Страна Берендея

Вернувшись в замок, ребята разошлись по своим делам — Невилл пошел искать и проверять малышню, Драко тоже, остальные кто куда. Гарри устало плелся по коридору, мечтая прилечь и отдохнуть, переживания за Блейза всё-таки морально истощили его. Увидев шаркающего навстречу Филча, Гарри привычно поздоровался с ним, однако старик-завхоз лишь косо глянул на него, что-то буркнул под нос и прошаркал мимо. Гарри примерз к месту, изумленно глядя вслед, потом нервно провел руками по своей одежде, волосам… Волосы!.. Гарри облегченно заорал, бросаясь следом: — Дядя Аргус! Это же я!.. Старик со скрипом развернулся и хитренько взглянул на подбежавшего парня, а Гарри, видя, как трясутся брыли, понял, что опять попал впросак — пора бы уже привыкнуть, как Филч встречает его после каждых каникул! Они со смехом обнялись, причем Гарри с досады легонько поколачивал старика в отместку по тощей спине. — Ох, дядя Аргус, никак не перестанешь меня удивлять. И что-то я не помню, как мы в прошлом году встретились… — А в прошлом году я сам удивился, когда профессор Снейп послал меня на станцию забрать некий груз, который назывался «Большой Дас». Услышав сие, Гарри рассмеялся и, ослабев, повис на Филче. Просмеялись-прохохотались, а потом Аргус утащил Гарри к себе в каморку, выспрашивать новости о далеких странах. Ну Гарри и рассказал обо всех своих приключениях, попутно потягивая вкусный чай с мелиссой и поглаживая уютно мурчащую Миссис Норрис, пригревшуюся на его коленях. Чувствуя под шерстью тонкие позвонки, Гарри впервые задумался о возрасте старой кошки, он её уже шестой год тут видит, а ведь от кошки Филча ещё Перси убегал… — Дядя Аргус, а сколько лет Миссис Норрис? — Девять… — пожал плечами Аргус. — Она у меня третья. До неё были первые две Миссис Норрис. Обе точно такие же, как и эта, поэтому те, кто не в курсе, считают, что она вечная, волшебная кошка. — А разве это не так? — нахмурился Гарри. — Ведь между вами есть какая-то мистическая связь… — Так оно и есть, — согласился Филч. — Имеется у меня дар чувствовать свою кошку. В детстве у меня, помнится, собачка была, маленькая, беленькая… так вот, мы с ней с полувзгляда понимали друг друга. Я её и не дрессировал даже толком, пес, казалось, человеческую речь понимал. Увижу вдали во-о-от такусенькую точечку, свистну, и точка превращается в летящую комету — за полквартала меня узнавал! Укажу пальцем на скамейку, и говорить ничего не надо — вмиг взлетает на неё. Верный, преданный, послушный. Нориком его звали, сокращенно от Норда. Так что, когда завел свою первую кошку, даже не задумывался, как её назвать. Норд, Норик, Норрик-Норрис, ну и Миссис для созвучности прибавил. Гарри завороженно слушал нехитрый рассказ старика и вспоминал свое собственное детство с бульдогами тётушки Мардж, слюнявыми, криволапыми и по-своему славными. Как они с Дадли играли с ними в саду позади дома на Тисовой и на бескрайних лугах в Керн Вилладже, в поместье Марджори Дурсль. У неё было множество вольеров, в которых жили элитные суки, производящие дорогое потомство, породистые щенки разлетались по всей Англии, за ними приезжали даже из Уэльса и Ирландии. Отцами пометов обычно выступали Генерал Плант и Злыдень. А вот их отцом был знаменитый Бурбон Патрик о`Ларс Плантагенет, многократный чемпион Европы, великолепный бульдог-медалист. Гарри видел фотографии Бурбона, его из-за медалей почти и не видно было, сам он его уже не помнил, старый король бульдогов скончался, когда Гарри и Дадли было по шесть лет. Злыдень и Плант Второй были последними щенками из помета Бурбона и Молли Бой, да, такое странное имя было у их мамы. Просто у этой старой суки был настолько злобный нрав, что на неё порой кричали, путая характер с полом: "Фу, гадкая собака, плохой мальчик!" Сейчас косолапым братьям по десять лет, и их жизнь медленно, но непреклонно клонится к закату, у бульдогов крайне короткий век, от двенадцати до шестнадцати собачьих годов, и то благодаря хорошим условиям, внимательной заботе и уходу. Некоторые бульдоги едва доживают до восьми лет. А Генерал Плант и Злыдень благополучно перешагнули десятилетний рубеж, и можно было надеяться, что они доживут до глубокой старости. Поговорили ещё немного о кошках-собаках, а там и закруглились. Филч ушел патрулировать коридоры перед отбоем, а Гарри направился к себе. Откуда-то издалека доносился глухой шум — это на втором этаже восстанавливали стену больничного крыла. Гарри притормозил, послушал и пошел дальше, там и без него справятся. Добрался до комнаты в башне Гриффиндора, подошел к окну и озадаченно уставился на водную гладь озера — куда же время подевалось? Казалось бы, только что было утро раннее, только что он Дина тащил в больницу, а вот теперь стоит тут и вспоминает кошмарный день с китом. И уже вечер, закат! Закат. Алый полуовал солнца плавно опускался в озеро, окрашивая небо во все оттенки красного, розового и лилового, все эти краски отражались в воде, разбавленные бликами от волн, создаваемых игривым ветром. Душа Гарри, завороженная неизбывной красотой вечернего мира, так и рванулась навстречу счастью. С узкого карниза взлетела в небо крошечная птичка, тонкокрылая деревенская ласточка, ласково окрещенная народом — касатиком. Просто захотелось ему полетать… Бескрайний простор небес ошеломил Гарри, свежий ветер дул в лицо и подхватывал воздушным течением легонькое, невесомое тело ласточки, ероша крошечные перышки. Он не задумывался, как надо летать, какие движения совершать крылом или хвостом, это умение передалось ему вместе с птичьей сущностью. Он просто летал и наслаждался полетом. И удивлялся странному зрению — небо вокруг него превратилось в два купола, и эти купола перемещались, стоило повернуть голову. Как бы он ни вертел ею, полусферы постоянно находились перед каждым глазом. А когда Гарри догадался прикрыть один глаз, купол исчез и осталось небо, привычное ему небо, правда, с одной стороны… но это потому, что он человек, птица-то с рождения смотрит на мир двумя глазами, расположенными по сторонам головы. Заинтересовавшись, Гарри начал эксперименты со зрением: посмотрел на облако справа одним глазом, другим уставился на Астрономическую башню, как самую высокую точку в окрестностях, и обнаружил, что отлично видит во все стороны сразу — видя облако и башню, он ухитрялся видеть и лежащий внизу мир — озеро, лес и замок со всей его прилегающей территорией. Кроме того, появилось ощущение, что у него теперь есть глаза на затылке, очень широким стал кругозор, очень. Сбоку что-то мелькнуло, Гарри глянул — мотылек. Мохнатое тельце, толстые и такие же лохматые лапки, антенны-усики, похожие на ершики для мытья бутылок. Туго скрученная спираль хоботка, черные бездонные глаза в обрамлении густой шерсти… Гарри вдруг стало страшно, мотылек размером с ноготь стал чудовищно огромным и до ужаса подробным. Конечно, будь он настоящей ласточкой, то, не задумываясь, тут же проглотил насекомое, но в том-то и дело, что Гарри не был настоящей ласточкой. И ставшая заметной ночная бабочка не стала для него аппетитной и привлекательной пищей. Напротив, она его отпугнула. Гарри шарахнулся вбок, развернулся и полетел обратно к замку, во избежание, так сказать, если уж вылетели ночные насекомые, то недалеко и время ночных хищников, сов например. Окно, к счастью, ещё было открыто, и Гарри, влетев, тут же бесшумно опустился на полог своей кровати. В комнате находились двое, Джинни и Рон, не замеченный ими Гарри затаился, озорно сверкая бусинками глаз — ну-ка, ну-ка, послушаем, о чем друзья втайне могут шептаться! — Значит, так, да? — хмуро набычился Рон. — Решила возобновить попытки? — Но, Рон! — Джинни импульсивно всплеснула ладонями. — Этот… доктор в поезде прямо так и сказал — у Гарри участились приступы судорог и слабоумия, а в старости он вообще будет под себя писаться. Я сначала испугалась, не хотелось бы мне отдать ему лучшие годы жизни, но потом задумалась… это же когда будет? А пока он молодой и красивый и мне не стыдно рядом с ним быть. Понимаешь? — А потом ты его, значит, бросишь, я правильно тебя понял? — нехорошо сощурился Рон. — Ну Ро-о-он!.. — заныла Джинни, заискивающе заглядывая брату в глаза. — Ну ты же хочешь, чтобы я была счастлива? Ты же любишь свою маленькую сестричку? — Да, Джинни, я люблю свою маленькую сестричку… — Рон понурился. — Но что ты хочешь от меня? — Ой, да сущие пустяки, Рон! — Джинни воодушевилась и протянула ему ма-а-ахонький пузыречек с фиолетовой жидкостью. — Вот, подлей Гарри в сок или чай, и он забудет Полумну. И переключится на меня! Сделаешь? — Ладно… — Рон ещё ниже опустил голову. Радостная Джинни чмокнула его в щеку и вымелась из комнаты. Ласточка на карнизе кровати тревожно замерла, а её крохотное сердечко бешено билось в груди. Ох, не нравится ему всё это, что за интриги мадридского двора тут разворачиваются? Рон встал со своей постели, подошел к окну, зубами вытянул пробочку из горлышка и, аккуратно перевернув скляночку, вылил её содержимое на землю в ящике за окном. Спрятал пустую тару в карман мантии и негромко проговорил, обращаясь к краешку солнца над озером: — Я люблю тебя, Джинни, но Гарри не игрушка, чтобы поразвлечься с ним, пока он новый и целый, и выбросить его, когда он сломается. Ты слишком зарвалась, сестренка. А сок от миллиграмма воды из кувшина не испортится, так что сделаю-ка я вид… С тем он тоже вышел из комнаты, не подозревая, что у тайного разговора были очень нагретые уши. Гарри спорхнул с рамы карниза на кровать и пожелал ухватиться за покрывало, чтобы расправить постель. Спонтанное желание сработало, его крылышки вытянулись и превратились в руки, а сам он снова стал Гарри-человеком. Разобрав постель, Гарри лег и расслабленно вытянулся во всю длину, счастливо улыбаясь — ай да Рон, настоящий друг! — ну что ж, он тоже подыграет, чтобы Джинни подумала, что Рон сделал то, что она попросила. Да-да, так он и поступит, пусть попугается, сама от него сбежит, уж он ей покажет такого инвалида… и не в старости, а прямо сейчас, вернее завтра. И еще… Охваченный внезапной идеей Гарри вскочил и кинулся бежать. Кубарем скатившись в гостиную, он быстро оглядел столы. — Ребята, вы не знаете, что больше всего на свете любит Блейз? — Не можем знать, Гарри, — ответило сразу несколько голосов. — Это Гриффиндор, а не Слизерин. Гарри махнул рукой и выскочил вон. Конечно, заинтригованные софакультетники рванули следом — и чихать на отбой! — ведь Гарри, кажется, придумал, как вернуть Блейзу человеческий облик, какие-такие баллы, я вас умоляю! Шумный табунок пронесся по коридорам вплоть до подземелий, по пути собирая там-сям любопытных. Услышав шум снаружи, слизеринцы сами выглянули из своей змеиной берлоги. Гарри прямо так, с разбегу да с разгону огорошил их тем же вопросом. Ответил Драко: — Ну, шоколад он любит, настоящий, бельгийский. — Есть такой? — торопливо спросил Гарри. — У меня есть, — сообщила Панси, — сейчас принесу. — И подушку его кто-нибудь прихватите! — крикнул Гарри вслед. Из дверей замка высыпала куда большая толпа, почти все вышли, кроме младшекурсников, которые уже спали. Впереди всех шел Гарри с коробкой дорогого бельгийского шоколада, рядом с ним Драко, сжимающий в руках пуховую подушку с кровати Блейза. Пришли к причалу, возле которого уже выглядывала из воды любопытная морда косатки — Блейз Забини их ещё издалека услышал и подплыл поближе. Гарри улыбнулся ему и зашуршал фольгой, помахал плиткой в воздухе: — Уверен, ты хочешь шоколад, Блейз. Хочешь ведь? А ещё больше, я думаю, ты хочешь улечься в теплую перину и зарыться в пуховую подушку. Драко помахал подушкой. Гарри кивнул и продолжил: — Выходи, Блейз. Протяни руки и возьми подушку. Блейз, ты должен захотеть это взять. Давай. Протяни руки и возьми! Косатка встала на хвосте совсем прямо, протянула вперед плавники и вдруг резко уменьшилась и исчезла из поля зрения, но почти сразу над причалом взметнулись две тонкие руки и вцепились в доски. Теодор Нотт и Невилл тут же бросились к нему, схватили за руки и вытянули Блейза на пирс, мокрого и счастливого. Радостная улыбка на смуглом лице компенсировала все тяготы и ужасы этого невозможного длинного дня. Гойл расправил принесенный с собой плед, туго замотал в него дрожащего от вечерней прохлады Блейза. Ну а Гарри засыпали вопросами. — Как ты догадался, Гарри? — Ты где-то прочитал про это? — Откуда ты узнал, что подушка и шоколад помогут? Гарри терпеливо выслушал ворох «почему» и дождался паузы: — Просто я вспомнил кое-что. В похожей ситуации оказался один мой друг, и ему срочно понадобилось стать человеком, он так захотел им стать, что превратился и заговорил. Вот и всё, главное в анимагии — просто захотеть, очень-очень сильно пожелать. Вот это да! Радостно галдящая толпа двинулась к замку, ведя под руки закутанного в плед спасенного Блейза, и на памяти Хогвартса это был первый случай, когда ярых нарушителей комендантского часа не наказали. Дождавшись, когда все войдут, Филч молча закрыл парадные двери. А на середине холла Блейз вдруг задумчиво сообщил всем: — А знаете… превращение как-то нейтрализует яд. Когда я очнулся в озере, то первое, что я обнаружил, это что я полностью здоров. Испорченные устрицы, съеденные за ужином, больше не причиняли мне дискомфорт. Анимагия исцелила меня.