторону, чтобы полностью задрать юбки. Джин осыпала его шею поцелуями, касаясь языком его кожи. Он ощущался как солнечный свет, соль и ночной воздух. Она почувствовала его тяжёлую прохладную руку на внутренней стороне бедра и ахнула. Он ответил ей низким урчанием прямо в ухо. — Я хотел не торопиться с тобой. Я хотел быть нежным и медленным и следить за сменой выражений твоего лица… Пальцы Орсона скользнули по её бедру, и Джин сжала ноги, пытаясь найти облегчение. — Когда ты будешь в моей постели, я устрою из тебя настоящий пир. Но сегодня, в этом диком месте… Я не могу ждать. Я хочу тебя слишком сильно. Джин застонала, запуская пальцы в его волосы. — Раздвинь ноги, Императрица. Она слегка раздвинула бедра, и Орсон издал смешок. — Шире, Джин. Поставь ноги на землю и раздвинь их для своего мужа. Она повиновалась, чувствуя, как её щеки пылают, а затем ахнула, когда его пальцы коснулись её лона. Он слегка погладил её мягкие складки, затем раздвинул их большим пальцем, отыскивая источник её пламени. Он погрузился в её влагу, и Джин вцепилась в его руку, её боль и восторг переплелись, кайбер ярко засветился на коже. Орсон повернулся к ней лицом, и Джин приоткрыла рот, чувствуя его горячее дыхание на своих губах, едва воспринимая слова, произносимые им, когда он прильнул устами к её устам. — Ты светишься, Яркая Звезда. Его палец надавил вверх, погладил её набухший клитор, и Джин почувствовала, как удовольствие пронзило её, словно молния. Она вскрикнула и выгнула спину, впиваясь пальцами в руку Орсона. Он медленно описывал круги, надавливая, и Джин начала тянуть его на себя, желая большего. Он убрал руку, и Джин почувствовала, как он расстегнул брюки, а потом ощутила что-то горячее и твёрдое на своём обнажённом бедре. — Орсон, — прошептала она, снова притянув его к себе, и он накрыл её своим широким теплым телом. Он протянул руку между их телами, и Джин обхватила его ногами вокруг талии. Она почувствовала бешеное биение серца Орсона, облизнула губы и задрожала от предвкушения. Он толкнул её в лоно, затем скользнул членом вдоль её скользкого жара и прижался к её отверстию, кончиком головки растягивая её. У Джин перехватило дыхание, и она замерла, зажмурив глаза. Голос Орсона зазвучал рядом с ней: — Будет больно. Сосредоточься на мне. Джин кивнула, не открывая глаз, и сфокусировалась. Он вошел в неё, и острый укол, который почувствовала Джин, мгновенно затмил прилив удовольствия, исходящий от Орсона. Крепкие, горячие объятия, нарастающее напряжение, удерживаемое под жёстким контролем, волна чего-то бесконечно более сладкого, более болезненного, более отчаянного, чем физическая радость, которую он чувствовал. Он начал двигаться, отступая и возвращаясь с нарочитой медлительностью, и сосредоточенность Джин растворилась вместе с любым следом боли. Всё, что она чувствовала сейчас, — это как растет её собственное удовольствие, как она вцепляется в Императора, а он гладит новые, скрытые места глубоко внутри неё. Между ними начал нарастать напряжённый, вибрирующий жар. Он излучался, затем отступал обратно к своей сердцевине, где усиливался. Огромная рука Орсона обхватила запястья Джин, сжала, а затем завела её руки за голову, на землю. Его губы скользнули по шее Джин, затем он провёл по ней зубами, его грудь вибрировала от рычания, прижимаясь к ней. Он вошел в неё сильнее, и она вскрикнула, лоно сжало пульсирующий член, волны освобождения накрыли её, когда она сжалась, задохнулась и увидела звёздную бурю.