Лживые жесты

ноябрь, пять лет назад Снег пушистыми хлопьями падал на землю, и Лили, поежившись, плотнее укуталась в пальто, словно это вообще могло спасти ее от холода. Впрочем, это все было бессмысленно изначально, ведь Лили сидела прямо на земле и безжизненными глазами смотрела на обледеневшую гладь Черного озера, и думала, думала, думала. Задирки идиотки Поппи принимали совсем дурной оборот: если раньше она отделывалась простыми замечаниями и ехидным «что скажет твой папочка, когда узнает, что ты — магглоненавистница, Поттер?», то теперь у Лили внезапно стали пропадать домашние работы, а среди вещей в шкафу то и дело обнаруживались жабы и мелкие больно кусавшиеся насекомые. В какой-то момент Лили, не обращавшая внимание на ее слова, а вместо этого лишь сильнее поднимавшая голову, проходя мимо надоедливой однокурсницы, почувствовала внутри себя комок такой ярости, что, не сдержавшись, она напустила на нее летучемышиный сглаз, однако, видимо, перестаравшись, Лили не просто парализовала Поппи, но и ввела ее в транс, из которого стараниями мисс Помфри Браун удалось вывести только на следующий день. Скандал был страшным: мистер Браун, видный министерский деятель, вызвал ее родителей в школу, и, ругаясь, заявил, что не даст этому делу спуска, и только директор смогла повлиять на него, сказав, что Лили будет строго наказана отработками после уроков до конца учебного года и весь оставшийся пятый курс будет тщательно следить за тем, чтобы мисс Поттер ни коем образом не навредила мисс Поппи Браун. Усмехнувшись, Лили отвернула голову от глади озера, и, презрительно сощурившись, посмотрела на простилающийся Запретный лес. Если бы ей сказали, что можно отмотать время назад и не делать всего того, что сделала она, Лили бы насмешливо фыркнула и ушла прочь. Потому что, если бы была ее воля, то она бы из раза в раз наслаждалась тем, как Поппи, скривившись, падала навзничь на пол. «Она заслужила», — меланхолично подумала Лили, а потом, встав с слегка мокрой земли, отряхнула подол своей мантии. Да, она заслужила… но отчего же так грустно? Огорченный отец, шепотки в ее спину и разочарование в глазах директора — почему все это так сильно подрывало ее настроение? Как же Лили ненавидела видеть это тягучее, сложное чувство неудовлетворения ее поведением в глазах у отца. Казалось, ему было до того грустно смотреть на нее и Альбуса, что всякий раз его лицо искажалось в каком-то надуманном страдании. Тяжело вздохнув, Лили медленно побрела прямиком к Хогвартсу, понуро опустив голову, то и дело ежась от пронзительного ветерка. Как она ненавидела эту школу! Хотелось просто сбежать или заболеть настолько сильно, чтобы ее увезли в Мунго, Мерлин, да что угодно, лишь бы не эта треклятая школа с извечно ворчащими портретами, странным магглами, смотрящими на них, волшебников, как на кусок мяса, и идиотов однокурсников, которые, словно сговорившись, то и дело пытались вывести ее из себя. Когда в Хогвартсе учился Джеймс, никому не приходило в голову даже спорить с ней, но стоило старшему брату покинуть школу, как люди, окружавшие ее, резко переменили свое поведение: они смотрели на нее оценивающими скользкими взглядами и будто ждали того самого момента, когда она была наиболее уязвимой, чтобы с ревом вырвать у Лили эту глупую улыбку и маску спокойствия. И если поначалу она с достоинством несла свой крест, то с каждым днем становилось только хуже — неизбежные сравнивания ее с Розой, постоянное доминирование последней и вечные упреки в глазах родителей — все это так осточертело ей, что, в какой-то момент Лили задумалась о том, что, возможно, что-то действительно не так именно с ней, а не с окружающими людьми? Отчаянье переполняло ее, когда, отряхнув мантию, она прислонилась спиной к стене замка и задумчиво посмотрела на вход. Лили стояла между рыцарскими доспехами, и люди, то входившие, то выходившие, не могли видеть ее, отчего Поттер становилось легче: наблюдая за ними, она все думала и думала о том, как же ей жить дальше и есть ли смысл вообще терпеть всех вокруг, а не взять и не сбежать в неизбежность? То ли дело Альбус: он всегда знал, как и для чего жить, у него были стремления и таланты, ее брату не нужно было ничего никому доказывать, один его вид говорил о многом. Так почему же наследственность решила отыграться на Лили, не наделив ее ничем примечательным? Почему во всей ее многочисленной семье она была самой убогой? — Бедная Поппи, — услышала Лили сквозь дрему мыслей и напряглась, слегка скосив глаза в сторону выхода. В замок вошли Саммер и Энтони Флетчер, двойняшки-сплетники, которые не упускали ни одного момента, дабы не промыть кому-нибудь кости. — Ну и сучка же Поттер. Так трусливо и исподтишка, словно крыса. — А ты ожидала чего-то другого? Всем же очевидно, что у нее ни мозгов, ни очарования, один только папаша за плечами. — И что она только забыла на Гриффиндоре? Пошла бы на Слизерин вслед за братцем… хотя, таких убогих туда не берут! — и, рассмеявшись, они прошли мимо так медленно, словно специально, будто зная, что она стоит в нескольких шагах от них и слышит это все. Прикрыв глаза, Лили скривилась, некстати подумав, что Роза-то, наверное, счастлива, ведь у нее появился очередной мотив, чтобы летом на семейных вечерах унижать Лили на глазах у всех родственников и бросать колкие, едкие, задевавшие саму душу слова. Очередной тяжелый вздох сорвался с губ, и она, не выдержав, резко вышла из-за доспехов, заставив вскрикнуть входивших в помещение своим неожиданным появлением, а потом стремительно пошла к гостиной Слизерина, чувствуя какую-то потребность увидеть брата, просто посмотреть в его изумрудные, все понимающие глаза и услышать хоть что-нибудь ободряющее, ведь еще немного, и она точно сойдет с ума или расплачется от давления и этого общественного осуждения. Стремительно спустившись по ступенькам к подземельям, Лили, остановившись у входа в гостиную, поняла, что не знает пароля. Неловко схватив себя за руках, она сглотнула, понуро опустив голову, и поморщилась от собственной глупости и импульсивности. И на кой черт она вообще сюда пришла? Не хватало ей позора раньше, так нет же, нужно прийти сюда и ждать, пока какой-нибудь слизеринец не выйдет и не начнет смеяться над ней. Повезет еще, если это будет однокурсник брата, а если кто младше… Слегка топнув ногой, Лили развернулась и резко остановилась, потому что прямо к ней по ступеням спускался Скорпиус Малфой, задумчиво придерживая в руке книги и бессмысленно смотря куда-то под ноги. И, словно почувствовав ее взгляд, он резко поднял голову и вопросительно вскинул бровь, холодным, ледяным взором окинув ее. Лили сжалась внутренне и в который раз прокляла себя за излишнюю импульсивность. — Я… — медленно протянула она, сцепив руки, а потом, поджав губы, тихо проговорила: — Ты не мог бы позвать Альбуса? Скорпиус хмыкнул, пройдя мимо, а потом, насмешливо бросил из-за спины: — Не стоит приходить сюда в одиночку, Поттер. — Я… — Не стоит, — холодно повторил он, а потом исчез за портретом, и Лили вновь оказалась в гудящей и дробящей перепонки тишине. Какое-то время она все еще по-глупому пялилась в то место, где совсем недавно стоял Скорпиус, а потом, смирившись и сдавшись, она медленно поплелась дальше. Настроение было до того паршивым, что, не выдержав, Лили прикрыла на секунду глаза, а потом решительно поднялась по ступенькам и пошла вперед, думая о том, что самое время натягивать улыбку на лицо и идти в свою комнату, накладывать защищающие заклинания на вещи и пергаменты, чтобы эти стервы даже не пытались еще хоть как-то подставить ее перед профессорами. Решительно огибая коридоры, Лили, кривя губы, шла и шла, не обращая внимание ни на что, пока до ее сознания не стало доходить, что кто-то отчетливо зовет ее по имени. Развернувшись, она заранее сжала палочку в своих руках, а потом, заметив знакомый силуэт, Лили вздохнула слегка облегченно, потому что звал ее Альбус. — Ты что здесь делаешь? — серьезно проговорил Альбус, подойдя к ней ближе. В полутьме Лили с трудом могла разглядеть его выражение лица, но уже по голосу знала и слышала, что он начинает злиться. — Я пришла к тебе… — Никогда больше не ходи в подземелья, Лил-с, — тут же перебил он ее, а потом, оглядевшись по сторонам, схватил за локоть и повел куда-то в сторону, явно чего-то опасаясь, может, быть подслушанным? Лили не особо сопротивлялась, когда он в какой-то момент вывел ее к Астрономической башне, и, прикрыв дверь, облегченно выдохнул, наконец отпустив Лили, чтобы теперь посмотреть внимательно ей в лицо. Его взгляд был серьезным и сосредоточенным, словно он действительно о чем-то лихорадочно думал, и Лили, сжавшись, вдруг осознала, что зря она хотела найти в нем утешение: в конце концов, Альбус был не из тех людей, кто поддерживал людей в трудные минуты; о нет, обычно он делал так, чтобы им становилось хуже, ведь, как Альбус считал, нет иной возможности выбраться из этого жалкого состояния. Но в этот раз он медлил и ничего не говорил. Наверное, вид у нее был до того грустным, что Альбус не решался хоть как-то подступиться, а только внимательно взирал этими так похожими на отца глазами, из-за чего Лили стало неловко и она отвернулась, чтобы посмотреть на простиравшееся темно-синее небо, которое своими безжизненными красками отравляло ее внутренности. — Скажи, Альбус, — медленно проговорила она, когда молчание стало слишком тяжелым, а его взгляд — невыносимым. Лили бессмысленно пыталась отыскать в этом ноябрьском небе звезды, но их не было — синева была до того безжизненна, что даже мертвый свет звезд не появлялся на ней. — Я плохой человек? — Не бывает хороших или плохих людей, Лили, — спокойно ответил он, и она, не сдержавшись, повернула голову к нему и меланхолично посмотрела. — Как это? — А вот так: не бывает. Есть лишь те, кто нам нравится, и те, кто нет. А дальше в зависимости от нашей симпатии или антипатии мы считаем этого человека хорошим или плохим. Грустно хмыкнув, Лили отвернулась и опустила голову, задумчиво проведя носком сапог по каменному полу, словно стараясь стереть этот несчастный камень. Пожав плечами, она спокойно бросила: — Не понимаю. — Ну вот я: хороший или плохой человек? — Конечно, хороший! — Да? — насмешливо протянул Альбус, и Лили, улыбнувшись, еще сильнее стала проводить сапогом по полу, чувствуя внутреннее отчаянье. — А ведь с тобой, пожалуй, никто не согласится. Ты любишь меня, Лили, оттого и думаешь, что я хороший. Но для всех остальных — я тот еще урод. Отсюда и получается, что все дело лишь в твоем отношении к человеку, а потому и не бывает добрых или злых, хороших или плохих. Ты либо симпатизируешь кому-то, либо нет. Задумчиво остановившись, Лили медленно подняла на него свои грустные глаза и внимательно посмотрела на Альбуса: он выглядел непринужденным и расслабленным, что было довольно редким зрелищем. Альбус тоже смотрел на небо, прислонившись к стенке, и его волосы трепетались от легких порывов ветра, и в этом движении жизни Лили видела что-то такое тоскливое и пугающее, что, сильнее всматриваясь в черты брата, находя там столько всего от отца, она с некоторым отчаяньем чувствовала, как сильно, больно бьется ее сердце. — Дурак ты, Альбус, — тихо прошептала она, и он, вздрогнув, посмотрел на нее, и вид его в момент стал каким-то напряженным. Словно Альбус ждал какой-то атаки, а может, все это время бой был в его груди, и он на секунду забыл о нем, пока Лили не напоминала ему о реальности? — Я считаю тебя хорошим не потому, что люблю. Я люблю тебя, даже зная, что ты творишь. А делаешь ты много ужасного, Альбус. И именно потому я и считаю тебе хорошим: ведь несмотря на твое лицемерие, тщеславие и самомнение, что ты проявляешь к другим, со мной ты совсем другой, — сглотнув, наблюдая за тем, как мрачнее и мрачнее становился Альбус от каждого ее слова, Лили, повернувшись к нему всем корпусом, ласково проговорила, смотря в эти жесткие, наполненные зловещей зеленью глаза. — Я дорога тебе, Альбус. И именно из-за этого для меня ты всегда, чтобы ни сделал, ни сказал, ни выкинул, всегда будешь хорошим. Ветер вздрогнул, налетел с последней силой, а потом, пораженный, умолк. И в этой тишине, полутьме, с гулко бьющимся сердцем Лили внимательно смотрела на брата и думала, что там, впереди, неизведанные и неиспытанные чувства и события, которые могут сделать ее сильнее или окончательно сломать. Даже завтра может быть что угодно: от потери до приобретения, и Лили, уставшей, надломанной, но еще стоявшей на ногах, было абсолютно плевать. Потому что среди всех лживых жестов, окружавших ее, среди людей, мечтавших о ее падении, среди разочарований и тревог, в ее жизни было то немногое, ради чего стоило стоять и смеяться в лицо неприятностям; стоять и искать новый горизонт. И кто знает, кто может ей сказать уверенно и без оглядки на собственные заботы, что уже даже завтра она не найдет еще тысячу причин для того, чтобы продолжать сносить бремя своей жизни и лицемерия, чтобы вот так вот стоять напротив Альбуса и улыбаться ему от той нежности, что просыпалась в ее души из-за любви. Лили улыбнулась сильнее, так, что щеки еще чуть-чуть — и могли лопнуть под давлением ее старания. Ведь все рано или поздно пройдет, и даже после этой измученной синевы взойдет яркое солнце. Так будет всегда: и при ней, и после нее, а значит, и в ее жизни сквозь череду невзгод и страхов, боли и иллюзий наступит день полного счастья. И тогда больше не будет нужна ей ни лицемерная улыбка, ни раздражавшее окружающих внешнее спокойствие — тогда она будет запредельно, до ужаса искренней.

***

Дорогой Луи! Прошу, не злись на меня и не обижайся за то, что я так поспешно уехала в Англию, даже не предупредив тебя лично при встрече: это ненадолго. В конце концов, мне нужно навестить могилу брата, прежде чем окончательно собрать все вещи и переехать к Скорпиусу, ведь кто знает, когда у меня появится минутка для следующего визита? Сам знаешь, как Скорпиус ненавидит Англию, поэтому, сомневаюсь, что мы вообще когда-нибудь наведаем эту страну. Знаешь, здесь все, как и прежде: дождь нещадно льет каждый день, и стоит мне только выбраться в Годриковую впадину, как я вынуждена накладывать заклинания, чтобы не промокнуть; один Альбус (Мерлин, подумать только, ему уже исполнилось целых три года!) радуется дождю, вот серьезно, стоит только забарабанить каплям по окнам, как он начинает смеяться и бить в ладошки. В такие моменты невольно вспоминаю его отца: вот кто уж всегда радовался плохой погоде, находя в этом убедительную причину остаться дома. Алфита и Джеймс подозрительно переговариваются, кажется (я почти уверена), скоро я стану тетей во второй раз, но отчего-то они совсем ничего не говорят мне. Джеймс вообще странный, как узнал, что я помолвлена со Скорпиусом, так и сконфузился: наверное, все это время он надеялся, что я вернусь к Джейку, хотя, видит Мерлин, ему совсем уже плевать на меня: недавно я видела его на общественном выступлении перед волшебниками, где он говорил об альтернативных отношениях с магглами, мол, нужно усилить наше тайное присутствие в высших государственных органах, дабы знать наперед, что они разрабатывают и придумывают. В общем, он на коне и так счастлив, что, кажется, забыл меня, даже более того, в последнее время он стал появляться на официальных раутах с Розой (нужно срочно проверить его на применение империо), и не могу винить его в том: все-таки, она настоящий профессионал в своем деле, не правда ли, Луи? Помнишь, как она всегда кичилась, что точно прославится? Боюсь, как бы при встрече с ней я случайно не стала иронизировать на тему того, что все интересующие ее мужчины предпочитают меня (ничего не могу поделать с собой). По просьбе миссис Малфой я заглянула в мэнор, чтобы забрать пару книг и ее украшений: она сказала, что мистер Малфой не отпустит ее в Англию даже со мной, потому что считает, что на них все еще точит зуб Министерство. Что ж, не могу их винить в этом, о Малфоях в английском обществе сейчас говорят удивительные вещи: кажется, так еще никого не романтизировали таинственным флером… Поэтому, передай, пожалуйста, Скорпиусу, чтобы он не сердился, что я задержусь еще на пару дней — в этом доме столько всего, что, боюсь, на поиски мне понадобится больше времени. А еще передай, что если он опять хотя бы заикнется в письме о приветствиях Томасу, то я его точно убью при встрече: ревновать меня к нему просто смехотворно! (стерто). И вот еще: увидишь, что он опять пошел в ресторан со своими друзьями, обязательно сообщи мне и тактично намекни ему, что его после моего возвращения ждет адская жизнь, коль он думает, что может опять начинать выпивать в компании этих мужланов. (стерто). А также проследи, чтобы он вовремя питался и, если он будет выглядеть так, словно совсем не спит, пиши мне! (стерто). И вообще: почаще приходи к нему, правда, а то я очень волнуюсь, в последнее время из-за заказов из Министерства он с этими зельями не расстается, вот уж кому и к чему ревновать нужно. (стерто) На этом, наверное, все. Извини за это сумбурное письмо, но просто я так зла на Скорпиуса, что даже не хочу ему писать и вообще, что он думает о себе, когда начинает упрекать меня в том, что намеренно задерживаюсь в этой чертовой Англии, как будто я не мечтаю днями и ночами увидеть его! (стерто) Передавай привет родителям и не скучай, Джеймс достал нам билеты на его ближайшую игру, которая пройдет во Франции, так что мы еще оторвемся! С любовью и наилучшими пожеланиями, Лили. P. S. И все-таки, Луи, пожалуйста, навести как-нибудь Скорпиуса. Мне кажется, что он там совсем со своими склянками одичал. P. S. S. Прикладываю тебе колдографию Альбуса, Мерлин, какой же он душечка, Луи! P. S. S. Интересно, как думаешь, Скорпиус переживет, если нашего ребенка тоже будут звать Альбусом? Или два Альбуса в одной семье — это слишком? А как тебе имя Дионис? Слишком вычурно? Мерлин, как я надеюсь, что Скорпиус не захочет назвать его Люциусом, ну в самом деле, кто дает имя ребенку в честь дьявола?.. (стерто).