Дети Божьи

«Не верь им, что ты Дьявол, Сын Сатаны, Сын Ночи. Ты дитя Божье». Сестра Грета, «Дэмиен», 01х09

Когда Дэмиен слышит последнее «аминь», ему кажется, что он сейчас умрет. Но вместо этого его вдруг переполняют спокойствие и тихая радость. Сестра Грета подает ему руку и помогает выбраться из ямы, которая могла стать его могилой. — Я больше не Антихрист? — спрашивает он. — Ты дитя Божье, — повторяет сестра Грета ту же фразу, которую сказала перед обрядом. — Вы святая, — говорит он, когда она крепко обнимает его, а потом добавляет: — Если мои люди... Если люди из «Армитадж Глобал» найдут вас, они вас убьют. Бегите. — Они не смогут убить мою душу, — улыбается сестра Грета, но потом уходит куда-то в лес. Когда Дэмиен возвращается к Симоне и Веронике, его там уже ждут. «Армитадж Глобал» работает быстрее и эффективнее, чем Дэмиен ожидал. — Я больше не тот, кто вам нужен, — говорит Дэмиен, показывая Лайонсу и Ратлидж то место на голове, где еще вечером были три шестерки. Шестерок больше нет, и Лайонс кричит от ярости и выхватывает пистолет. Он не успевает: Энн Ратлидж стреляет в него. — Да будет воля твоя, — печально говорит она Дэмиену, смотрит на него с неизъяснимой любовью и уходит. *** Когда детектив Джеймс Шей берет мобильник, голос Патрика звучит испуганно: — Дорогой, срочно приезжай. Джейкоб... Он поджег стол без спичек… И Джеймс приезжает. Его сын играет с двумя ротвейлерами, смеется и гладит их оскаленные морды; когда Джеймс стреляет в них, они даже не оглядываются на него. Потом они просто исчезают. — Папа! — радуется Джейкоб, а затем сообщает: — Ко мне приходила девочка в белом платье. Красивая девочка, только глазик у нее один. И еще старуха. Джеймс Шей знает их, эту девочку и эту старуху. Он встретил их по пути сюда. Через несколько дней он видит, как к его сыну в саду подходит та женщина, Энн Ратлидж, и угощает конфетой. — Отойдите от моего сына! — кричит Джеймс. — И не смейте ничего ему давать, у него аллергия на шоколад! Она улыбается ему так радостно, что по спине бегут мурашки. Он предпочел бы увидеть ротвейлеров. — У него нет аллергии, — сообщает она таким тоном, будто разговаривает с кем-то очень глупым, но очень забавным, — у вашего сына нет аллергии ни на что. А потом она поднимает с земли фантик, оставленный Джейкобом, и кладет себе в сумочку. Видимо, начинает собирать свою безумную коллекцию. Наверное, она уже выделила для этого комнату у себя в подвале. Джеймс вспоминает все, что говорил о ней Дэмиен Торн, и теперь это все кажется правдой. Через неделю он замечает, что вокруг начинают бродить какие-то священники. Один из них однажды набрасывается на Джейкоба с кинжалом, но не успевает: та самая безумная женщина, Энн Ратлидж, выхватывает у него кинжал и закалывает его. — Что вам всем нужно от моего сына? — не понимает Джеймс. — Почему его хотят убить? — Поздравляю вас, — говорит она, — ваш сын... утренняя звезда. Провозвестник новой эры. Он и так догадывается, что это значит. Теперь его сын — одержимый. Теперь его сын — как тот неуловимый парень, вокруг которого вечно происходили несчастные случаи. Как Дэмиен Торн. Через месяц Джеймс видит в газете объявление о бракосочетании Дэмиена Торна и Симоны Баптист. Церковное бракосочетание. Этот Торн не производил впечатление особо набожного. И тогда вдруг что-то щелкает в голове Джеймса. Все сходится. *** Когда в дверь его студии стучат, Дэмиен ожидает увидеть кого угодно, только не Симону. — Нам нельзя видеться до завтра, — улыбается он, — плохая примета. — Ты веришь в приметы? — смеется она. — Нет. Уже не верю, — смеется в ответ Дэмиен. — Я была рядом и подумала: завтра мы все равно поженимся, — говорит она и расстегивает блузку, — почему бы нам сегодня… — Нет, — быстро останавливает ее Дэмиен, — нет, Симона. Не подумай, что я тебя не хочу. Я мог бы, раньше, до всего. Но теперь… Я боюсь. Симона смотрит на него обиженно, и он продолжает: — Я боюсь, что, если сейчас совершу какой-нибудь грех, это все вернется. Оставайся у меня, я буду рад, но — давай займемся любовью только завтра, после свадьбы. Он понимает, как нелепо звучит последняя фраза, но что он может сделать? Он каждый день то и дело проводит пальцами там, где было клеймо Зверя. Каждый раз ему мерещится, что три шестерки вернулись и все теперь как было. Симона, кажется, понимает. Она застегивает блузку и идет к холодильнику, и тут Дэмиен вспоминает, что забыл закрыть дверь. На пороге стоит детектив Шей, которого он уже давно не видел, и у Дэмиена вдруг сжимается сердце. Кто-то опять умер? Кошмар продолжается? Детектив подходит к нему и без слов опускается на колени. Вот такого Дэмиен точно не ждал. — Надо было поклониться ему месяц назад, — смеется Симона, открывая холодную банку колы, — теперь вам придется поклоняться кому-нибудь другому. Детектив не обращает внимания. Он выглядит как-то паршиво, под глазами черные тени, а по щекам бегут слезы. — Джейкоб, — говорит он, — мой сын. Теперь он… Теперь он — как ты. Дэмиен чувствует, как сердце сжимается все сильнее. Он знал, что таким хорошим окончание в этой истории не будет. — Энн Ратлидж теперь всегда рядом, — продолжает Шей, и Дэмиен понимает, что детектив, наверное, сильно пьян. Или нет. — Монахи из Ватикана все время пытаются его убить. Все из-за тебя. Он был обычным. Он не должен был стать таким. Это твой крест. Слово «крест» звучит неуместно, но Дэмиену сейчас не до того. — Мой сын, — теперь Шей плачет навзрыд. — Мой сын — Антихрист. Из-за тебя. Это ты отрекся, так она сказала. Ратлидж. Кто-то должен быть Антихристом. Почему мой сын? Почему не ты? Вся жизнь Дэмиена рушится сейчас, как домик из карт. Или из домино. — В Ватикане есть одна женщина, — начинает Дэмиен, — монахиня. Грета Фрауева. — Они убили ее вчера. Она пришла ко мне поговорить о моем сыне, и… Дэмиен чувствует, как ловушка захлопывается. — Возьми это обратно, — говорит Шей. — Дэмиен, нет! — вскрикивает Симона, но это скорее крик отчаяния. Она знает, чем все кончится. И Шей знает, поэтому все еще стоит на коленях. И Дэмиен знает. Если темное облако, омрачавшее всю его жизнь, ушло, это не значит, что оно не вернется. Как там было про надежду у Данте? Надежда — это не для Дэмиена, пора бы себе это уяснить. Дэмиен берет банку у Симоны и допивает до дна, просто чтобы почувствовать эти последние минуты бытия человеком. Потом он глубоко вздыхает: — Отец… В руки твои предаю дух мой. То место на голове обжигает, как огнем. Вот и все. — Убирайтесь, — бросает он детективу, — сейчас же. Потом Дэмиен идет к холодильнику и достает бутылку пива. — Думаю, свадьбы в церкви у нас завтра не получится, — говорит он. Он ждет, что Симона уйдет теперь. Но она садится к нему на колени. — Значит, ждать до свадьбы больше не нужно, — печально улыбается она и расстегивает блузку. — Нам больше нечего терять. — Нечего терять, — соглашается Дэмиен и начинает расстегивать ее пуговицы сам.