Долгий-долгий путь к вечности

      Старшему сыну Кикио и Инуяши было почти двадцать, когда они задумали завести ещё одного ребёнка. Ичимару был очень похож на отца — те же белые волосы и янтарные глаза, и даже собачьи ушки были как у него. А вот характер ему достался от матери. Кикио иногда казалось, что он и вовсе похож на своего дядю Сещёмару. Особенно после того, как проводил какое-то время у родни на той стороне бытия.              Вторая беременность протекала куда тяжелее первой. Кикио родила дочь, которая была её почти точной копией, за исключением собачьих ушей на макушке. Однако больше детей она уже не хотела — это слишком сильно изматывало её, и ей требовалось много времени, чтобы восстановиться. Инуяша, впрочем, не настаивал: у него был прекрасный сын, а теперь и красавица дочь. Они назвали её Саюри.              А Кагоме и Сещёмару не торопились. У них была впереди целая вечность, так что первые лет сто счастливого брака они не задумывались даже о том, что им нужен был кто-то ещё. Инуяша и Кикио медленно начинали стареть. Впрочем, потихоньку стареть начала и Сумико. Они с Казухико долго не решались заводить детей, однако вдохновились рождением Саюри. Их сын Бенимару вырос очень похожим на отца.              Все они были уже взрослыми. Причём, уже достаточно давно. Кагоме и Сещёмару устроили небольшой обед у себя в замке для родственников и старых друзей. Они отмечали примерно сто сороковую годовщину свадьбы, однако гостей по этому случаю было немного. И именно этот самый день Ранмару выбрал для того, чтобы объявить о своей помолвке с Онихиме. Кагоме от души поздравила брата, подумав только, как же долго длились его ухаживания.              — Интересно выходит, — произнёс дракон, когда они с Сещёмару остались наедине. — Я буду тебе и шурином, и отчимом.              — О, уволь, прошу тебя, — поморщился демон-пёс. — Я не вынесу, если нам придётся выстраивать отношения в таком ключе.              — Кагоме-сама сказала примерно то же самое, — усмехнулся Ранмару. — Сказала: «Ты же не думаешь, что в наших отношениях что-то поменяется?»              — Потому что ничего не поменяется, — вздохнул Сещёмару. — Матушка... Похоже, тебе удалось разморозить её душу. Она очень изменилась в последнее время.              — Может быть... — протянул дракон. — Я пришлю вам приглашение на свадьбу. До вашей нам, конечно, будет далеко, но всё же это будет большое торжество.              — Надо думать, — хмыкнул демон-пёс.              Кагоме проводила остальных гостей. Ранмару и Онихиме отбыли последними, и она была уверена, что у них всё сложится хорошо. Красная нить соединяла порой самые странные пары, однако вместе они были способны достичь невероятной гармонии. Они с Сещёмару ещё некоторое время оставались на крыльце, созерцая красоты той стороны бытия. Дайёкай уже собирался было вернуться в замок, когда Кагоме остановила его.              — Я должна извиниться перед тобой, — мягко произнесла она. — Мне стоило обговорить это с тобой.              — Ты про мою мать? — нахмурился он. — Не то чтобы я не знал о том, что всё к этому шло...              — Нет, я не об этом, — Кагоме повернулась к нему. — Я беременна.              — Как... — голос отказал Сещёмару. Он в один шаг приблизился и сжал её в бережных объятиях. — Как давно?              — Пару недель, — она улыбнулась.              — А я... — он тоже улыбнулся. — Я как раз хотел поговорить с тобой об этом сегодня.              — Это не всё, — Кагоме посерьёзнела. — Идзанами-сама сделала нам подарок на свадьбу, помнишь?              — Смутно, — отозвался Сещёмару.              — Мы можем возродить одну душу, — произнесла микоками, положив ладони ему на плечи. — Я много думала об этом. Почему бы нам не поговорить с твоим отцом? Если вы с ним придёте к согласию, он сможет родиться как твой сын.              — Но ведь... Разве души не должны перерождаться естественным циклом? — озадаченно переспросил он. — Разве они не должны родиться в том теле, что может их выдержать и?..              — Не переживай об этом, — прервала его Кагоме. — Мы можем воспользоваться подарком. Но не должны. Давай хотя бы просто сходим.              Мир мёртвых определённо был не тем местом, куда Сещёмару хотел. Более того, это было не то место, куда он мог бы просто так сходить один. Однако Кагоме была божеством, так что могла войти и выйти в этот мир через парадную дверь. Идзанами лично встретила их в своём замке, однако не стала предлагать ничего ни съесть, ни выпить — всё, что было в мире мёртвых, привязывало к нему души так же, как еда и напитки той стороны бытия привязывали людей. Они развлекали друг друга беседой несколько часов, а затем богиня смерти лично проводила их туда, где они могли найти душу Ину-но-Тайшо. Только тогда Сещёмару выпустил руку Кагоме и отправился на поиски. Женщины остались продолжить разговор.              Ину-но-Тайшо сидел на камне, подперев голову рукой. Он смотрел на другой камень, который лежал перед ним. Мир мёртвых был довольно скучным местом. Он существовал для того, чтобы стирать память души о её прошедшей жизни. Беда была в том, что души таких как он хранили память очень и очень долго. Столь же долго, какой была их жизнь. Ину-но-Тайшо вообще сомневался, что когда-нибудь наступит тот момент, когда он сможет родиться заново. Он озадаченно поднял голову, когда к камню, на который он так долго смотрел, кто-то подошёл. Увидев Сещёмару, Ину-но-Тайшо изумился.              — Как ты здесь оказался? — спросил он, как будто существовало много вариантов.              — Я пришёл поговорить с тобой, — отозвался Сещёмару. — И, кажется, это будет непростой разговор.              — У нас уйма времени, — пожал плечами Ину-но-Тайшо. — Сколько я здесь — памяти так и не потерял. И сколько мы его ещё здесь проведём...              — Об этом тоже пойдёт речь, — вздохнул Сещёмару и сел на камень напротив отца. — Скажи, почему ты женился на матери? Ты ведь не любил её.              — Это была политика, — поморщился Ину-но-Тайшо. — Я не думал, что... Меня любили мои родители. Они, как я понял, были связаны красной нитью. Я не знал, что её душа не проснётся без любви. А любить её без души я не мог.              — Я очень долго считал, что не достоин любви, — Сещёмару глубоко вздохнул. — Считал, что должен заслужить её.              — Всё не так! — воскликнул Ину-но-Тайшо. — Просто... Так вышло, что я... Что мы с Онихиме... А потом... Изаёй... И я...              — Ну, Инуяше досталось от тебя немногим больше внимания, — хмыкнул Сещёмару.              — Она была предназначена мне... — удручённо вздохнул Ину-но-Тайшо.              — Кагоме говорит, что у того, кто соединяет души красной нитью, ужасное чувство юмора и баланса, — вздохнул Сещёмару. — Однако я говорил об этом не для того, чтобы заставить тебя оправдываться. Я просто должен был сказать тебе это.              — Я понимаю, — Ину-но-Тайшо опустил голову ниже. — Я был не лучшим отцом. И, вероятно, именно я виновен в конечном счёте в том, что ты мёртв.              — Кто сказал, что я мёртв? — изогнул бровь Сещёмару.              — Если ты не заметил, мы в царстве Идзанами — мире мёртвых, — мрачно посмотрел на него Ину-но-Тайшо. — Как ещё ты мог попасть сюда?              — Через парадную дверь, — усмехнулся Сещёмару. — Я женат на микоками. Наш с ней союз благословил сам Оокунинуши-ками-сама. Она привела меня сюда.              — Чтобы поговорить со мной? — не поверил Ину-но-Тайшо.              — В целом — да, — Сещёмару поднялся. — Я скажу это только один раз. И ты волен сам решить, как поступить. Кагоме беременна. Она родит нашего с ней ребёнка. У него пока нет души, и она предлагает тебе возродиться в нём. Я с этим предложением согласен. Однако если ты не хочешь, можешь просто остаться здесь.              Он развернулся и направился в ту сторону, где по его мнению должна была быть Кагоме. Мир мёртвых приглушал запахи, однако он всё же чуял её. Ему показалось, что путь обратно был дольше. Наконец он приблизился к Кагоме и Идзанами. Богиня смерти улыбнулась, посмотрев ему за спину. Не сказав ни слова, она сделала шаг к Ину-но-Тайшо и коснулась его груди. Его образ начал таять и скручиваться, постепенно превратившись в небольшой белый шарик. Идзанами поднесла его к животу Кагоме, и он прошёл сквозь ткань одежды и кожу к эмбриону. Микоками ощутила, как душа наполнила малыша.              — Я поставила на его память печать. Она продержится лет пятьдесят, — улыбнулась богиня смерти. — Если, конечно, вы сами не станете снимать её.              — Спасибо, — улыбнулась Кагоме.              — Ах да. Если — или когда — вы решите завести второго ребёнка, я сама подберу ему или ей душу, — Идзанами посмотрела Кагоме в глаза. — Мой выбор вас не разочарует.              Через девять месяцев у них родился мальчик. У малыша были белые волосы и метка в форме месяца на лбу. Сещёмару дал ему имя Инуи. И хотя он прекрасно помнил, что в маленьком теле заключена душа его отца, всё равно воспринимал его как ребёнка. Ему даже нравилось возиться с ним и играть, а когда он подрос — учить фехтованию и каллиграфии. Инуи рос сильным и умным юношей, в котором любовь его родителей взрастила сильную живую душу.              Когда память Ину-но-Тайшо вернулась к нему, ему некоторое время было отчего-то ужасно стыдно перед Сещёмару. Настолько, что он даже не мог набраться смелости и подобрать слова, чтобы поговорить с ним. Однако ещё сложнее ему стало, когда в гости пришёл Инуяша. Пока он был лишь Инуи, сыном Кагоме и Сещёмару, дядя и двоюродный брат были для него интересными родственниками, с которыми весело было проводить время. Но теперь ему было ужасно неловко. Особенно после того, как он около месяца скрывался по замку от Сещёмару — Инуи теперь не мог определить, кем считать его, отцом или сыном.              — Инуи, — Сещёмару всё же нашёл его, и голос его звучал строго и холодно. — Ты уже не ребёнок, чтобы прятаться от меня так долго. К тому же, приехали Инуяша и Ичимару.              — Я... — опустил голову Инуи. — Мне...              — Ему же исполнилось пятьдесят, — к ним вышла Кагоме. — Печать Идзанами-сама спала, и к Инуи вернулась память о его прошлой жизни.              — Да... Я и забыл, — мотнул головой Сещёмару.              — Мне ужасно стыдно за то, каким я был отцом! — выпалил Инуи. — Ты... гораздо лучше. Могу я...              — Так ты поэтому месяц в прятки играл? — Сещёмару склонил голову набок. — Это в прошлом, и там этому и стоит оставаться.              — Так я могу оставаться твоим сыном? — Инуи сделал шаг к Сещёмару.              — А кем ещё ты можешь мне теперь быть? — отозвался он. — Идём. Инуяша с возрастом терпеливее не становится.              Говорить с ним почему-то было уже проще. Инуи успокоился и долго рассказывал сыновьям о своей жизни и о том, почему всё сложилось именно так, и не иначе. Он не просил прощения — никому из них это было не нужно. Однако стыд всё равно терзал его. И вместе с тем он был горд тем, какими выросли его дети. Даже тем, что они, в конце концов, смогли примириться друг с другом и жить в согласии. И ещё ему ужасно хотелось извиниться перед Онихиме. Он боялся этой встречи и в то же время считал её необходимой.              Ранмару и Онихиме были весьма и весьма нечастыми гостями замка Сещёмару и Кагоме. Настолько, что с того момента, как Инуи вернул себе память, до их следующего визита прошло целых шестьдесят лет. И приехали они не вдвоём, а втроём — у Онихиме родилась девочка. В ней не было почти ничего от Ранмару — она была больше похожа на мать теми же белыми волосами и тонким месяцем на лбу. Её назвали Широ. Некоторое время Инуи, как и все остальные, зная, кто он, не мог никак определить их родство. Однако вопрос разрешила Кагоме. Она заявила, что Инуи и Широ друг другу брат и сестра, пусть и двоюродные. И нечего придумывать сложные линии, потому что она категорически отказывалась признавать свёкром ни одного из присутствующих. Это вызвало секундный ступор, а затем все согласились, что такой вариант лучше всего.              Инуяши не стало, когда Инуи было сто пятьдесят два года. Он умер тихо, в окружении семьи. И Кикио последовала за ним совсем скоро. Ичимару и Саюри были убиты горем, носили траур и в замке Сещёмару и Кагоме. Микоками любила их обоих, и первые несколько дней после того, как она получила известие об их кончине, ей казалось, что у неё вырвали часть сердца. Её боль была такой сильной, что к ней пришла Инари: скорбь божества была опасна для людей, которым оно покровительствовало. Кагоме пришлось взять себя в руки. Хотя пережить это было тяжело.              Ещё через несколько лет ушла Сумико. И Казухико едва не последовал за ней — он вогнал свой меч себе в грудь. Однако Сещёмару вернул его к жизни. Когда змей пришёл в себя, дайёкай залепил ему звонкую пощёчину.              — Её срок вышел, — строго сказал Сещёмару. — Но тебя я не отпускал.              — Я...              — Мои племянники пережили чудовищную боль, потеряв обоих родителей сразу, — сурово свёл брови дайёкай. — Разве твой сын заслужил это? Он ведь потерял мать!              — Сещёмару-сама... Разве вы сокрушались бы так? — поднял глаза Казухико.              — Мои отношения с моей матерью не имеют ничего общего с вашей семьёй, — вздохнул он. — И Кагоме... Она будет страдать, если ты сделаешь это. Потому что удержать Бенимару от того, чтобы последовать твоему примеру, мы просто не сможем.              Казухико уронил голову на грудь. Второй раз в жизни он рыдал и никак не мог унять слёз. Его господин был прав — он просто не мог позволить себе оставить сына. Так и оставив меч на земле, Казухико поднялся и побрёл в дом. Вдвоём такое большое горе пережить было всё-таки немного легче.              Время летело быстро. Для Кагоме оно мчалось стремительно, и она практически не заметила, как дети стали взрослыми. Да и мир людей менялся. Она помнила, что когда-то была человеком. Когда-то жила в будущем, которое ещё не наступило. Но это казалось таким невероятно далёким... После смерти обеих жриц храм в горах практически опустел. Время от времени Кагоме сама прибирала его, и если кто-то приходил туда, чтобы помолиться, она всегда старалась отвечать. Вера в неё и прихожане были источником её жизни, так что она поддерживала их всеми силами. Впрочем, она не исчезла бы, пока верили в её мать — Инари. Однажды к храму, от которого осталась лишь небольшая часовня со святыней, пришёл человек, который рассказал, как люди засыпали целебное озеро, и теперь он не знал, где просить помощи врачевания. Кагоме ответила на его молитву благословением и дала напиться из родника, которым стала прядь Рюджина. А потом вспомнила Мизуумису. Ей понадобилось немного времени, чтобы вспомнить, где было его озеро, и она направилась туда.              Дайёкай выглядел плохо. Он сидел на песке и был совершенно измождённым. Волосы его были совсем тусклыми, кожа — сухой и обветренной, лицо — впалым. Как будто он провёл там много времени без движения. Кагоме подошла к нему и заглянула в пустые глаза. Мизуумису сначала продолжал смотреть как будто сквозь неё, а затем с трудом сфокусировался на её лице.              — Кагоме-сама? — удивлённо спросил он. — Вы ещё живы?              — Оригинальный вопрос, — улыбнулась она. — Странно, что ты не знал... Впрочем, это не важно. Как давно ты здесь сидишь?              — Два месяца, — отозвался Мизуумису. — Без озера я умру. Хотелось бы здесь.              — Ну уж нет! — решительно заявила Кагоме и достала из кармана кулон, подаренный когда-то Рюджином. — Здесь заключено целое озеро. И я отдаю его тебе.              Дайёкай медленно взял кулон в руку. Голубой камень переливался, хотя на небе были тучи, за которыми не видно было солнца. Мизуумису надел его на шею и сжал рукой. Демоническая сила вновь наполнила его, однако физически он был слишком слаб, чтобы даже встать. В этот момент появились Сещёмару и Инуи. Едва взглянув на демона-рыбу, они подняли его и направились вместе с ним на ту сторону бытия, в замок, где могли оказать ему должную помощь.              Кагоме долго записывала все свои знания в тетради. Она откуда-то знала, что именно их она и изучала, когда была человеком. А ещё она знала, что ей придётся очень подробно объяснить Сещёмару, как ему с ней вести себя и что говорить, чтобы это совпадало с её воспоминаниями. С ней из её изначального времени. О том, что оно уже совсем близко, Кагоме узнала, когда в её храм пришла её мать. Микоками показалась ей и даже погладила живот, успокаивая чрезмерное волнение и благословляя беременность. Ей даже казалось это несколько ироничным — благословить собственное рождение.              Наконец они решились завести ещё одного ребёнка. Одной из причин этого было желание Кагоме дать матери и отцу возможность понянчиться с внуком или внучкой. Микоками понимала, как тяжело должен был даться её уход в прошлое семье — ведь тогда она уходила от них навсегда. И в тот самый день, когда она отправилась к Сещёмару, простившись насовсем, Кагоме явилась в свой старый дом. Вместе с ней пришли Инуи и Широ, которые учились с ней в её прошлом в школе, и Сещёмару. Когда её мать поднялась от колодца Костоглота, вытирая слёзы рукой, Кагоме медленно опустила маску лисы от лица.              — Здравствуй, мама, — мягко улыбнулась она. — Прости, что заставила тебя поволноваться.              — Кагоме? — женщина даже отступила на шаг, с трудом узнав уже совсем взрослую дочь. — Кагоме!