Маленькая октябрьская смерть

      Она проснулась не в своей постели, не найдя в этом факте ничего необычного. За окном уже давно стемнело. Шел дождь. Опять. Видимо, Судьбе нравилось вертеть у неё перед носом напоминаниями об её маленьких личных трагедиях, чему она давно уже перестала удивляться. Несмотря на отсутствие усталости, она пребывала в тягучей меланхолии и не желала вставать с постели. Смотрела в потолок и молила Бога о том, чтобы он позволил ей заснуть снова и проснуться где-нибудь в другом месте. В другой жизни. Но нет, Бог и в этот раз от неё отвернулся, оставив лежать нагую в чужой кровати, в чужой квартире, дополнением среди антикварных вещиц и готических картин. Опять.       Раздался колокольный звон. Только он заставил её наконец подняться и, совершенно проигнорировав этот необычный феномен, сперва пойти на кухню. Она вернулась скоро, встала возле огромного окна и поднесла ко рту бокал с красной терпкой жидкостью, вглядываясь в пейзаж за стеклом и пытаясь найти источник звона.       Храм в современном мегаполисе внешне совершенно не походил на место религиозного поклонения. Не знай она, что это было за здание, приняла бы его за какую-то школу или музей средневековых искусств, да прошла бы мимо. Впрочем, она и в жизни никогда не была религиозной, очень скоро разочаровавшись в качестве Божьей помощи. А сейчас, кажется, Бог выразил к ней ответную неприязнь, и эта мысль звучала в её голове неожиданно забавной. Настолько, что в тишине пустой, тёмной комнаты раздался её тихий смешок. Какая-то часть её с интересом думала о том, что, может, ей стоило-таки туда заглянуть? Броситься батюшке в ноги, признаться во всех совершенных в жизни грехах и молить о спасении её сгнившей души. Другая, впрочем, понимала, что в этом храме не было никого и ничего, кто мог бы ей помочь. Но почему-то же она слышала колокольный звон? Глубокой ночью на сто двенадцатом этаже он не мог звучать столь отчётливо без причины, когда храм в её поле зрения – маленькая точка где-то внизу, и только заведомое знание помогает ей отыскать его взглядом.       А потом она, наконец, поняла, вздохнув и цокнув языком, будто на её мимику мог кто-то ответить. Ах, да. Ведь прошло уже несколько дней. Если подумать, давно пора. Теперь, когда она знала, по ком звонит этот колокол, меланхолия вдруг растворилась, и ей на смену пришло вполне себе приподнятое настроение. Хотя, наверное, так не должно было быть. Стоило хоть недолго соблюсти траур по умершей девочке. Помолчать, вспомнить то, каким она была хорошим человеком. Только вот была ли? О мёртвых обычно говорят либо что-то хорошее, либо хранят молчание. Поэтому она даже в мыслях решила воздержаться и вместо этого подумать о чем-то стороннем.       В её воображении её хоронили в прекрасном белом платье. Она лежала в лакированном чёрном гробу, и выглядела при этом так, словно могла в любой момент проснуться и открыть глаза, осчастливив этим собравшихся коллег, друзей и знакомых. Её хоронили в тёплый осенний день, когда зелень уже выцветала и чахла, но след летнего тепла ещё был заметен. Вокруг могилы стояли люди, которых они никогда больше не хотела видеть, тихие и печальные. И этот самый колокольный звон из храма поблизости был звуком, провожавшим её душу в другие миры. На её мёртвом лице было такое умиротворение, которого она никогда не испытывала при жизни. Покой. Счастье. Идеальная фантазия об идеальной смерти.       Реальность, однако, была жестокой. Совсем одна, она была теперь заперта в этом мире. И гроб её – её собственное истерзанное тело. Опять.