Софиты и глянец

Софиты и глянец, я иностранец Для своей собственной души (Burito — По волнам)

Кёко неуверенно посмотрела в сторону Токио. За два года, проведённые в Америке, она немного подзабыла мегаполис: тихий, но многолюдный, разнообразный, но такой строгий к традициям. Токио разительно отличался от того же Нью-Йорка, и это как тревожило, так и будоражило молодую актрису. Ей предстоит много встреч. Ещё больше разговоров. И, наверное, ещё больше выговоров, ведь Кёко банально сбежала.  Точкой невозврата стало покушение. Точкой спасения — контракт, отправляющий в Америку. Тогда Кёко не хотела иметь никаких контактов с близкими людьми. Даже любимая подруга Моко получала лишь скудные письма на электронную почту: «Я в порядке. Скучаю. Прости меня». От неё Кёко ждала особенной взбучки. А ещё было очень страшно видеться с ним… Кёко встряхнула головой и уверенно спустилась по трапу. Сейчас она — американская модель, начинающая кинозвезда, протеже папы, то есть Ку, ну, и немного Джулии. Семья Хизури — единственная, кто смог к ней пробиться за эти два года. В первую же неделю в Америке Ку нашёл её и чуть ли не силой привёл к себе домой.  Полгода она жила под их опекой. Потом сняла квартиру, но на выходных все равно приезжала к ним. Всё-таки любовь, что они дарили ей, была слишком притягательной для разбитого в очередной раз сердца Кёко. Семья Хизури не знала причин, почему она в таком состоянии, почему так срочно переехала из Японии, а главное из-за кого она бежит от любой связи с родиной. Президент молчал, хотя Ку догадывался, что не без его помощи Кёко предложили работу в Америке. Он всё-таки был её опекуном, и никогда бы не отпустил перспективную актрису в свободное плавание без видимой на то причины.  — Как хорошо снова вернуться домой, да Эми? — Мой дом — Америка, Ку, и ты это знаешь, — усмехнулась блондинка, оборачиваясь, подмигнула актёру. Только в машине, спрятавшись от журналистов и многочисленных вспышек камер, под пристальным взглядом Ку, Кёко сняла маску американской топ-модели. — Ладно-ладно, я соскучилась по Токио. Ты прав, папа, — искренне улыбнулась Кёко, заговорив наконец-то на японском. — Ты же мне подыграешь в моем маленьком спектакле?  — Два года подыгрывал, а сейчас перестану? Ни за что, Кёко. Из машины вместе с Ку вышла уже Эмили. Кошачья походка, полуулыбка на губах и взгляд королевы. Даже привыкшие к звёздам сотрудники LME, оборачивались на американскую модель. В отличие от Кёко Эмили забывала о вежливости, была раскованной, сексуальной и желанной. У неё не было отбоя от поклонников, её узнавали на улицах, и прежде всего она — модель как для глянца, так и для дефиле. Благодаря Ку, чего никогда не скрывала и не стеснялась, мелькнула пару раз в рекламах. И хотя её актёрские данные оценили, сама Эмили не тянулась к миру кино. Так Кёко сотворила почти полную противоположность себя. Только вот и Эмили, и Кёко никогда не испытывали взаимной любви. Первая не нашла своего идеала в своих многочисленных кавалерах, вторая дважды осталась с разбитым сердцем. Как только двери в кабинет президента закрылись, Лори вскочил со своего кресла и обнял Эмили. Кёко держала маску недовольства, отвращения и капельку непонимания происходящего в глазах.  — Могами, я так рад тебя видеть здесь! Боже, она совсем у тебя исхудала, Ку! Ты её объедал! И хватит тут при мне играть, Могами Кёко! — тараторил президент. Девушка склонилась в поклоне.  — Рада снова вас видеть, Такарада. — А я как рад, Могами! Наконец-то ты вернулась обратно домой.  Кёко еле успела прикусить язык, чтобы не ляпнуть, что теперь её дом — Америка. — Такарада, я не уверена, что останусь надолго в Японии, — тихонечко начала девушка. — Как не уверена? О чём ты, Могами? — Я приехала сюда, чтобы раскрыть свою личность в роли Эмили и вернуться в Америку. Один из режиссёров после рекламы просто мечтает взять меня в свою картину. Конечно, будут ещё пробы, но… — Ты снова хочешь уехать. А как же твои близкие?  — Если вы меня отпускаете, президент, то у меня развязаны руки. С друзьями и коллегами я разберусь, — уверенным тоном ответила Кёко. Она не давала шанса сбить себя с намеченной цели.  — Кёко, милая, я понимаю, ты была немного напугана происходящим… но я надеялся, что Америка тебе поможет восстановиться и вернёт в нужное русло, — Такарада сел в своё кресло, устало вздыхая и поглядывая на невозмутимую актрису. — Вы правы. Америка помогла мне снова играть спокойно под софитами, но… — Кёко потребовалось несколько секунд, чтобы перевести дух и продолжить. — Но я всё ещё боюсь, что это повторится. В Америке нет его. А значит нет его поклонниц, которым я мешаю. Я слишком устала бороться, Такарада.  — И ты просто всё оставишь как есть?  — Да.  Кёко вышла из кабинета уже в роли Эмили, хотя её душили слёзы. Ей хотелось кричать, разбивать предметы вокруг себя и чтобы её наконец-то полюбили в ответ. Искренне.  У неё осталась последняя надежда. И пусть она получит её обратно вместе с граблями, которые так любит. В конце концов, бог любит троицу. Рингтон телефона вырвал из болезненных мыслей. — Хей, малышка, как насчёт небольшого клипа? — Тебе нельзя отказывать. Где вы там с Максом?  Эмили открыла дверь в студию, но вошла уже Кёко. Ей улыбались режиссёр и оператор Макс и певица Леа. Именно они вытащили её из Японии, предложив контракт. И именно они раскрыли талант Кёко: актриса сбилась, сколько ролей отыграла для их клипов. Даже президент не знал, что Кёко до сих пор работает с ними. Официально — она отсняла несколько клипов и дальше играла исключительно Эмили. Но сотрудничество продолжалось несколько лет. Леа писала музыку, а Кёко с Максом оживляли песню. Вся их группа называлась: «Неизвестные». Мир не знал имен, внешнего вида и даже сколько человек в группе.  — Мы чуть-чуть переснимем для последнего клипа… — Я что-то не так отыграла? — с беспокойством спросила Кёко. — Как ты смотришь на то, чтобы в конце раскрыть свою личность? Ты ведь за этим приехала в Японию, — улыбнулся Макс, отвлекаясь от настройки аппаратуры. — Спасибо огромное, это очень ценно для меня. Всё, что вы сделали и делаете для меня, — склонилась в низком поклоне Кёко, пряча непрошенные слёзы. — Брось, малышка! Мы взорвём все СМИ! Прорвёмся в чарты! Будем на обложках журналов! — вскочила в порыве эмоций Леа и, схватив за руки Кёко, начала кружиться по комнате. — С обложками ты загнула, дорогая. Там будет только Кёко. Мы с тобой вряд ли, — прагматично напомнил Макс. — Напомни, почему я согласилась на сокрытие наших милых лиц? — Потому что жёлтая пресса — зло, а мы не хотим, чтобы нашего сына коснулись эти чокнутые акулы. Леа тяжело вздохнула, но затихла. Этот разговор часто возникал между ними. Кёко понимала обоих. Всегда приятно внимание, но оно бывает слишком навязчивым.  — Кстати, когда отправимся в Киото?  — Завтра утром. Билеты я купила, — улыбнулась Кёко. — А сейчас хочу быстро расправиться с работой и встретиться с близкими.  Встреча с Моко получилась слишком эмоциональной. Хотя бы потому что Канаэ влепила пощёчину и разрыдалась. Всё было как в их первой совместной работе на пробах в рекламе. Только уже по-настоящему. Кёко извинялась, Канаэ плакала, и всё этого не было, если бы не один мужчина. — Так значит тебя приревновали и… попытались убить? Серьёзно?  Они сидели у Моко в квартире, пили глинтвейн и обсуждали всё, что не могли рассказать друг другу за эти два года. — Угу, — покрепче сжала кружку Кёко. — Если бы не тренировки на роль Момидзи, меня бы накрыло софитами. А так только нога пострадала. — И как ты находишь такие приключения на свою голову?  — Самой бы кто объяснил. На часах было уже утро. Кёко уговаривала себе признаться лучшей подруге в ещё одной авантюре. — Моко… Я… — Канаэ терпеливо ждала, понимая, что нужно дать время. — Я люблю одного человека. Безответно. И я хочу узнать, есть ли хоть малый шанс… хочу уехать в Америку с папой и со своим сердцем… Пускай разбитым вдребезги, но не с болезненной надеждой внутри. Я слишком устала бороться и врать самой себе, мне нужна правда.  Канаэ села вплотную к Кёко и обняла подругу за плечи. Оставшееся время они провели в тишине, в немой поддержке друг к другу. — Я ещё вернусь в Токио, но если не сможем встретиться, то жду тебя в Америке. — Ещё чего. Сама прилетай, у меня нет папика, который может оплатить перелёт и внеплановый отпуск в Америке. — Моко! Ку мне не помогает финансово! — свела недовольно бровки Кёко. — Ага, и подарки не дарит, — Канаэ обняла немного обиженную подругу. — Я постараюсь, но надеюсь, что ты останешься, — тихонько добавила актриса. Пока Кёко снималась в Киото, клип вместе с ней и расскрытием тайны личности Эмили прогремел на две страны: США и Японию. Все СМИ искали Могами, копали на неё материал и трезвонили в агентство. Такарада был в ярости. Его любимая актриса в тихаря стала такой популярной, а он и не знал! Да где это видано?! А главный покрыватель сидит напротив и уминает то ли пятую, то ли шестую тарелку еды. — Скажу честно, это не всё, что она запланировала, так что готовься, — с набитым ртом посоветовал Ку.  Через несколько дней Кёко вновь появилась на экранах. На этот раз в интервью на самом популярном шоу. Конечно, она не говорила, что на неё было покушение, из-за чего уехала. Просто случайность, просто новая возможность. Такое бывает. — Могами, вы прекрасны! — сделал комплимент ведущий. — Спасибо, — улыбнулась Кёко. — Нет правда! Как у такой прекрасной девушки ещё нет возлюбленного? Кёко ждала этого вопроса. Ждала со страхом, с больным сердцем, но больше боялась его не получить. — На самом деле я влюблена, но боюсь, что безответно. — И в кого же? — придвинулся ближе ведущий. — Я скажу, если только он ответит мне взаимностью, — грустно улыбнулась актриса. — И моё признание будет необычным. Я сделала его с помощью клипа, посещая все места, что связывали нас, показывая то, что видели мы оба. Надеюсь, он увидит это.  — И сколько же вы готовы ждать?  — Неделю. Потом я вернусь в Америку. Поэтому я жду, тебя, — смотря ровно в камеру почти прошептала Кёко, заставляя телезрителей затаить дыхание. После окончания интервью включили клип*. Коридоры LME, сад с рёканом, автомобиль на трассе. Кёко счастливо улыбалась с экранов, довольно прыгая в волнах где-то на Гуаме, а вот уже с камня на камень в речке в Киото. Парк где-то в Токио, дорогой бутик с готической одеждой, съемочные павильоны. На последних кадрах Кёко лежала на траве в тени деревьев, и ей протягивали руки Ку и Джулия. Смог ли он разгадать её замысел? Кёко сидела под боком у Ку и слушала, как Джулия, чуть ли не плача, просит поскорее их вернуться домой. — Ещё немного, мам. Я подожду ещё чуть-чуть. Но время шло. Неделя истекала. Билеты на обратную дорогу уже взяты. — Я убью его, — коротко бросил Ку, стоя рядом с такси в аэропорт и смотря на то, как у Кёко тряслись руки. Сможет ли она после такого вернуться в Японию? В аэропорту её провожали Такарада и Канаэ. Мария, как оказалось, была в штатах вместе с отцом и умоляла Кёко встретиться с ней. — Он не заслуживает тебя, — махнула рукой Канаэ. — Только идиот может упустить такую девушку, — мужчины поддержали Котонами кивками. — Спасибо, — грустно улыбнулась Кёко. Она храбрилась. Но твердила одно: сбегать нельзя. Это её новая страница в жизни. С семьёй, с друзьями, с близкими людьми.  Сдан чемодан, штамп в паспорт и вот уже выход. До посадки еще тридцать минут.  — Кёко, милая, может поедим?  — Иди, па. Я посижу здесь с музыкой. — Точно?  — Никуда не денусь.  Ку ушёл в поисках больших тарелок. Кёко же открыла плейлист. Как назло на глаза попадались лишь грустные песни про расставания, слёзы и одиночество. Кто-то сел напротив неё, но актриса решила, что это просто вернулся Ку, поэтому продолжила искать песню для поднятия настроения. — В тебе и вправду живёт солнце°. Кёко замерла. С ней говорили на английском. Но голос был не Ку. Но она знала этот голос слишком хорошо. Мягкий баритон.  — Не думал, что ты вернёшься с таким размахом. На губах полуулыбка.  — И уж тем более, что признаешься мне, а не моему персонажу.  Зелёные глаза. В них было слишком много всего. Наконец-то Кёко видела искренние чувства в своём собеседнике. — Ты не знаешь меня. — Ошибаешься, — на выдохе произнесла Кёко. — Тебя почти убили из-за меня, — руки, сомкнутые в кулак, побелели.  — Не из-за тебя.  — Но ты.! — Пострадала по собственной глупости! — спустя несколько мгновений Кёко встала и пересела на сторону собеседника. Она мягко коснулась сомкнутых пальцев. — Куон. Просто ответь на моё признание. Честно. Без масок. Я уже не маленькая девочка. И я… я устала так жить. — Не отдам. Поцелуй. Хотелось бы соврать, что первый, но она целовала Корна. Но сейчас Кёко точно знала, чьи губы, что согласна, что нужна. Мягкое касание, словно проверка, а правда ли это. Оттянутая нижняя губа, как вызов, отражающий настоящую натуру партнера. Её руки в мягких волосах в попытке найти реальность. Его — тянут всё ближе к себе, чтобы не позволить сбежать. Звон разбитой посуды заставил оторваться. Ку смотрел в шоке на раскрасневшихся детей. — Я тоже рад тебя видеть, пап. Сделаем сюрприз маме? А лучше и Такараде заодно, — искренне улыбался Куон. Через несколько дней президенту LME приходит письмо на электронную почту от его любимой актрисы с прикрепленной фотографией. «Спасибо вам за всё, президент. Еле уговорила Куона хотя бы отправить вам фотографию до выхода номера в продажу».  На обложке американского журнала красовалась чета Хизури и их сын вместе со своей невестой — Кёко Могами.  — Вот, черти… Себастьян, тащи лучший коньяк, что у меня есть!