Сын маминой подруги

* * *

— Твоя мама допоздна? — спросил мальчик, рисуя графитным карандашом на листе бумаги, мельком посматривая на подругу.  — Ага.        Придя в гости к Яманака и сев на край кровати, она смущенно отводила взгляды, рассматривая цветные ворсинки на ковре и перебирая их пальцами ног. Приходить друг к другу домой стало обычным явлением, точнее, Сакура брала с собой дочь, чтобы та сидела с Иноджином. Старшая Учиха хотела, сблизить этих двоих. Нет, не затем, чтобы они влюбились в друг друга, просто, как она думала, Сараде не хватает общения. С Узумаки юная Учиха, скорее, зарежет Боруто, чем найдет с ним общий язык. Ино с улыбкой встречала дочь лучшей подруги, и тепло провожала её взглядом, не задавая лишних вопросов, и даже поддерживая дружеские отношения сына.  — Ммм… Ясно. — ответил художник. Да, его даже в тринадцать лет, можно назвать «художником», тем не менее с натюрмортами и пейзажами он справлялся на "Ура". Поэтому бывало, что Сарада мельком завидовала другу. У него есть всё, чего нет у неё. Сын маминой подруги, конечно же. Особенно, когда у младшего Яманака есть: мать, которая зачастую дома, и отец, у которого нет «сверхсложных» долгих миссий. К тому же он не являлся наследником проклятого клана — его не боялись. И на изюминку у него есть талант. Ну разве не идеал? — Хреново как всегда.  — Как дела с Чоджу Гига? — сухо спросила она, решив сменить тему. Сараде было не в радость находится здесь и считать минуты, пока мама не закончит свои дела, но молчать, и слушать тишину - куда хуже.  — Более менее. У меня ещё есть проблемы с чакрой, но все в порядке.— кратко ответил мальчик. Он оторвался от рисунка и вновь посмотрел на Сараду. В этот раз его лицо сжалось в недовольную гримасу, вызывая у неё негодование. Че он пялиться? — Убери, пожалуйста, челку с глаз. Мешает.  — Ты меня рисуешь?! — зло пробурчала «прозревшая» Учиха. Светлые брови потянулись вверх, мальчик невольно приоткрыл рот.  — И ты только сейчас поняла?       Молчание послужило ответом. Она чуть наклонилась вперёд, повернув голову набок, уже мысленно представляя, какую красоту нарисовал юный художник.  — Покажешь? — тихо спросила Сарада. Он понимал, что на самом деле подруга могла прямо сейчас встать и посмотреть, но она уважала его труд и его интересы, ведь она прекрасно знала, что ему не нравится. Тогда Иноджин задумался, приставив кончик карандаша к губам:  — Да, но… Не сейчас. Прости.

***

      Цветы. Клан Яманака владеет цветочным магазином, поэтому каждое утро в воскресенье, Иноджин приносит подруге небольшой букет цветов. И всегда разный. Вот к примеру: на позапрошлой неделе были васильки, на прошлой букет синих роз, а сегодня жёлтые лилии.       Раньше Сараду всегда чувствовала себя неловко, когда мальчик дарил цветы, она считала это лишним, ненужным, излишне «романтичным». Никто не знал об этом секрете. Да и собственно, что скрывать? Просто такие обычия между друзьями. Это нормально. Она всегда спрашивала: «Зачем?», «Сегодня какой-то праздник?». Мальчик лишь улыбался. Так и не отвечая. Поэтому спустя года она свыклась с этим событием и каждое воскресенье в её комнате царил новый аромат и красивая ваза с яркими цветами.

***

      Папа ничего не спрашивал. Всегда отмахивался:  — Потом.       Его не возмущало то, что какой-то мальчик дарит Сараде цветы. Да и разве ему интересна жизнь дочери? Нет. Если подумать, то и мама редко когда по-настоящему беспокоилась о ней.  — Сарада, в следующий раз.       Никому нет дела до нее. Хотя… Есть только один единственный человек, который как назло всегда оказывается рядом. Этот назойливый мальчик из клана Яманака. Где бы она не была, как бы далеко не зашла, лишь бы побыть одной — он был рядом.        Она срывалась на Иноджина. Зачем меня приследуешь? Он не отвечал. Просто говорил:  — Случайно тебя встретил.       И все. Он бесил? Да. Раздражал? Да. Также как и Боруто? Нет. Хуже. Он раздражал по-особенному, ведь… у него есть всё. А у неё ничего.       Это дружба? Сложно сказать. Если подумать, то у Сарады нету друзей. Разве завидовать другу — это нормально? Конечно, нет. Она скрывает свою настоящую личность даже от него. Люди могут удивляться: «Как человек, может иметь несколько масок сразу?» Ответ: легко. У Сарады их много, и они всегда скрывают ее настоящую сущность. Просто иногда становится трудно дышать сквозь большое количество масок, снимая одну за ней идёт вторая: зависть и ненависть к Иноджину. Именно эту маску она снимает в последнею очередь, когда его нет рядом — когда она одна. В одиночестве. В своей комнате. В четырех стенах.       Он действует на нервы. Зачем ему общаться и тратить свое время на девочку, что постоянно всех остерегается, молчит на уроках, как изгой, и в конце концов носит эти чёртовы очки?       А он молчит. Не отвечает. Просто всегда оказывается рядом. Просто не даёт возможности погрустить, заплакать, и выплеснуть все эмоции. Все, а не только половину.       Защитите меня от тех, кто хочет мне помочь. Я сама справлюсь.

***

      Однажды, когда их миссия закончилась, куноичи искоса смотрела в спину Яманака. Если присмотреться, можно заменить как девочка незаметно сжала губы, напарник по команде, Мицуки, (очень загадочный человек) с улыбкой спросил:  — Не надоело ли тебе терпеть?       Сарада знала, он видит ее насквозь, с ним маски не работают. Но даже так она продолжает стоять стеной. Она бросила на него мрачный взгляд, а он, словно лишенный эмоций, смотрел на нее с хитрой улыбкой.  — О чем ты?       Он издал слабый смешок. Ему смешно, да? Сладко, словно пробуя на вкус, мальчик произнес:  — Признайся, ты всегда ему завидовала.       После этого Сарада молчала.       Молчала, когда ей рассказывали о положении дел в Конохе; когда рассказывали о том, что друг занял первое место в художественном конкурсе; когда рассказывали, что он хорош в ирьиндзюцу; когда говорили, что его тренируют родители. Сарада почти всегда молчала, но внимательно вслушивалась в каждое слово. Ей нечего сказать Мицуки. Ей не чего сказать людям. После нескольких лет прожитой жизни она поняла, что ей нечего сказать даже себе. Способность думать словно покидала ее с каждым днем. Она понимала происходящее вокруг, но ловила себя на мысли, что ей нет совершенно никакого дела. Только ночью, когда луна становилась словно родной, младшая Учиха ощущала себя человеком. Чувство вины колючей удавкой сдавливало шею, а руки немели от злости и обиды.       У нее даже слезы холодные.       Её раздражал сам факт того, что она кому-то невыносимо завидует. После затяжной ненависти к себе, пришло осознание, а после принятие того, что она ничего из себя не представляет, и принятие сменилось равнодушием. Пытаясь что-то с этим сделать — загнала себя в ловушку.

***

      Она глубоко утонула в своих мыслях, без возможности спастись. Утонула в бескрайнем, глубоком океане лжи, ненависти и лицемерия. Даже когда девочка идёт по улице, её спина, чуть сутулая, а уставшие плечи тянуться вниз. Сразу видно — изгой. Сарада туманно слышит знакомый голос, но не отвлекается. Ей уже на все наплевать.  — О, гардения? — за спиной внезапно появляется Чочо, и с искрами в глазах смотрит на цветы в чужих руках. — Красивые~. Ты знаешь о чем они говорят?        Не задумываясь, мотает головой. В знак: нет.  — Тайная любовь, или «Ты прекрасна». — с восхищением отвечает девочка. Младшая Учиха словно появилась частичка кислорода в лёгких. Нашла возможность вынырнуть на поверхность и огляделась. Любовь? Какая ещё любовь? После Акимичи с ухмылкой смотрит в ранее пустые глаза. — Оооо, Сарада, тот кто подарил тебе эти цветы влюблен в тебя. Кто?       Черные брови сдвинулись к переносице, а взгляд медленно оживился. Тайная любовь? Это шутка? Учиха поднимает глаза на девочку, и будто с угрозой спрашивает:  — Что?  —Мицуки? Боруто?! Нет-нет-нет. Погоди, это Иноджин? Его семья владеет цветочным магазином, да? Иноджин, да?! Ах, любовь~любовь. — запорхала подруга, и смысла её о чем-либо спрашивать уже не было. Она, наверняка, побежит рассказывать эту новость подружкам, начиная мерзкие сплетни. Так или иначе — У Сарады появилось несколько вопросов. Не уверенно, а скорее робея, она с интересом взглянула на кремовые цветки. Какие они удивительные. Обычные девицы при душистом и приятном аромате впадали в эйфорию, а Сараду наоборот, настораживал и трезвил. Или это она особенная? Тайная любовь? Иноджин, оказывается, тоже лицемер. Как смешно.

***

 — Что это значит? — вопрос, звучал как приговор, а тишина в комнате нагнитала обстановку. Грудь сдавило острыми нитями, заставляя затаить дыхание, в ожидании вердикта. Я, что, боюсь? Слова правды застряли в горле, обжигая шею, не смея выйти на поверхность.       Зная, что это когда-нибудь случиться, готовился и собирался духом, но сейчас все забылось. Она умная девочка, далеко не глупая, просто ей многое безразлично. У нее острый ум, не только в боях, но и в жизни; никто бы не стал дарить каждый раз цветы, она это понимала, никто бы не стал приследовать её постоянно, чтобы помочь, она это знала. — Иноджин.       Да, ты все правильно поняла, Сарада. Ты полностью уверена в своих догадках, даже не знаю, зачем спрашиваешь? Такая серьезная, пустая, будто мертвая — больно видеть её такой. Она хорошая. Она может достичь много, тогда почему такая подавленная? У тебя нету друзей, так позволь стать твоей опорой. Пытаясь тебе помочь, вместо мостов, ты строила стены.       Мама всегда говорила: "Какой смысл быть шиноби, если ты не можешь помочь самому близкому человеку в мире?"       Близкий для меня человек, ты, Сарада. Так давай, и я, буду твоим близким человеком. Будем помогать друг другу, признаваться в страхах и невзгодах, быть рядом и смотреть в будущее, не оглядываясь назад.       Я всегда улыбаюсь, отец научил. Так и есть, улыбка, даже если она фальшивая, лучший способ вытащить себя из узкого места. Правда, Сарада распознаваёт мою ложь.  — Ты мне нравишься. — наконец сказал я. Не улыбаясь, сохраняя серьезное выражение лица, устранив странное чувство в груди, по телу прошёлся холод. Его последствием стал — жар. В помещении было изрядно душно. Невозможно дышать. А страх, что впервые я встретил, разгонял кровь по организму. — Ты и сама это понимаешь. Не как друг.

***

— Как же он меня бесит!       Невинное дерево разлетелось в щепки. Девочка тяжело дышала, скаля зубы, чуть рыча. Редко когда можно увидеть Её такой: нервной, нетерпеливой, с морем ярости. Это даже забавляет. Не смотря на то, что Она послушная, спокойная и как говорят, воспитанная, находятся люди, которые могут разозлить девочку ни на шутку. Но даже так, Она скрывает свои чувства и эмоции, но не надолго, когда-нибудь терпение лопнет.  — Ненавижу Боруто! Бесит! Раздражает! Шаннаро! Как сейчас.  — И что на этот раз? — лениво спросил мальчик, сложив руки на груди. Именно ему удосужилась честь видеть Её такой. Никто кроме него не знал, какой она бывает спыльчивой. Только он. — Почему нельзя, просто его игнорировать?  — Я пытаюсь! — рявкнула Учиха, разрушив следующие дерево. Ага, видно. — Я правда пытаюсь, Иноджин. Но этот, недоумок, всегда всё портит! В том числе и мои планы! — Нет, это было невыносимо. Даже для ее стального терпения, для ее воспитанности и сдержанности, эта злость на одноклассника и… — все это было невыносимо. Девочка взглянула на друга, будто моля, — Что мне делать?  — А что тебе мешает, врезать ему также как этому растению? — юный шиноби изогнул бровь, вздохнув. — Я серьезно. Меня он тоже раздражает, но «пару» манипуляций и он как миленький зайчонок.        Куноичи нехотя осяклась и опустила голову. Да, он прав. Она прекрасно понимала, что он прав. Его равнодушие всегда удивляло, словно ему на всё наплевать. Хотя… так и есть. Иноджин всегда контролировал свои эмоции. Сарада всегда красноречивая и остроумная на слова, впервые не знала, что сказать. И он, всегда мастерски скрывавшая свои чувства и умело прикрывавшаяся улыбкой, брал и показывал свое недовольство ей. Только ей.  — Хорошо… . Я поняла.  — Ну и отлично. — похвалил Яманака, хлопнув Учихе по плечу, отчего та дрогнула. — Пошли?       Его губы потянулись вверх, показывая искринную улыбку, которая была настоящая, без фальши. Тогда Сарада смягчилась, понимая, что Иноджин более никогда не будет от неё что-либо скрывать, и улыбнулась в ответ.  — Ага!

Люди одиноки, потомy что вместо мостов они стpоят стены. Станислав Ежи Лец.