Сириус Блэк - навсегда.

«— Я умирал. Где ты был? — Я тоже умирал, Рег.»

      На Грани время тянется бесконечно. Хотя, тут, вероятно, даже нет таких понятий, как время и бесконечность. Есть нечто. Холодная тьма и пустота, в чьих объятиях ты находишься беспредельно долго. Сбиваясь со счета. Не чувствуя пульса. Не слыша своего голоса. Мысли будто бы в вязком пространстве, в чем-то тягучем и практически не мерзком. Какие-то воспоминания из детства. И эхо. Приглушенный шепот. Будто сквозь вату забитую в уши, или через необъятную толщу мутной, ледяной воды. Ты не чувствуешь себя. Не чувствуешь тела. Не чувствуешь ничего, даже если пытаешь шевельнуться – не получается. А может быть, ты находишься в постоянном движении.       Выпадаешь из реальности. Или это и есть та самая реальность, о которой ты столь отчаянно грезишь? Нет. Не она. Почему? Потому что Здесь слишком пусто. Разве Там было не также? Пустота. Одиночество. Тьма и затхлость семейного лондонского особняка наполненного мусором различного сорта. Все то же самое. Почти.       И вновь шепотки. Недосягаемые. Направление определить невозможно, потому что они везде. Буквально. Они окружают, словно кокон окуклившуюся гусеницу. Шепотки не имеют громкости, они просто есть. Иногда, краем глаза, можно увидеть смазанные силуэты, тени тех, кто шепчет. А Грань молчаливо внушает не прислушиваться, а то может утянуть на другую сторону, и оттуда уже будет не выбраться. Бесполезная надежда. Здесь она не имеет веса. Здесь ни что не имеет веса. Ты осознаешь, что вроде как умер, у тебя должно быть бесконечное количество времени, грандиозное просветление и размышления на абстрактные темы. Но нет. Ничего этого нет. Потому что ты будто остановился во времени. В пространстве. Во вселенной. Как бесконечный День Сурка. Это не сводит с ума. Это вообще ни как не влияет. Просто это есть и этого не отменить. Не исправить. Не избавиться. Не умереть.       Грань умеет делать неожиданные подарки, о которых ты забываешь, пока пребываешь на ней. Потому что Грань существует в Здесь и Сейчас. Ни больше, ни меньше. Она не дает даже ничтожного мгновения на раздумья. Просто предоставляет что-то, как поощрение, что ее воле не противятся. Она может одарить и другими дарами, но лишь когда отпустит. Когда посчитает, что твое время пришло и более не требуется защита. Более нет необходимости в подвешенном состоянии между жизнью и смертью, без существования в Там. Таким подарком была мимолетная встреча с Джимбо и Лилс. Краткая, что хватило бы взмаха ресниц, дабы это видение растворилось. И долгая, будто бы вечность, которую можно провести с ними. Они ждут. Но не сейчас.       Грань умеет удивлять. Приятно или не слишком, уже решать только тебе. Потому что у Грани нет таких понятий. Грань просто делает. Она, как разумная сущность. Сириусу кажется, что если бы Грань существовала в его мире, как человек, то он бы обязательно нашел ее и взял в жены. А ей от этого практически смешно, она даже немного теплеет. А потом появляется Он. И разум будто взрывается, словно в него вливается та жизнь, которой не было столько, сколько ее не было. Будто бы смотришь в слегка искаженное, молодое свое отражение. Более тонкое, резкое, бледное и холодное. Грань дает странные ощущения, как мороз по костям, прямо под кожей и мышцами, по идеальной белизне и гладкости. Он смотрит с укором и таящейся грустью, прямо на дне грозовых глаз. Когда-то родных. Когда-то ненавистных. Когда-то мертвых, но не увиденных в последние мгновения. Потому что оба предали друг друга. Кнат цена таким братским отношениям, рушащимся из-за непонимания и неприятия особенностей взглядов каждого. Когда-то они были всегда вместе, с необъятными братскими чувствами. Маленький легковерный идиот и более взрослый задиристый засранец. Делились секретами. Делили развлечения далекие от аристократичных. Спали в кроватях друг друга, делясь детскими страхами и защищая от них, будто самые крепкие щитовые чары. Сплетались мыслями и продолжали фразы друг за гругом, словно близнецы, которыми никогда не являлись. Но это было так давно. Так забыто. Так тепло ранее и болезненно-холодно ныне. А потом… Что было у них потом? Тайные переглядки. Бездна неловкости и невозможность следовать друг за другом в открытую. Лишь в тени. Забивая братские чувства как можно глубже, под новые и старые стереотипы, под толстую скорлупу разделяющего времени и семейных ценностей, принятых одним, как непреложное и святое, и отринутое другим, словно пережиток прошлого и сдерживающие рамки столь нелюбимые и ненавистные. Коридоры волшебного замка были для них практически свободой, в которой можно было позволить себе больше чем в стенах родного дома, а окружающее общество сдерживало лучше, чем адские глубины с церберами на поводках из ненависти. Они были и не были одновременно. Вроде протяни руку, дерни за рукав мантии и получишь привычную шальную улыбку, а вроде и не дотянуться. Уже тогда они умирали. Только не знали, что оба и одновременно.       Он изучающе смотрит, восстанавливая образ старшего брата. Сравнивая с другим временем и памятью. Внося необходимые коррективы, вроде углубившихся морщинок в уголках глаз и поблекшей синевы радужки ушедшей в тоскливую серость, утратившей лишь ей присущего огня да задора. Он видит живого мертвеца, давно лишившегося смысла своей жизни и недавно потерявшего смысл существования.       — Когда ты успел умереть, Сириус? — И его не интересует смерть нынешняя, ее дату он знает не хуже своей собственной. Хотя и тут не сложно догадаться, но хочется услышать это. Просто потому, что мертвеца захлестывает иррациональная обида. Он в самый последний момент осознал правильность взглядов брата. Он умирал за светлую сторону. Он был совсем один.       — Через два года после тебя. Прости, что задержался, братишка. — По губам змеится усталая улыбка приправленная виной и раскаянием. Он был не один. Потому умирал медленнее. Растягивая свою агонию. Причиняя в конце себе еще больше боли, чем мог выдержать для выживания.       После смерти все воспринимается менее остро, чем ранее. Проще проходит принятие. И произошедшее во время жизни, кажется несусветной глупостью. Непоправимой. Которая нанесена на ленту реального времени нестираемыми кадрами да подписана чернильными росчерками.       Грань знает меру для тех, кого скрывает. Меру воспоминаний. Меру общения, которое забудется. Сотрется будто маггловским ластиком карандашная запись. По крайней мере, на время. По крайней мере до того момента, пока не придет необходимый момент. Грань слишком мудра и вечна, что бы растрачиваться по пустякам. Она позволяет услышать то, что необходимо услышать. Позволяет увидеть то, что необходимо увидеть. Для Сириуса было несколько таких необходимостей. Ему необходимо было знать, что его ждут, но не сейчас. И он вспомнит это. Да, ты вспомнишь. Самая яркая звезда небосвода должна сиять как можно дольше и ослепительнее, даже если давно и безвозвратно мертва, как думает подавляющее большинство.