Страна Берендея

Настал декабрь, а за ним и первые зимние каникулы. Ох, с такой радостью Гарри рванул домой, ещё бы, целое лето за границей провел, домой только на недельку заскочил, и снова уезжать пришлось, на сей раз в школу. Встречали Гарри Снейпы и Дурсли, окружили, обняли, переноску с котом забрали и давай тормошить. Гарри заметил что-то странное в облике отца, но что, так и не понял пока, ладно, потом присмотрится. Дядя Вернон завез Снейпов домой, высадил и укатил. Гарри проводил машину взглядом и переключился на свой новый дом, надо же, а он уже и забыл, что проживает теперь по новому адресу. Со стороны левады донеслось ржание, Гарри засмеялся и побежал здороваться с Дасом. Гнедой клайд обдал Гарри теплым дыханием из ноздрей и ласково ткнулся нежным храпом в его ладони. Юноша с восторгом вглядывался в огромный блестящий глаз, его не покидало невероятное ощущение контакта, конь смотрел на него, взглядом подчеркивая и отмечая его суть. Нереальное впечатление, лошади обычно не видят человека, а если и косятся в его сторону глазом, то лишь потому, что он явился как раздражитель, как некое досадное обстоятельство лошадиного бытия. В обычном её состоянии человек всего лишь часть общей панорамы, как дерево, к примеру, или забор. А тут… Дас смотрел на Гарри, Дас видел Гарри, выделял его глазами, и не только выделял, он легонечко толкал парня в плечо, терся носом о щеку, а потом даже языком провел по той же щеке, отчего Гарри просто опешил и чуть не растаял от счастья — это совершенно невероятное чувство, знать, что тебя любит огромная и сильная лошадь! Натешившись и наласкавшись, Гарри вошел в дом, разделся, отнес чемодан наверх. Быстренько распаковал и, собрав кучу грязной одежды, отнес ее в стиралку. Включив машину, парень покинул цокольный этаж и поднялся в кухню, Северус обернулся от плиты, и Гарри словно налетел на невидимую стену — у отца не было волос. От слова «совсем». Голый и гладко выбритый череп так не вязался с привычным образом грозного профессора Снейпа, что Гарри снял очки и протер глаза, от неожиданности проглотив язык. В глазах Северуса мелькнули смешинки, и он двинул правой бровью, как обычно, беззвучно спрашивая — а что случилось? Гарри нащупал язык и заставил его шевелиться, с трудом выдавил, для точности показывая пальцем на лысую черепушку: — Зачем?.. — Ох, Гарри! — вместо Северуса заговорила Дженни. — Папа подвал красил, а Джон Сайрус как-то ухитрился сбежать из-под моего надзора, он вообще любит во все щели залезать, порой мы его по всему дому ищем… Так вот, папа под лестницей наводил последнюю шпатлевку, а Джон на него сверху банку с олифой опрокинул, всего отца залил. Ну ты же сам знаешь, что в её состав входят янтарь и прочие древесные смолы, ну и вот… Гарри честно старался не ржать, но это у него плохо получалось, образ Снейпа со слипшимися от лака волосами перебивал здравый рассудок, и предательский гомерический хохот так и рвался наружу. И Гарри не выдержал, истерически захохотал, беспомощно валясь на стол. Северус картинно надулся и оскорбленно отвернулся от предателя-сына, скрестив на груди руки. Гарри подавил смех, подошел и со спины обнял отца. — Прости, пап. Фух, а я соскучился… Северус положил свои руки поверх рук сына и мягко сжал их: — Я тоже соскучился. Как учеба? — Нормально, — Гарри вздохнул и отстранился, отпуская папу. — Кузя хороший зельевар, его все любят. Он столько нового нам рассказал, а недавно показал русского дракона и Жар-птицу. Каникулы начались, а вместе с ними возобновились походы по врачам, профилактики, осмотры, подписи-печати. В то же время Гарри получил и второй маггловский паспорт, а первый детский отправился в архив вместе с проездным. Джон Сайрус действительно любил залезать во все мыслимые и немыслимые щели, порой казалось, что в доме не один Джон, а несколько, иначе как объяснить тот факт, когда Гарри, войдя на кухню, обнаруживал открытые конфорки у плиты, и это при том, что Дженни всего минуту назад покинула кухню? В это же самое время Джон умудрялся переделать массу дел: а) съесть кошачий корм из миски Симона; б) выудить откуда-то ножницы и искромсать на ленточки тюлевые занавески в столовой; в) заляпать пластилином все лаковые поверхности, включая себя самого; и г) все это шустрый малыш проделывал на глазах у семи нянек. Вот честное слово, смотришь на него и умиляешься — ах, какой милый карапузик! — и в упор не видишь, что милейший лапочка старательно обмазывает твою юбку красненькими следочками-ладошками от кетчупа синхронно по подолу и на уровне своего роста, то бишь до попы. И никакой магии, просто есть у деток такой талант — всё портить и ломать, даже сверхпрочные вещи. Например, он сломал очки старшего брата, причем так, что восстановлению они не подлежали. Гарри аж в затылке почесал — и как он это сделал? В целях эксперимента парень попробовал точно так же сломать вторую дужку. И ничего не вышло, смелости не хватило. Только маленький ребёнок способен так выкрутить и выломать нафиг прочную сталь*. В итоге пришлось записаться к окулисту и заказывать новые очки. Кеннет тоже внес свою лепту в семейные дела, приволок откуда-то с улицы немецкую овчарку и заявил, что это его друг и зовут его Туман! Родители затравленно переглянулись и начали осторожно выспрашивать у сынули — а где он собачку взял? — оказалось, нашел пса на ферме, привязанного к будке. Папа схватился за лысую голову, хотел, видимо, в волосы вцепиться, но не было их ныне, волос… Натянул дутую куртку, замотал шею шарфом, взял сына за руку, а пса на поводок и пошел разбираться. Вернулись назад под вечер и втроем. Ферма оказалась брошенной, собачка — тоже. Нерадивый хозяин попросту бросил её помирать с голоду, вот с голодухи той собачка и выла, и её жалобные вопли услышали малыши, лазающие по окраине в поисках как раз таких брошенных домов, чтобы поживиться там чем-нибудь. Ну и поживились... Ден Морган позаимствовал стопку книг, Стивен Гордон, младший брат Майкла, разжился сломанным паровозиком, а Кеннет — овчаркой. Северус с отчаянием смотрел на сына, не зная, как его убедить отказаться от собаки, здоровенная псина чистейших арийских кровей ну никак не вписывалась в их домашние планы. Им вполне хватало Симона и Санта Лапуса для украшения каминов и роялей. Чувствуя, что Туман в опасности, Кеннет мимикрировал под очень хорошего мальчика, старательно пил подогретое молоко, от которого раньше шарахался, как черт от ладана, чистил зубы и мыл уши, слушался папу-маму с полуслова, в общем, старался изо всех сил задобрить родителей. А пёс в конце концов достался Гарри. Ему очень понравился плюшевый и мягкий зверь, общение с Тузиком-Кузей не прошло даром, что-то эдакое заронилось в душу Гарри, когда он командовал собакой в школе. Правда, сам он звал пса Байкалом, так как считал, что эта кличка больше подходит немецкой овчарке. Ну а псина не возражала, одинаково охотно отзывалась на обе клички. Кеннета, своего спасителя, он о-бо-жал. Слушался как родную маму, выполнял все команды, даже те, которых не существовало, например «скажи мяу», и что вы думаете? Он мяукал. Сожмет губы и тянет «мм-мя-му-у-у»… Чудо какое-то немыслимое. Ещё он катал Кеннета и его друзей на санках, прокатил и Гарри как-то раз. Сел Гарри по приглашению Кеннета на санки, пацан важно велел Туману сидеть и отошел на другой конец улицы, и оттуда, видимо, позвал, потому что Туманный Байкал ка-а-ак рванет с места в карьер, Гарри едва не свалился с саней, но успел вцепиться в них. Сто метров ветер свистел в ушах, а потом на повороте Гарри улетел в сугроб, потому что санки опрокинулись, конечно, без тормозов-то… Сами понимаете, при такой рекомендации самого себя Туман остался жить у Снейпов, к величайшей радости мальчишек. Благодаря Туману Мерлин помирился с Гарри, он любил собак, а густая шерсть овчарки просто создана для птичьего клюва. И Мерлин усаживался псу на спину и закапывался по самые «уши» в мягкий подшерсток в поисках гипотетических блох. Его подруга постепенно привыкала к людям, но оставалась всё-таки дикой птицей, и к весне она, скорей всего, улетит на родину. Одна или с Мерлином, покажет время. А так Гарри жил на два дома, на Тисовой и на Речной, благо что и там, и там его одинаково ждали любящие семьи, уютный и теплый дядя Вернон, рядом с которым было так здорово смотреть телепередачи, высокий и крепкий Дадли, никогда не отказывающий дать вразумляющего тычка по шее, и домашняя, родная тётя-мама Пэт, пекущая бесконечные пироги. Это на Тисовой, а на Речной надо было быть всё время начеку, следить за Джоном Сайрусом, вовремя ответить на сложные вопросы Кеннета, помочь папе на кухне, а Дженни по дому. Кроме того, на обеих улицах были компании ребят, которые никуда не делись и были с ним с незапамятных времен, ещё до первых игр в песочнице. Каникулы у Невилла выдались довольно напряженными, к Фрэнку бабушка приставила семейного домовика по имени Квакер. Алиса сейчас была более-менее самостоятельной, сама себя обслуживала, робко и нерешительно назвала Августу матушкой, привыкала считать Невилла сыном, а себя его мамой. Старинные друзья и приятельницы Августы были недовольны тем, что она урезала бальные вечеринки. Дамы кривили напудренные носики, джентльмены щурили выцветшие глазки сквозь монокли и единодушно бухтели, что-де Августа не иначе как состарилась и потеряла последние остатки мозгов, раз взяла на себя эдакую обузу. Сами понимаете, как "приятно" было Невиллу всё это выслушивать. Он злился и бесился, а оставшись в одиночестве, срывался в бессильный плач. Чего этим ведьмам не хватает, а? Охотничьих клубов и салонов в Англии дофига, что им стоит потусоваться там?! Так нет же, подавай им мэнор Августы Долгопупс! У, крокодилы во фраках!.. Квакер удрученно качал древней головой, видя страдания молодого господина, и однажды не выдержал, посоветовал: — Мастер Невилл желает прогнать нечестивых господ? Невилл вытер распухший нос и печально посмотрел на старого домовика: — Как? Меня же сразу запишут в отщепенцы и позор рода. — Мастер Невилл может позвать в гости друга, которому наплевать на политесы… — скромно моргнул Квакер. Невилл с почтением пожал руку старого домового и кинулся в совятню. И полетело к Рону письмо с просьбой одолжить на недельку небезызвестного Даффи. Прочитав письмо, Рон не поверил, перечитал снова, а вникнув, долго ржал. Успокоившись, позвал Даффи, а когда тот явился, Рон снова поржал, прежде чем скомандовать: — Ступай к Невиллу, повеселись. Ну Даффи и повеселился. За одним старикашкой, куда бы тот ни пошел, хитрый гремлин рассыпал дорожку из песка, та ещё картинка: шаркает древний дед, а из него на паркет сыпется с печальным таким шорохом мелкий песочек. Под ногами одной бабульки периодически начала появляться лужица, что тоже не красило её, все вокруг начинали коситься — ай-ай-ай, в её-то возрасте да недержание!.. Одна, садясь или вставая, издавала громкое пуканье. Фантазии Даффи были неистощимы. Невилл, глядя на это, тоже включился в забаву, и одному самому крепкому и упертому старичку в темных коридорах начали мерещиться… медведи. Огромные, рычащие и свирепые медведи-гризли. Дедок с воплями вылетал из длинных переходов и долго-долго заикался, что вон там на него напал страшный медведь. Ага, в декабре и посреди Лидса, густонаселенного города, и в защищенном замке-мэноре. Позор за позором, один-другой поставил себя в неловкое положение, да и рассеялись потихоньку-полегоньку из дома Августы гости, желающие потусовать на халявщинку. И не надо мне тут моральничать, мол, старость уважать надо, я не спорю, просто некие реликты ведут себя крайне безобразно, стремясь красиво пожить за чужой счет. На Рождество Фрэнк сделал подарок — пришел в себя и вполне осознанно посмотрел по сторонам. Говорить не начал, но маму и жену узнавал. Невилла не узнал, отнесся к нему, как к незнакомцу, но это понятно почему… Рождественский подарок получил и Хагрид. Аккурат перед сочельником на него с турбинным ревом свалилась с небес некрупная драконица, повалила в снег и страстно вылизала лицо, едва не слизнув бороду. — Норби! — ахнул Хагрид, поняв, кто перед ним, и распростер объятия. — Норби, доченька моя! Ты помнишь мамочку?! А Норберта, молодая самочка норвежского горбатого, продолжала благодарно вылизывать широкое лицо «папеньки», человека, который случайно спас её от смерти, дав ей имя, пока она сидела в яйце. Кузьма Лиходеев стоял возле окна и смотрел на встречу Хагрида и его дракона, на его плече, на специальном кожаном наплечнике, сидела Калина, предусмотрительно уменьшившись до размера голубя. Легонечко коснувшись его щеки, птица негромко проговорила: — Горынычу будет скучно без неё. — Ничего, — улыбнулся Кузя. — К нему Громобой переселится, он устал от Англии, хочет пожить где-нибудь в глуши. Горыныч пригласил его погостить в Брянский лес, самое подходящее для него место. Праздник шел по миру, заглядывая в каждое окно и дымоход. И дети всего мира, вскакивая с постелей рано утром, неслись в гостиные, чтобы под ёлками или в чулках, висящих на каминных полках, найти подарки, обещанные Санта-Клаусами, Дедами Морозами, Рождественскими Никами, Пэр Ноэлями, Йоллупукками и прочими новогодними дедушками, и, огласив дома счастливыми воплями, задушить на радостях пап и мам. И повсюду раздавалось бессмертное и традиционное: — С Рождеством, дорогой! — Счастливого Рождества! — Мама, папа, мы любим вас!