Countdown to extinction

      David Ellefson       Никто из нас не забудет начала всего этого ада. Тот незапамятный апрель две тысячи десятого года, когда начало твориться дерьмо. Можно отрицать это сколько угодно, но банальный человеческий пофигизм был причиной всех бед. Никто не придал значения вспышке вируса случившейся в глухой провинции на севере Испании. Подобные вещи случались всегда и всегда благополучно разрешались… вот только раньше человечеству не приходилось сталкиваться с вирусом вроде этого. Передавался он очень легко: по воздуху, так же через слюну и кровь, хотя последние два гарантировали стопроцентную вероятность заражения. После не долгой, мучительной болезни человек умирал в страшной агонии, затем поднимался на ноги и кидался на живых стараясь их… сожрать. Убить зомби, особенно не обладая оружием, было довольно проблемно, и, учитывая то, что средствами самообороны обладали немногие представители мирного населения много народу было пожрано и превращено в кровожадных тварей.       Спустя какое-то время была создана вакцина от этой заразы. Но, к сожалению, было уже слишком поздно: это дерьмо распространилось по всему миру, поработив около восьмидесяти процентов представителей человеческой расы. Людей было слишком много, чтобы спасти всех. Вакцины не хватало, но сам факт её существования давал человечеству надежду…

***

      Когда эта инфекция достигла нашего города, эпидемия накатывала на него постепенно, словно предупреждая жителей: «пришла пора отсюда валить». Я это прекрасно понимал, но был слишком пофигистичен, чтобы предпринять какие-либо попытки спасти свою шкуру. Хотя, если подумать, куда бы я ломанулся из Анжелеса? Вся страна… Да какой там страна — весь мир медленно, но верно заполнялся этой фигней и отрицать это было невозможно. Короче, «попытки к бегству» были бесполезны, и я остался в LA, подобно Роберту Невилю запасся жратвой, питьевой водой, притащил домой пару электрогенераторов, к одному из которых подключил все наворованные морозильные камеры, в которых хранилась еда, второй оставил про запас. Раздобыть халявные холодильники в условиях массовой паники было нетрудно, с провиантом дела обстояли сложнее, но и с этой задачей я справился, с избытком, заблаговременно запасшись хавычем. Так же мне пришлось установить на окна своей квартирки стальные жалюзи и позаботиться о безопасности своей входной двери. К тому же я умудрился раздобыть хреновенький, но всё же стволик: какой-то старенький кольт (сейчас я даже не вспомню, какой модели) и немного патронов к нему.       И вот, когда я уже начал думать, что полностью защищен в своем скромном убежище, я заперся от внешнего мира, заселенного толпами всяческой нечисти, решив пережидать здесь, сколько возможно… В первый же день у меня развилось какое-то дерьмовое чувство, вроде клаустрофобии — я ощущал себя запертым в своей тесной квартире, замурованным заживо, отрезанным от мира. Чувство безысходности овладевало мной, заставляя с каждой секундой всё сильнее хотеть выйти наружу, чего бы мне это не стоило. Подобные вещи иногда происходят с солдатами на войне, когда во время бомбежки человеку становится невмоготу сидеть в блиндаже, замкнутое пространство, царящий снаружи хаос и чувство безысходности давят на психику и единственное, чего ему хочется это выбраться «на волю», пусть даже там его и ждет верная смерть… Короче, этому нельзя было поддаваться, как нельзя было поддаваться безумию, что медленно могло начать овладевать любым в схожих условиях.       Потом из этого гребанного состояния зверюшки, загнанной в угол меня вывел телефонный звонок (удивительно, но мобильная связь, несмотря ни на что, всё еще работала). Звонил знакомый моих родителей. Он рассказал мне, что в дом моей семьи вторглась какая-то здоровая тварь и всех порвала… Я не знаю, что меня шокировало больше: известие о смерти родных, или тот факт, что некое существо оказалось достаточно сильным, чтобы ворваться в хорошо защищенное жилище. В самом начале всей «заварушки» я связывался с родней, и все они в один голос утверждали, что следует собраться всем вместе, и я просто обязан присоединиться к ним в их доме-крепости. Тогда я еще думал, что сглупил, отказавшись от приглашения. Твою мать… они все мертвы… вся моя семья… и я мог быть одним из них… Потом меня вдруг охватила паника: что если монстрятина, вроде той, что напала на мою семью явится сюда?       Вдруг за дверью послышалось какое-то шуршание. Сердце замерло в груди, дыхание перехватило, всё внутри похолодело. Я схватил оружие, что лежало на столике в прихожей и, направив его на источник шума, начал прислушиваться. Снаружи раздалось несколько выстрелов, чей-то крик, жуткое рычание, потом всё смолкло… Внезапно моя дверь с шумом распахивается от мощного удара ноги и в комнату влетает рыжеволосый парень, резко разворачивается, делает два выстрела из какого-то крупнокалиберного пистолета, добивает пару зомби, что находились в коридоре, за моей дверью, затем оборачивается ко мне и спокойно говорит:       — Брат, отсюда надо выбираться. И чем скорее, тем лучше.       Потом он поделился со мной оружием и боеприпасами и велел следовать за ним, предварительно переодевшись во что-нибудь из плотной ткани, закрывающее как можно больше тела. Сам же парень был одет в легкую куртку, застегнутую «до предела», грубые джинсы, пару черных перчаток и темный платок, закрывающий шею, на ногах же красовались тяжелые ботинки. На вид ему было лет двадцать пять, не больше, следовательно, он был старше меня максимум на три года, но, почему-то я решил безоговорочно довериться ему, как если бы он был бы мне отцом, или лицом его заменяющим. Короче я надел пару плотных штанов, натянул тугую водолазку, поверх которой накинул ветровку, на руки нацепил перчатки и обулся в первые попавшиеся кроссовки (быть может, не самая качественная и прочная обувь, но зато в ней я смогу достаточно быстро бегать).       Мы вышли на улицу, где нас уже ждали трое: пацаненок лет шестнадцати и еще пара ребят. Большие серо-голубые глаза парнишки, выражавшие смесь страха, неверия и какой-то детской наивности, в сочетании со светло-шатенистыми волосами и тонкими чертами лица делали его похожим на ангела с какой-нибудь картины эпохи возрождения — невинное создание, которому тут, в городе мертвых, совсем не место; парень лет двадцати пяти чье лицо украшали обрамлявшие его длинные светлые волосы и карие глаза, отстраненно глядящие куда-то вдаль; и еще один чувачек лет двадцати, в зеленых глазах которого отражался тщательно скрываемый страх.       — Дэйв, где ты пропадал? — взволнованно спросил пацаненок у моего спутника.       — Прости, я немного задержался — пришлось кое-кого спасти, — тезка кивнул на меня.       — «Спасти»? — Я не мог поверить своим ушам. — Меня?       — Ну, а разве нет? Долго бы ты протянул там, в своем «убежище», дверь которого выломать не составило труда даже простому парню вроде меня!       — Ну… — протянул я, сознавая, что он абсолютно прав, — а какова альтернатива? Каков ваш план?       — Надо драпать из города и направляться в лагерь военных находящийся в паре километров от Лос Анжелеса, — пояснил один из парней.       — Ясно, — кивнул я.       Мы двинулись в путь. Пацаненок, которого, как выяснилось, звали Томом, сначала предлагал найти какое-нибудь транспортное средство, но все дороги были настолько «загажены» следами паники охватившей город накануне, что вряд ли нам удалось бы беспрепятственно проехать хотя бы двести метров. Повсюду были разбитые автомобили, мусор и трупы. Много трупов. Я не знаю, почему они не вернулись к жизни (быть может для этого просто нужно немного больше времени), но атмосферу отчаяния и обреченности в скупе с сиротливыми бесцельно бредущими, пошатывающимися зомби-одиночками, встречающимися на нашем пути, они создавали идеально.       Вдруг, за очередным поворотом, нас посетила нежданная удача в виде магазинчика по продаже оружия, встреченного нами по пути. Хотя логичнее всего было бы предположить, что магазин давно уже разграблен, мы решили попытать счастья, и пробрались вовнутрь, дабы проверить, не осталось ли чего на нашу долю.       Внутри царил хаос: разгромленные полки, разбитые витрины, развороченные стеллажи, грубо вскрытые сейфы, пустые коробки от оружия и патронов, кобуры, и прочий никому не понадобившийся хлам был разбросан повсюду и лишь одна тяжелая бронированная дверь с кодовым замком, ведущая вероятно в соседнее помещение была нетронута. Мы побродили вокруг, взяли пару стволов, на которые почему-то никто не польстился и чудом уцелевшую коробку патронов типа «магнум», уже собирались уходить, когда Том радостно взвизгнул, найдя записку с кодом, который, по его мнению, должен был открывать дверь ведущую, вполне возможно, на склад оружия. Пацаненок тут же бросился к двери, резво набирая цифры на клавиатуре кодового замка.       — Том, не надо, — прошептал я, интуитивно почувствовав что-то неладное.       Паренек меня, конечно, не услышал, а если бы и услышал, вряд ли придал бы значение моим словам. Он со счастливой улыбкой на лице аккуратно, словно не веря в то, что всё оказалось так просто, взялся за ручку двери и потянул её на себя. Дверца сдвинулась с места, улыбка на лице мальчика стала шире, глаза его сияли как у ребенка в рождественское утро… И в следующую же секунду, из дверей, на него бросилось здоровенное существо, мгновенно повалившее беднягу на пол и грызанувшее за шею. Пацаненок взвыл, в отчаянии тщетно попытавшись стряхнуть с себя существо, напрочь забыв о своем оружии, и был вновь укушен, на сей раз в плечо. Большие глаза мальчика расширились до невероятных размеров, в них отражался нечеловеческий страх, из полуоткрытых губ вырывался беззвучный крик. Тварь, что была раза в полтора больше Тома, готова была сделать еще один укус, как вдруг раздался выстрел, и патрон сорок пятого калибра заставил её успокоиться.       Мастейн опустил оружие и подошел к пацаненку, который часто дыша, тихо лежал, устремив свои огромные детские глаза в потолок.       — Парень, ты как? — тихо спросил Дэйв.       — Я в порядке, — прохрипел мальчик, с трудом произнося слова, — мне совсем не больно… может это шок… Дэйв, я не хочу… не хочу… я не…       — Успокойся, всё будет хорошо, — заверил бедолагу Мастейн.       — Ну, по крайней мере… — недоговорил Том и отключился.       Грудная клетка паренька тяжело вздымалась, из глубоких ран медленно вытекала кровь, лицо стало белым как алебастр. Я предложил оказать парню первую помощь: обработать поврежденные места и перебинтовать, а когда придет в себя дать обезболивающего, что имелось у Дэйва. Остальные моего мнения не разделили, заверив меня в том, что это лишь продлит мучения бедняги, который уже и так обречен. Я начал спорить с ними, но в итоге сдался, поняв, что всё действительно бесполезно… Том чуть зашевелился и начал, не приходя в себя, тихонько поскуливать от боли. Дэйв поднял пистолет, направив его на голову паренька. Все, включая меня, дали свое молчаливое согласие на действие, которое собирался произвести Мастейн, сознавая, что так будет лучше, но тот медлил, не решаясь закончить страдания мальчишки, только-только начавшего жизнь.       Палец Дэйва медленно начал давить на курок, боек пистолета стал потихоньку опускаться вниз. Еще мгновение и раздастся выстрел…       — Дэйв! Стой! — непроизвольно вырвалось у меня.       — Что, — злобно прошипел Мастейн, словно говоря: «если хочешь, попробуй сам это сделать».       — Так нельзя…       — И что ты предлагаешь сделать? У тебя есть какие-то идеи? — со стальными нотками в голосе, произнес Дэйв — ему всё это тоже не нравилось.       Я не нашел что ответить, понимая абсолютную правоту своего тезки, который вновь навел ствол на свою цель, которая уже начинала метаться в агонии. Я закрыл глаза. Прозвучал выстрел. Парнишка с красивыми детскими глазами был мертв.

***

      Мы бредем по улицам города. Настроение не поганое, оно просто ужасно, охренительно, адски, хреновое. Делаем пятый «перекур» за каких-то полтора часа пути. Останавливаемся мы прямо на улице — искать временное убежище в каком-нибудь помещении может оказаться себе дороже. Дэйв и один из ребят усаживаются на ступеньки, ведущие к входу одного из зданий, второй адаптирует в себе качестве стула какой-то ящик, а я приваливаюсь спиной к стене. Я был настолько погружен в свои мысли, что даже не заметил, что «стеной», на которую я оперся, было наспех заколоченное досками окно. До сих пор удивляюсь такой неосмотрительности с моей стороны… В общем дальше события развивались в лучших традициях жанра: сквозь плохо прибитые доски просунулось несколько пар рук живых мертвецов, пытавшихся затянуть меня вовнутрь оконного проема. Я инстинктивно рванулся вперед, чтобы вырваться из цепких лап, но тщетно. Мной овладела паника, чувство глупого животного, попавшегося в капкан, и я принялся тупо рваться из плена разлагающихся рук. Вскоре сквозь прорехи в досках пробралась голова одного из зомби и вгрызлась мне гнилыми зубами прямо в горло, с легкостью прорвав ворот водолазки. Я заорал, скорее от неожиданности, чем от боли или страха. Кто-то из ребят принялся отстреливать конечности трупачины, и мне удалось-таки обрести свободу.       Отбежав от злополучного окна на приличное расстояние, я прикоснулся к своей шее. Боли я пока не чувствовал, но рана, похоже была глубокой, и я уже собирался, не в самой мягкой форме, поделиться своим мнением относительно случившегося, как вдруг заметил, что к нам быстрыми скачками приближается здоровенное существо с острыми когтями на хорошо развитых передних лапах. Я принялся обстреливать тварь, но бесполезно — моё оружие было недостаточно мощным, да и прицелиться в столь быстро передвигающуюся прыжками цель немного проблемно. Мастейн сделал выстрел из револьвера сорок пятого калибра и… промахнулся, после чего грубо выругался. Магнум не обладал хорошей скорострельностью и много выстрелов за короткий промежуток времени Дэйв сделать не мог, а существо приближалось слишком быстро, и уже через пару секунд прикончило двоих наших ребят — одного размозжив голову ударом сильной когтистой лапы, другого более мучительно — вгрызшись ему заживо в кишки. Тут-то его и прикончил Мастейн, метким выстрелом из крупнокалиберной пушки. Я зашагал по направлению к еще дышащему парню, которого выбрало в качестве своей второй жертвы чудовище и уже через секунду в мою ногу впился своими погаными зубами какой-то зомби, на которого я после случившегося не обратил внимания. Я вновь заорал, скорее от неожиданности, и Дэйв тут же, не пожалев «магнумовского» патрона, пристрелил трупачинку, после чего раздаженно сказал, обращаясь ко мне:       — Дэвид, ты не мог бы хотя бы под ноги себе смотреть? В нынешние времена нужно хоть маленько думать и соблюдать меры предосторожности. Или я должен сейчас еще с тобой нянчиться?       Я не ответил. Мастейн спокойно подошел к уже «успокоившемуся» парню, что дышал еще полминуты назад, потрогал пульс и скорбно покачал головой. Потом, не слова не говоря оказал мне первую помощь, по быстрому перебинтовав раны и сказав, что нам нужно как можно скорее убираться отсюда, дал мне свою руку в качестве поддержки, и мы зашагали вперед так быстро, как это только было возможно.

***

      Мы еле тащимся вперед по этому проклятому городу. Дэйв почти несет мое ослабшее тело на себе. Я умоляю его меня бросить, ибо сейчас мы представляем из себя легкую мишень для любого зомби или мутанта, но Мастейн и слушать не хочет, утверждая, что мы уже потеряли и так слишком много людей. И вот я плетусь дальше, еле переставляя ноги, ощущая, как с каждой секундой всё больше слабею. Но, что еще хуже, я постепенно начинаю ощущать в себе какие-то нехорошие изменения: нечто, затмевая разум, медленно словно начинает завладевать моим рассудком и телом, заставляя ощущать потерю всех чувств и ощущений, кроме нарастающего чувства неестественного, всепоглощающего голода. Я знаю, что это может значить только одно, и я прошу Дэйва меня пристрелить, но тот лишь велит мне заткнуться и когда силы окончательно оставляют меня, взваливает меня на свои плечи и тащит на себе.       Я не знаю, откуда в этом парне взялось столько сил, чтобы нести кого-то столь долгое время и почему он спасал мою шкуру, рискуя собственной жизнью, но к вечеру, с многочисленными передышками, мы добираемся до безопасного места, в котором было решено переждать ночь. Мастейн аккуратно уложил меня на пол и принялся рыться в своей сумке. Я к тому моменту был уже совсем плох и боялся, что могу «восстать» в любой момент и наброситься на Дэйва с одной лишь целью — его сожрать, дабы унять этот нечеловеческий голод, болезненными ощущениями распространявшийся по всему телу. В очередной раз я подумал над тем, чтобы попросить меня прикончить, хотя уже не был так уверен, что хочу этого — внезапно во мне проснулась просто охренительная жажда жизни. Мастейн наконец победно извлек из сумки какую-то коробку, раскрыл её и вытащил оттуда шприц, две зеркальные ампулы и упаковку ваты с бутылочкой спирта. Аккуратно вскрыв пузырьки прилагающийся к ним стеклорезом, Дэйв набрал их содержимое в шприц и, постучав по нему пальцем, избавился от пузырьков воздуха в жидкости бледно-зеленого цвета, потом протер мою руку заранее подготовленной ваткой, ввел в мою вену иглу и впустил в мой организм спасительную вакцину.       — Теперь тебе должно стать легче, — заверил меня Мастейн.       Потом, вероятно заметив, что его слова меня не особо ободрили, добавил:       — Это апокалипсис, брат, так что можешь воспринимать всё это как часть той романтики из фильмов, которыми нас «кормили» в детстве.       Я вдруг почувствовал себя совсем хреново, и в моей голове пронеслась мысль о смерти: «что если вакцина гарантировала мне исцеление от вируса, но не излечивание моих ран, которые вполне могут оказаться смертельными?».       — Знаешь, Дэйв, так странно — когда я был маленьким, я так безумно мечтал о настоящем зомби-апокалипсисе, — хрен знает, почему мне приспичило рассказать об этом Мастейну, но в тот момент был более чем уверен, что в последние мгновения своей жизни должен рассказать именно об этом. Глупо, знаю, но что поделать? — Я просто грезил об этом. Каждый день представлял, что бы я делал, если бы сегодня «случилось страшное»…       — Ну, в таком случае тебе надо радоваться, — ухмыльнулся Дэйв.       Мне было похрен на его колкость и на то, что он не воспринимает мою смерть и последние слова серьезно, я продолжал:       — Иногда я даже представлял, как умираю средь всего этого ада… Каким же придурком я был… А вообще… все эти книги, фильмы, игры… человечество так мечтало об апокалипсисе… какими же мы все были… идиотами… — слабея проговорил я, и отрубился.

***

      Пришел в себя я уже ближе к утру. Мне было гораздо лучше, чем накануне и мне стало страшно неловко за «свои последние мгновения жизни».       Дэйв сидел рядом и начищал свое оружие, заметив, что я пришел в себя, он тут же поприветствовал меня:       — С воскрешением из мертвых тебя!       Ухмылка расплылась по его лицу, и я почувствовал себя еще гаже, я почувствовал себя конченым паникером. И чтобы хоть как-то избавиться от этого поганого чувства, я решил перевести беседу в другое русло:       — Дэйв, можно тебя спросить? А откуда у тебя эта вакцина? Вряд ли она могла просто так попасть в руки простого человека вроде тебя.       Я ждал от Мастейна любого ответа на этот вопрос «в лоб», только не откровенности, но я ошибся, услышав из уст Дэйва, я более чем уверен, что правду:       — Незадолго до того, как мы нашли тебя, наша компашка наткнулась на умирающего солдата — одного из тех, что работают непосредственно на правительство. Перед смертью он передал нам образцы вакцины и рассказал куда нам следует идти… Взамен он попросил только одну вещь — пристрелить его…       — Ясно, — коротко ответил я, не став вдаваться в подробности.       Какое-то время мы просидели молча, потом расстались со своим временным убежищем и тронулись в путь, уже к вечеру достигнув своей цели.