Часть 1
14 сентября 2019 г. в 18:22
Ромал раздражённо ходил по вагону. Он никак не мог поверить в то, что произошло пару дней назад. А произошло вот что…
… Кондуктор работал как всегда, пока не стал бледный, как бумага, и его глаза не заблестели.
— С тобой все нормально? — спросил тогда Ромал. Сонни кивнул, что все хорошо, но затем упал в обморок. Приехавший врач поставил диагноз — туберкулёз лёгких, и перевёл кондуктора в реанимацию.
… Ромал вздрогнул от шума открывающейся двери, это были Бадди и Гилберт.
— Вы хотели нам что-то сказать? — спросил Бадди.
— Да. Кондуктор тяжело болен.
Врач сказал, что дня два он протянет, а больше не обещал. Я собираюсь его навестить, пойдёте со мной? — спросил Ромал и внимательно посмотрел на детей.
— Да, конечно, — с готовностью ответил Бадди, Гилберт просто кивнул.
Через пару часов они были в больнице. К кондуктору их не пустили, и они ожидали в коридоре.
— А с чего началась его болезнь? — спросил Бадди у Ромала. Тот начал рассказывать:
— Кондуктор часто чувствовал слабость, у него кружилась голова, он отказывался от еды и воды. Так продолжалось больше трёх дней. Потом он начал падать в обморок, и врачи обнаружили туберкулёз лёгких в тяжёлой форме.
Тут двери открылись и врач пригласил одного зайти в палату. Пошёл Ромал.
Сонни лежал на постели, повернув голову к стене. Весь он казался маленьким, с исхудалым лицом, на котором чудесно сверкали два чёрных глаза.
Ромал подошёл к постели кондуктора совсем близко. Он хотел обнять его. Тут в палату тихо вошли Бадди и Гилберт и осторожно приблизились к кровати кондуктора.
— Сонни, трудно тебе? — тихо спросил Ромал, стараясь вложить в вопрос как можно больше нежности и ласки.
Сонни неторопливо отвёл от стены свои блестящие глаза и взглянул на всех.
— Трудно, Ромал, — проговорил он каким-то глухим, хриплым голосом. — Трудно!
Сонни приподнялся на постели и поцеловал Гилберта, затем обнял Бадди и Ромала, а потом устало опустился на подушку.
— Ромал, возьми, — прошептал Сонни, протягивая Ромалу небольшой медальон. — Я хочу, чтобы он был у тебя.
Ромал бережно принял медальон и смахнул слезу.
Гилберт, не сумев сдержать слез, кинулся на грудь к дяде. Тот нежно прижал его к себе и тихо прошептал:
— Прости, родной. Простите все меня.
Новая тишина воцарилась в комнате. Только тиканье часов нарушало воцарившееся безмолвие… Пошла минута, другая — тишина. Сонни дремал, положив одну руку на грудь, а второй перебирая складки простыни.
— Сонни, — тихо позвал Ромал.
Ответа не было. Пальцы перебирали все медленнее и медленнее, наконец, рука бессильно упала на постель.
Он забылся сном, беспомощный и прелестный духовной трогательной красоты.
Ромал с детьми, сдерживая слезы, вернулись в поезд.
На следующее утро врач пришёл в поезд, бледный, с усталыми красными глазами.
— Кондуктор скончался сегодня ночью!
Ромал, дети, и все работники горько заплакали…
Он лежал худенький-худенький в пышном белом гробу. На восковом лице с плотно сомкнутыми, точно слипшимися веками глаз смерть запечатлела свой холодом пронизанный поцелуй.
Оно было величаво — покойно и как-то важно — это не детское лицо, мертвое и прекрасное новой таинственной красотой.
Его похоронили под молодой вишней, на холме. На могиле поставили белый мраморный крест с надписью:
«Здесь покоится кондуктор поезда динозавров. Спи с миром, милый друг.»