А в это время в Ребме...

Бенедикт ––> Моэри - Нет. Нет и еще раз нет. Это было произнесено спокойным нежным голосом, и лишь по легкому напряжению можно было догадаться, что женщина, произносившая эти слова, на самом деле в гневе. Я стоял в Зеркальной Зале королевского дворца в столице Ребмы, перед троном, на котором сидела Моэри. Больше в Зале никого не было. - Нет, - повторила она еще раз. – Ты знаешь наши законы, Бенедикт. - Знаю, - согласился я. – Они суть отражения наших законов. Но и ты знаешь, что при исполнении закона последнее слово всегда остается за монархом. Я лишь прошу проявить милосердие. - Ты просишь у меня слишком много. - Я прошу лишь того, что находится в твоей власти. - Нет, - произнесла она в очередной раз. – Или я что-то пропустила? Или в Амбере наступила эра милосердия и взаимной любви? Старые обиды забыты, а вендетта запрещена законом? Тогда я не понимаю, почему столь эпохальное событие не отразилось здесь, в моем королевстве? - В Амбере все по-прежнему. И мои братья так же мстят друг другу и дерутся из-за пустяков. - Твой брат обошелся с наследной принцессой Ребмы как с обыкновенной шлюхой, а это заслуживает казни. Объясни мне, почему он должен быть помилован? А хороший вопрос, между прочим: почему? - Я прошу за брата. Он самый младший из нас, и я привык о нем заботиться. - Это не ответ на мой вопрос. Любой преступник – чей-то родственник. Кстати, о родственниках. Морганта была не только наследной принцессой, но и моей дочерью. И это еще одна причина, почему Рэндом должен быть наказан. А еще ее смерть и неопределенный статус Мартина запутывает очередь наследования трона в Ребме. Ведь Рэндом так и не признал сына. А претендовать на корону мой внук может только в том случае, если будет официально признан отцом. - И что теперь? - Права наследования переходят к Ллевелле и ее потомкам, буде такие появятся. До тех пор, пока не решится с Мартином. «Или пока ты сама не обзаведешься детьми от кого-нибудь из моих братьев» - подумал я, но вслух сказал другое: - Моэри, ты противоречишь сама себе. Если ты казнишь Рэндома до того, как он признает Мартина, твой внук никогда… - Я знаю, - перебила она меня. – Но я не хочу, чтобы связанная с наследованием неопределенность порождала в королевстве конфликты и проблемы. Пусть мальчик вырастет простым придворным и не претендует ни на что большее. Так будет лучше и для него, и для Ребмы. - Моэри, - жестко сказал я, - я считаю, что внук короля Амбера и королевы Ребмы заслуживает большего, чем судьба простого придворного в твоем дворце. Ты просто не хочешь себе кое в чем признаться… - я сделал паузу. - Продолжай. Я дождался необходимой реакции и удовлетворенно кивнул. - Ты боишься признаться, что не хочешь ставить судьбу твоих родственников и твоего королевства в зависимость от безответственных проделок какого-то мальчишки, все достоинства которого сводятся к тому, что он младший принц могущественного соседа. Тебя это унижает. И чтобы избежать унижения, ты готова прямо сейчас поступиться Мартином. - Ты правильно понял. Мартин – бастард. И, по всей видимости, так и останется бастардом. - Моэри, я не могу заставить Рэндома признать в Мартине сына. Но я вправе признать Мартина своим племянником. Он получит то образование и воспитание, которое получают все принцы Амбера. Я обучу его владению оружием – а мои ученики почти так же хороши, как я, и ты это знаешь. Я дам ему необходимые наставления для прохождения Лабиринта, когда он созреет для этого. Я покажу ему Отражения и научу пользоваться той властью над ними, которую дает всем нам Лабиринт. - Словом, ты воспитаешь из него преданного тебе – а значит, и Амберу, - человека. А мне нужен ребманец. Мой ответ: нет. Я не понимал ее упрямства. Последний ответ – просто отговорка. И я решил спросить напрямую. - Что тебе не нравится в моем предложении? Я готов сделать для мальчика все, что в моих силах. - То, что ты готов все сделать для Мартина, я поняла. Я не понимаю, что со всего этого ты будешь иметь лично для себя? В чем заинтересован ты сам? Так вот в чем дело! Еще один хороший вопрос… - Мой интерес в этом – жизнь брата. Прозвучало пафосно, и Моэри негромко засмеялась. - Взвалить на себя заботу о племяннике для того, чтобы по старой привычке иметь удовольствие заботиться еще и о его отце? Под тем предлогом, что оба – младшие члены твоей семьи. Даже самая глупая из моих фрейлин не воспримет такое объяснение всерьез и посмеется над ним как над удачной шуткой. Кого ты хочешь обмануть, Бенедикт? - Это не шутка, Моэри. Мои братья мне дороги. И каждый из них по-своему ценен для Амбера, хотя, конечно, не каждому суждено занять отцовский трон. - Ценность твоих братьев для Амбера – величина переменная. Уверена, что Озрик и Финндо когда-то были очень ценными принцами… А когда волей Оберона они были переведены из категории законных детей и наследников короны в категорию бастардов, их ценность уменьшилась. Ну а после того как они по этому поводу позволили себе роптать, их ценность и вовсе стала ничтожной, и твой отец бросил их в самое пекло так кстати подвернувшейся битвы, где они героически погибли. Кажется, такая же участь была уготована и тебе? Но ты оказался хитрее: твоя уменьшившаяся ценность тебя не смутила, а почетная гибель за Амбер почему-то не прельстила, и ты посмел выжить. И Оберон простил тебе это чудовищное нарушение его воли. Полагаю, за это он взял с тебя какую-то клятву, которую ты никогда не посмеешь нарушить. Она была права. В каждом произнесенном ею слове – права. И каждое слово было попыткой задеть и оскорбить меня. Но к чему было проводить экскурс в древнюю историю, напоминая мне о печальной судьбе моих братьев? После развода отца с моей матерью, гибели братьев, вычеркивания меня из очереди претендентов на трон и перехода этой очереди к детям Файеллы я постарался забыть о своих юношеских амбициях. Я заботился о братьях и сестрах и учил их воинскому искусству, я совершенствовался сам, принимая участия в битвах многих Отражений и перенимая изобретенные там приемы боя. Очень скоро мне не стало равных, но я продолжал учиться. Смыслом своей жизни я сделал заботу о все увеличивающейся семье отца, а целью – безопасность Амбера. Я гнал от себя мысль, что и у меня самого могут быть потомки. Что я смогу им передать, когда они вырастут? Конечно, я мог бы обеспечить им трон в любом королевстве любого из существующих Отражений, мог создать новое Отражение и целиком подарить его детям, но я знал, что кровь Оберона все равно будет звать их в Истинный мир – в Амбер. И как объяснить им, почему для меня – старшего из сыновей действующего короля Амбера – закрыт доступ к короне? А закрыт для меня – значит, закрыт и для них. Даже у Рэндома больше шансов… - Когда-нибудь, Бенедикт, ты поймешь, что братья и сестры – это одно, а дети – совсем другое. Но не раньше, чем когда у тебя будет сын. Или дочь. Ради них ты будешь способен на большее, чем ради своих братьев и сестер. В этом разница, - услышал я. И тут я понял: казнь Рэндома для Моэри – дело решенное, что автоматически решало и судьбу Мартина, и спорить тут бесполезно. Более того: Рэндом в ее глазах не заслуживал не только жизни, но даже достойной смерти. И если она до него доберется, она его не просто казнит, а казнит с позором… Если нет возможности сохранить Рэндому жизнь, попробуем побороться хотя бы за его честь? - Моэри… Ты непреклонна. Но могу я хотя бы рассчитывать, что мой брат умрет достойно? Она опустила взгляд. - Нет. Жизнь за жизнь. Смерть за смерть. Недостойная смерть за недостойную смерть. Это будет справедливо, Бенедикт. Крыть было нечем. Я никогда не был столь красноречивым, как в этот день, но все мои аргументы были уже исчерпаны, а я не продвинулся ни на шаг. И тогда я сделал то, чего не делал никогда и не перед кем. Я молча опустился перед ней на колени. - Ты можешь даже пасть ниц или принести клятву верности мне и Ребме. Моего решения это не изменит. Я стоял на коленях и молчал. - Я могу позвать придворных, чтобы они посмотрели на то, чего никогда не видели и вряд ли увидят еще раз: гордый сын Оберона, стоящий на коленях. Я молчал и не двигался. Она тоже замолчала. Шло время. Ничего не менялось. Наконец, она встала с трона. Обычно это означало, что аудиенция окончена. Я продолжал молча стоять на коленях. Она пожала плечами и покинула Зеркальную Залу. Наверно, я провел не один час, неподвижно стоя на коленях перед пустым троном. Были две попытки козырных контактов. Я их заблокировал. Наконец, я дождался. Моэри стремительно вошла в Залу и сразу направилась ко мне. - Ты тоже упрям и непреклонен, Бенедикт, - подойдя ко мне вплотную, она продолжила наш прерванный несколько часов назад разговор. – Я была сейчас в своих покоях, многое вспомнила… Даже когда тот амбициозный самовлюбленный принц, каким когда-то был ты, не оставлял попыток соблазнить юную дурочку, которой когда-то была я, до такого не доходило. Этот маленький негодяй настолько тебе дорог? Я не ответил. Она опустилась на колени прямо передо мной и сказала, глядя мне в глаза: - Я отзываю убийц, пущенных по следу Рэндома. Он может не опасаться засад в темных переулках, подстроенных в тавернах драк, может не бояться, что вино, поднесенное ему юной красавицей, будет содержать дурманящее зелье или яд… В Амбере или государствах Золотого Круга, а также в доступных нам Отражениях мои люди его не тронут. Но если когда-нибудь он вступит в пределы Ребмы, он будет схвачен и казнен. Здесь он по-прежнему считается преступником. - Благодарю Вас… Ваше Величество… - Я делаю это только ради тебя, Бенедикт. - Я понял. - Что касается Мартина… Пока он будет жить в Ребме. А когда подрастет, можешь воспитать его так, как считаешь нужным. И даже если в результате он станет больше амберитом, чем ребманцем, я с этим смирюсь. - Благодарю. Мне показалось, что перед тем как войти в Залу, Моэри плакала. Но в Ребме никогда этого не определишь наверняка: соленые слезы моментально растворяются в соленой воде. Я продолжал стоять на коленях. Теперь уже вместе с ней. Лицом к лицу. Она не порывалась встать, а я не собирался подниматься раньше нее. Ну, не глупо ли? Вдруг она решительно потянулась ко мне. Я в ответ сделал то же самое… … Я покидал Ребму с чувством, что сделал все, что в моих силах. Хороший военачальник должен быть по возможности и хорошим дипломатом…