Слезы и кровь

Ей бы хотелось всего и сразу: неба выше, травы зеленее, больших деревьев и яркого солнца. А еще много-много мороженого и конфет. Обязательно шоколадных. Или тянучек… И пару огромных кукол с глазами синее моря и в ярких платьях из кринолина. И обязательно папу и маму. А не обшарпанные стены приюта. Она мечтала, чтобы ее осторожно будили по утрам нежными прикосновениями, а не криками «Подъем, крысеныши!» Ей бы хотелось хоть ненадолго вернуться в прошлое, от которого остались только ласковая улыбка матери и искрящиеся смехом глаза отца. Ей бы так хотелось не помнить того, что она видела… Маленькая и хрупкая девочка не желала ложиться спать. От слова «совсем». А потому бегающая за шустрой воспитанницей по всему особняку горничная только и могла тяжело вздыхать и иногда кричать: — Госпожа Анна, ну леди же не должны так себя вести! Леди не положено… Что там не положено, «леди Анна» знала и без старой Марии. Все же этикету ее обучили. Вот только иногда ей так хотелось побыть обычным ребенком, а не вышагивать в платьях и корсетах на очередном приеме… Единственным местом, куда не заглядывала горничная и в котором ее чуть позже наверняка найдут родители, был шкаф в кабинете отца. Мама и папа всегда знали, что раз в неделю их малышка обязательно заснет там, а они, тихонько переговариваясь, отнесут ее в спальню и подоткнут одеяло, поцеловав в лоб. Вот только сегодня что-то пошло не так. Дверца шкафа никогда плотно не закрывалась, представляя на обозрение забравшемуся туда ребенку пока еще пустой кабинет. Но сюда скоро придут родители. Они любили посидеть в уютной тишине, загадочно улыбаясь друг другу и отблескам пламени в камине. И сегодняшний вечер тоже обещал быть таким же тягуче сладким, приторным… Но до одури домашним. Пока дверь кабинета не открылась, пропуская внутрь странного незнакомца. Молодой визитер огляделся и, по-хозяйски сняв плащ, повесил его на неприкрытую дверцу шкафа, оставляя для обзора сидевшей там девочке совсем небольшой зазор, впрочем, вполне достаточный, чтобы разглядеть нежданного ночного посетителя. Анна же осторожно, стараясь не потревожить скрипучую дверцу, прильнула к щелке, стараясь хоть немного приобщиться к взрослой жизни родителей, раз к ним приходят такие интересные посетители. Незнакомец же, оглядевшись, устроился у камина и снял шляпу. Длинные черные волосы рассыпались по плечам. Незнакомец оказался женщиной. И в этот момент в комнату вошел отец. Визитерша встала со стула и произнесла: — Роберт Миллер, простите мой столь поздний визит… Но отец перебил женщину: — Амаретто*, я прекрасно знаю, кто вы такая и зачем пришли. Мой ответ не изменится. Передайте тем, кто вас нанял, категорическое «нет». И резко развернувшись на каблуках, направился к выходу. Не дошел. Резкое движение со стороны гостьи — и вот уже в спине отца торчит тонкий стилет изящной работы. Гостья же наклонилась к своей жертве и, глядя в стекленеющие глазам, произнесла: — Жаль, думаю, ваша дорогая Кларисса будет на-а-много сговорчивее. Убийца специально тянула слова, чтобы вселить в сердце умирающего еще больше ужаса. А потом резко выпрямилась, заметив тонкую женскую фигуру, появившуюся в дверном проеме, и продолжила, уже обращаясь непонятно к кому: — Или не будет. И, резко переместившись за спину матери, воткнула точно такой же стилет в нее. Как Анна не закричала, одному Богу известно. Впрочем, какой-то полувздох-полувсхлип она издала, иначе почему убийца насторожилась? Но так вовремя подошедшая кошка перетянула внимание на себя. Амаретто подхватила плащ и через окно покинула дом. А девочка погрузилась в блаженную темноту. А дальше… Дальше события сменяли друг друга со скоростью поезда, мчавшегося под откос. Так называемый «опекун» уже через два дня сдал девочку в «пансион для благородных девиц» — как это учреждение называлось на бумаге. А по факту — в обычный приют. Не самый лучший, стоит отметить. И то, что ей было страшно, совсем никого не волновало, как и то, что Анна-Элизабет Миллер перестала говорить. Потом, как появление некой высшей силы — старичок-аптекарь. Которому требовалась неразговорчивая и спокойная помощница. И Анна отлично подошла на эту роль. Талантливая и послушная девочка быстро стала незаменимой. Вскоре у нее открылся дар к ядам. К их составлению и противоядиям, и аптекарь начал уделять ей еще больше времени, чем раньше. И даже оформил опекунство. Анна выросла, и речь вернулась. Только вот уже никому она не могла рассказать об убийце. Это попросту никого не интересовало. Кроме нее. А она — наводила справки. Информаторы, подкуп, шантаж… Шла на все с одной-единственной целью — отомстить. И откуда в ней такая жилка? Не иначе, в наследство от отца. Не зря же он столько времени был одним из самых уважаемых людей Лондона, да и не только. Сеть железных дорог. Прибыльный бизнес. Был. И дом большой — был. Хотя уже есть. И остатки состояния. Сумела вернуть. А теперь осталось только отомстить. Это последнее, что она должна сделать. И быть может, тогда оборванные крылья смогут отрасти заново?

***

Большой концертный зал был полон. Сегодня в город вернулась из девятилетних гастролей известная актриса, потрясающей красоты и таланта женщина. Амаретто. Мало кто знал, что ее талант распространяется не только на сцену, но и за ее пределы. Убийца. Всегда исполняющая свои заказы. Ее визитная карточка — удар стилетом в спину. Она никогда не ошибается. Не ошибалась. До того момента, пока не проверила шкаф, где пряталась маленькая девочка. Леди Анна-Элизабет уже стояла у входа в зал в длинном черном платье из кружев, легко обмахиваясь веером из страусовых перьев. Все по последней моде. С удовольствием ловила на себе восхищенные взгляды. И взгляды убийцы ее родителей, на которых она так сильно была похожа. Не догадаться, чья она дочь, было бы просто верхом глупости. И Амаретто догадалась. Это стало заметно по наклону головы, жестам, изменившемуся голосу. И все же Анна была уже достаточно знаменита, потому попасть за кулисы к «любимой» актрисе труда не составило. Амаретто сидела перед большим зеркалом в гримерной и совершенно не ожидала посетителей. Выражение лица говорило об испуге, растерянности и… надежде. Надежде быть неузнанной? Однако де Моруа поспешила разочаровать женщину: — Ну, здравствуй, Амаретто. Вижу — узнала. Да и сложно не узнать ту, чьих родителей ты убила у нее на глазах. О, ты не знала? Я пряталась в шкафу, на дверцу которого ты тогда повесила свой плащ. Нет, что ты, я совершенно не сержусь на тебя. Работа есть работа. Но видишь ли, в чем причина моего визита... — Анна говорила быстро, слишком быстро, будто боясь, что им помешают, попутно доставая принесенную с собой бутылку коллекционного вина и откупоривая ее. — Я не могу спать. Впрочем, тебе же все равно, верно? Я даже не спрашиваю, скольких ты убила за это время. Выпьем? — В фужерах заискрился золотистый напиток. Анна первая пригубила вино. — Ну что же ты, пей! Видишь, я отпила и со мной все в порядке, пей! Актриса, словно загипнотизированная, взяла свой фужер. А потом, будто распробовав вкус напитка, допила до дна. Ее гостья удовлетворенно улыбнулась, кивнула и продолжила говорить: — Конечно же, тебе все равно, тебе абсолютно не важно, что было с теми, чьих родственников или друзей ты убила. Ведь это же твоя профессия. И, поверь, мне тоже все равно, чем захлебнешься ты, умирая. Своей кровью или слезами сожаления. Прощай. Анна резко поднялась, направляясь к выходу, и, стоя почти в проеме, добавила: — Ты же наверняка слышала о том, что ядовитым змеям надо вырывать зубы и тогда они умирают, да, Мэг? — И улыбнулась, заметив, как убийца ее родителей вздрогнула, услышав свое имя, произнесенное с ненавистью и болью. — А у меня нет привычки оставлять таких змей в живых. — И улыбаясь еще ярче, счастливее, закончила: — Ах да, вино советую допить, меньше от яда будешь мучиться. До встречи в аду. Анна, плотно прикрыв за собой дверь, покинула гримерку и театр. Она отомстила. Еще никто не смог подобрать противоядия ее ядам. Випера вновь с блеском исполнила заказ. Пусть даже и свой собственный.