9 женщин

      Санктуарий незаметно, но предсказуемо превратился в обитель уныния и скуки. Не было больше ни напряжённого труда, ни уборочной кутерьмы, и дни уже не бежали наперегонки весёлой гурьбой, сбиваясь в недели, а тянулись медленно и тоскливо, словно у них болела спина или ломило колени.       После случившегося в пятом отсеке каждый чувствовал себя не просто причастным, а виноватым в том, что произошло. Женщинам казалось, что это они упустили момент, проглядели, когда внутри у Кэрол что-то сломалось. Танос был уверен, что поступил опрометчиво и глупо, когда рискнул собственной жизнью, потакая не только чувствам обезумевшей напарницы, но и своему задетому её словами эго. С его стороны это было безответственно как по отношению к команде, так и ко всей Вселенной, и он чувствовал себя полнейшим идиотом. Впрочем, предотвратить бой титан не мог при всём желании: если не сейчас, то в ближайшем будущем Кэрол попыталась бы добраться до него.       Дэнверс всё так же избегала Таноса. Но теперь ею двигал вовсе не гнев, а стыд, такой мучительный и едкий, что порой она чувствовала, что готова расплакаться, но слёзы предательски высыхали раньше, чем добирались до уголков глаз, и не приносили желанного облегчения. То же она испытывала и к напарницам, которые по её вине могли больше никогда не увидеть своих близких.       Кэрол совсем замкнулась в себе и в первые дни избегала даже Брунгильду, с которой раньше они были не разлей вода и которая без порицания и злобы пришла к ней на помощь, возможно, именно этим не дав сломаться окончательно.       То, что произошло в отсеке, было самым настоящим безумием. Как позже Кэрол сказала Валькирия, всем показалось, что она сошла с ума. И Дэнверс всё отчётливее сознавала, что так оно и было. Она почти не помнила ни битву, ни то, что ей предшествовало. Какие-то мутные обрывки, боль — не физическая, но нестерпимая — вспышки, и корчащееся в удушье пурпурное лицо…       Кэрол накрутила себя уже давно. А стычка в Садах сработала, подобно триггеру, запустив в её мозгу череду необратимых процессов, приведших к тому, что она сейчас имела. Да, возможно, Кэрол и была права, не позволяя себе сближаться с Таносом, ведь он был их врагом, врагом же и должен был остаться, «потому что опасен, потому что не отступится», но титан постепенно получал всё больше её понимания. И однажды, поймав себя на мысли, что это чувство может сбить её с истинного пути, заставить поступиться принципами, сменить сторону, Капитан Марвел испугалась…       Сейчас же Кэрол с ужасом думала о том, что было бы, не сумей Мантис усыпить её. Да, Шури не просто умна — гениальна, однако принцессе не хватает опыта: как космического, так и жизненного, — и потому слишком многое зависит от Таноса. Убей она его сейчас — и они никогда не вернутся назад.       Несмотря на то, что Кэрол старалась избегать подруг, те всё равно настигали её и насильно заставляли с собой общаться. Сперва это раздражало, но потом Дэнверс поняла, что напарницы таким образом выражают своё беспокойство, переживают за её душевное здоровье и желают ей только добра. Так что, спустя несколько мучительных дней вынужденного взаимодействия с подругами, Кэрол перестала на них злиться.       А когда в одном из разговоров Окойе обмолвилась, что Дэнверс вовсе не единственная, кто, поддавшись порыву, впал в помешательство, и что причиной тому является не она сама, а стресс от долгого пребывания в четырёх стенах этого «космического голландца», Кэрол стало немножечко легче.       И хотя инцидент постепенно забывался, воздух на корабле по-прежнему был пронизан клубками тягостных мыслей и чувств, от которых, словно от назойливых мух в жаркий день, хотела, но никак не могла скрыться Мантис…

***

      Прошло время, и обида уже не казалась такой сильной, стыд не вгрызался в душу острыми кривыми клыками, а ощущение пережитого командой ужаса потихоньку забывалось. Кэрол больше не сбегала в другой отсек при виде Таноса, хотя и не заговаривала с ним, в глубине души благодаря за то, что он делает то же самое.       Снова начали собираться вечерами на кухне, беседуя обо всём на свете, как бывало, когда заканчивали с работой чуть раньше и оставались силы не только на «поесть и помыться». Теперь же, как правило, не растраченная за день энергия била из женщин ключом, а руки и головы требовали себя чем-то занять.       Начали вспоминать игры.       Как это обычно бывает, на ум ничего не шло, а что всё-таки вспоминалось, было либо совсем «детским», либо, наоборот, требовало особой сноровки и «инвентаря». Например, Хоуп как-то предложила поиграть в футбол, что сперва приняли на ура, однако потом с грустью поняли, что им банально негде взять мяч. Тратить на него остатки сырья, из которого создавалась одежда и прочие бытовые и медицинские мелочи, типа зубных щёток и пластырей, Танос категорически запретил, хотя дамы и не настаивали — комфорт и безопасность для них были важнее развлечений.       К тому же, как сказал титан, футбол — игра весьма травмоопасная, особенно учитывая скромную площадь побитого жизнью и Кэрол отсека, а также габариты самого Таноса.       – А ты что, тоже с нами играть собирался? – Скептически приподняла одну бровь Пеппер. Она никак не могла представить себе титана, беззаботно гоняющим по полю. – Ты разве умеешь?       – Мяч-то пинать? – Танос рассмеялся. – Особой науки не надо. Вы же на уровень лиги не претендуете?       – А где ты играл? – Шури, в отличие от миссис Старк, на фантазию не жаловалась, и образ титана с мячом вырос перед её глазами так же живо, как и когда-то предстал перед ней с мечом сам Танос.       – Во дворе с пацанами, – совершенно буднично проговорил титан, чем поверг всех, кроме только пуще прежнего развеселившейся Шури, в ещё большее замешательство. – Меня, правда, брать никогда не хотели, но Эрос, брат мой младший, как-то убедил всех, что я не опасен, а раз здоровый, то могу на воротах хорошо стоять… – На этих словах голос Таноса несколько поник, что, однако, осталось не замеченным большинством дам.       Договорить Таносу не дал разорвавший его монолог заливистый хохот, на все лады разнёсшийся по отсеку. Танос же в недоумении глядел на напарниц, пытаясь понять, что такого смешного он сказал.       – Аутсайдер, значит, – снисходительно улыбнувшись, констатировала наконец Окойе, отвечая на немой вопрос титана.       – Почему? – Таноса слова генерала удивили и даже задели. – Да, меня действительно недолюбливали… и боялись. Но потом сами начали звать: я неплохо играл. Только отцу это не понравилось… – Танос помрачнел, поняв, что сам того не желая ступил в ту часть своей биографии, в сторону которой на протяжении многих столетий старался даже не смотреть. Но останавливаться теперь было поздно: – Когда он узнал, что я вместо занятий на поле пропадаю, запретил там появляться и из школы забрал…       – Почему? – Теперь неприятно удивляться пришла очередь Пеппер. – Неужели из-за игры?       – Нет, конечно, – Танос отмахнулся: предположение Вирджинии прозвучало слишком наивно.       А’Ларс не был столь деспотичным или хуже того — недалёким, чтобы так серьёзно разозлиться на сына из-за шалости. Увлечение Таноса травмоопасной командной игрой просто стало для Ментора Титана поводом, которого он давно искал, чтобы изолировать своего дефектного сына от своего же идеального общества. Конечно, для их же блага…       Но об истинных мотивах отца, о которых прекрасно был осведомлён Танос, дойдя до них своим, тогда ещё детским умом, женщинам знать было вовсе не обязательно, и титан решил открыть напарницам только одну сторону своей жизни.       – Я прогуливал страшно, – на этих словах Танос прищурился настолько по-хулигански, словно приходился первым двоечником на всём Титане. – В школе мне было скучно, потому что я намного опережал программу и конфликтовал с учителями. Да и дети меня боялись. Вернее, их родители… запрещали им со мной общаться. А потом ещё один неприятный инцидент произошёл. Я уже и не вспомню…       Но Танос помнил. Он солгал напарницам, впервые намеренно и впервые заботясь о себе, а не о них. Слишком ярки были в памяти события тех далёких лет, которые Танос не смог бы забыть, даже если бы очень захотел. Наверное, именно тогда все надежды Таноса на мирную жизнь, не успев ещё толком оформиться, начали рассыпаться в прах, не выдерживая натиска неоправданной ненависти со стороны родного, но такого чуждого ему мира…       – То есть ты школу не закончил? – продолжила расспрос задетая историей титана за живое Пеппер. – Ты на дому учился? А друзья?       – Я даже младшую школу не закончил, – смущённо, будто в том была его вина, пробасил титан. – А друзья… Друзей у меня не было. Брат только, но мне за него влетало вечно. Вернее, вме́сто него. Если встретите когда-нибудь Эроса, знайте — он тот ещё лис*…       – А девчонка? – внезапно спросила Шури и сразу же стушевалась, будучи сама не рада, что не удержала болтливый язык за зубами. Танос же сначала не понял вопроса, но затем, задорно крякнув, покосился даже не на саму принцессу, пытающуюся мимикрировать под стул, а на её помрачневшую наставницу. Уголки губ титана снова застыли в полуулыбке.       – Девчонка… – Танос встретился взглядом с Окойе, но тут же отвёл глаза, однако генерал всё равно успела заметить в них то, что титан, вероятно, хотел скрыть от неё — тоску. Это выражение, серой гладью разлившееся в глазах Таноса, не было новым, но отчего-то в этот раз у Окойе тягуче защипало в груди… Титан продолжил: – Пока был ребёнком — шушукались и хихикали, потом — замолкали и сторонились. Впрочем, как и все на Титане.       – А не на Титане? – Принцесса снова не успела сдержать своего любопытства, за что ей тут же захотелось самой себе врезать.       – Шури! – Окойе стало стыдно за бесцеремонность юной напарницы. – Это что за допрос?!       – Не ругайся на неё, Окойе, – Танос счёл нужным вступиться за любознательную помощницу, но на вопрос всё же отвечать не спешил, погрузившись в какие-то свои мысли. Вместе с ним в ожидании застыла и команда. Однако, очнувшись от воспоминаний, титан сменил тему и, шутливо потирая ладони, готовый раздавать указания, бодро взялся за напарниц: – Чего притихли? Предлагайте другие игры, или я сейчас всем занятия найду. Никто в обиде не останется…

***

      Так как в настоящий футбол поиграть команде не светило (как потом выяснилось, под «настоящим» понималось сразу несколько видов футбола: европейский, американский и тот, о котором говорил Танос, с тремя воротами, пересчётом по очкам и ещё кучей всяких мало понятных нюансов), Небула предложила играть в бумажный.       Танос с неверием смотрел на дочь, ловко складывающую из ненужной обёртки заветный треугольник, и никак не мог понять, откуда его сверхрациональная Небула, даже в раннем детстве не питавшая слабости к подобного рода развлечениям, знает эту, на минуточку, земную игру. Но, когда Танос уже собрался спросить об этом саму Небулу, его отвлёк тихий дрожащий вздох, раздавшийся со стороны сидящей сбоку Пеппер.       Миссис Старк с каждым днём скучала по семье всё сильнее и, увидев в руках Небулы аккуратно сложенный треугольник, не смогла сдержать эмоций. Она вспомнила, как Тони со всей серьёзностью опытного игрока и ответственного родителя учил Морган этой игре, и как та, запыхавшись от восторга, делилась потом с ней своими успехами, а Тони ещё несколько дней светился от гордости…       Танос был в курсе трёхнедельного заточения Небулы со Старком и обо всём догадался. Он видел, каких усилий стоит Вирджинии сидеть здесь, за этим столом, и натягивать на лицо улыбку, вероятно, боясь испортить всем вечер. Титан не выдержал:       – Пеппер, зачем ты мучаешь себя? Ты не обязана здесь находиться… – Танос запнулся, поняв, что вместо поддержки просто прогоняет Вирджинию, и поспешил ретироваться: – Мы можем заняться чем-то другим…       – Не надо другим, – слишком торопливо, чем выдала своё состояние ещё больше, проговорила Пеппер. Остаться сейчас одной, наедине со снедающей тоской, было для неё куда страшнее, чем находиться среди веселящихся подруг, и потому она сколько угодно готова была терпеть и улыбаться в надежде отвлечься и забыть… – Не надо другим. Это хорошая игра, и… – Вирджиния почувствовала, как все взгляды обратились к ней в ожидании, но она этого внимания не желала, о чём ясно дала понять, сменив тему: – Надо срочно придумать, на что играем — иначе неинтересно!       И команда поддалась азарту.       Варианты посыпались разные. Каждый, соревнуясь в остроумии, старался придумать что-нибудь настолько затейливое и смешное, чтобы проигравший уж точно запомнил это на всю жизнь. Перебрали, казалось, всё: от «рассказать стишок», до «играть на раздевание». Но так как большинство видели этот искусно свёрнутый бумажный треугольник впервые в жизни, то решили всё-таки «не кидаться в крайности», как нервно попросила напарниц Оса, а сойтись на чём-то более нейтральном. Так, проигравший должен был месяц мыть за всех посуду. «Сурово, зато практично, и психика целее будет», – с облегчением выдохнула Хоуп, понявшая, что раздеваться перед титаном, впрочем, как и лицезреть стриптиз от Таноса, ей не грозит. Однако на первый раз решили вовсе ограничиться чем-нибудь чисто символическим. Играли «на кукареканье».       Турнир проходил в несколько этапов. В конце должны были остаться только двое, среди которых и определится победитель. Играли долго и самозабвенно. Тех, кто вылетал сразу, не прогоняли — они устраивали матчи между собой. В конце концов забавная игра незаметно превратилась в серьёзное соревнование, в котором уверенно лидировала поднаторевшая ещё во время заточения со Старком Небула и, вполне ожидаемо, Танос.       Сначала с титаном никто не хотел вставать в пару, потому что все боялись, что Танос банально не рассчитает силы и выбьет этой бумажкой кому-нибудь глаз. Да и ворота из его огромных рук были слишком высокие, так что попасть в них казалось чем-то нереальным. «А вы ещё удивлялись, что со мной в детстве никто играть не хотел», – с наигранной обидой, как бы между прочим, заметил дамам титан, на что тут же отреагировала Шури и, уверенно плюхнувшись напротив Таноса, приказала тому «разминать ворота», чем в очередной раз заставила Окойе сконфуженно прикрыть лицо ладонью.       Танос видел, куда ведёт его эта игра и, наконец оказавшись напротив дочери, почувствовал, как подобралась и каждым мускулом напряглась Небула. Она собиралась вырвать эту победу зубами, и Танос понял, что если Небула сейчас проиграет, все его многомесячные попытки сближения полетят флеркену под хвост.       И он поддался.       Незаметно подыграл Небуле, хотя и без того был уверен, что она способна победить сама (просто этим вечером ему чертовски некстати везло). По торжествующему лицу дочери и по понимающей полуулыбке Пеппер Танос убедился, что всё сделал правильно. И этому родительскому успеху он радовался бы ещё очень долго, если бы внезапно прямо над самым ухом не раздался звонкий голос, спустивший его с небес на землю.       – А теперь кукарейкай, – для Мантис слово было новым и необычным, и ей не терпелось узнать, что за ним стоит. – Проиграл — должен кукарейкать. Лезь под стол.       Условия проигрыша совершенно вылетели у Таноса из головы. Титан растерялся:       – Да я не умею, – Танос понимал, что от него требуется, не больше, чем Мантис. – Покажите, как надо…       – Ага! Хитрый какой, – Валькирия решила, что титан прикидывается и хочет, чтобы сперва попозорился кто-то из них. – Давай, как умеешь.       – Что это за звук вообще должен быть? – Танос собирался честно выполнить условия договора и, готовый лезть под стол, уже опустился перед ним на колени, но добиться объяснений никак не удавалось.       Уставшая от тягомотины Шури решила облегчить титану задачу:       – Просто любую птицу изобрази.       – Так это птица… – наконец получив хоть какую-то информацию, пробурчал себе под нос Танос и, на мгновение замолчав, неожиданно для всех засвистел.       Замысловатая тонкая мелодия, подобная соловьиной трели, разнеслась по отсеку, наполняя его чем-то прозрачным и лёгким. Женщины все как одна замерли, боясь пошевелиться. И никто даже не подумал указать Таносу на то, что со звуком он ошибся.       – Красиво кукарейкаешь… – подперев кулаком голову, мечтательно протянула Мантис, когда Танос закончил.       – Вау… – только и выдохнула Шури. – Где ты… Как?!.       Вставая, Танос небрежно махнул рукой:       – Один знакомый центаврианец научил…