Долгий-долгий путь к вечности

      Кагоме оставила свои чётки Сещёмару. Она просто молча вложила их в его ладонь перед тем, как сесть на А-Уна и улететь. Ранмару был немало удивлён тем, что жрица окружила себя барьером без их помощи, но ничего не сказал. Сещёмару некоторое время смотрел ей вслед с лицом непроницаемым совершенно, но явно отягощённый тяжёлыми размышлениями. Затем он развернулся и направился к озеру, шикнув на Джакена, увязавшегося было за ним, но вынужденного теперь остаться.              — Совсем Сещёмару-сама не в себе из-за этой наглой девчонки, — пробурчал жаб, нахохлившись, будто мокрый воробей.              — Хм? — перевёл на него взгляд Ранмару. — А каким он был раньше?              — Сещёмару-сама величайший воин, бесстрашный и хладнокровный правитель западных земель, — мечтательно произнёс Джакен. — Один лишь звук его имени навевает ужас на его врагов… А эта мико, — он вздохнул с явным неудовольствием, — даже обращается к нему фамильярно — просто по имени.              — Не заметил, чтобы это вызывало у него недовольство, — задумчиво нахмурился Ранмару.              — Именно что, — пробурчал жаб. — Прежде-то Сещёмару-сама любого за такое на тот свет бы отправил. Хотя девчонка не такая и бесполезная, — нехотя признал он, — лучше бы он её не спасал…              Последний звук, произнесённый Джакеном, не успел стихнуть, когда остриё Рютсуме упёрлось в его горло. Глаза дайёкая горели изумрудным огнём ярости, а клыки заметно увеличились.              — Возьми свои слова назад, — процедил дракон.              — Сещёмару-сама! — в ужасе завопил жаб.             

***

      Демон-пёс подошёл к самой кромке воды и опустил взор на своё отражение. Он всё ещё вёл внутреннюю борьбу между признанием и гордостью, и последняя уже заметно сдавала позиции. И всё же признать силу мико ему не давала чрезмерная убеждённость в слабости всего рода человеческого. Сещёмару смотрел в глаза собственному отражению, когда неожиданная мысль пронзила его: «Достоин ли я, Сещёмару, быть защищённым ею?»              — Ты пришёл сразиться? — голос прозвучал как гром, и Сещёмару только теперь заметил вышедшего из воды Мизуумису.              — Нет, — отрезал демон-пёс. — Хочу задать вопрос.              — Я так понял, тебя что-то связывает с Кагоме-сама? — хозяин озера склонил голову набок.              — Верно понял, — не стал вдаваться в детали Сещёмару.              — Тогда спрашивай, — кивнул Мизуумису. — Расскажу всё, что мне известно.              — Насколько велика её сила сейчас? — голос демона-пса не выдал и тысячной доли его заинтересованности.              — Насколько? — переспросил хозяин озера. — А тебе это неизвестно? Хм… Ну, я бы сказал, что она вполне могла очистить меня вчера тем же уровнем усилий. А по ней я не заметил, чтобы ей это тяжело далось. За последние триста лет к моему озеру никто сильнее не приходил, — он задумчиво притих.              — Почему ты решился предстать перед ней? Из-за того, что она была безоружна? — Сещёмару говорил с деланным безразличием.              — Знаешь, как люди говорят про ёкаев? Самые сильные и опасные — те, что больше похожи на людей. Про монахов и мико можно сказать то же самое — чем меньше у них духовного барахла, тем они опаснее для аякаши, — он помолчал. — Я почувствовал её силу и подумал, что уже слишком устал быть один, и, если меня очистят, то так тому и быть.              — Ты не боялся умереть от руки мико? — демон-пёс вопросительно вскинул бровь.              — Я больше боялся прожить долгую жизнь дайёкая в одиночестве, — пожал плечами Мизуумису. — Хотя я признаю, что это довольно глупый страх.              — Полагаю, я могу тебя понять, — кивнул Сещёмару. — Прощай.              Он не стал дожидаться ответа и направился назад, к опустевшему без Кагоме лагерю, всё так же погружённый в размышления, хотя теперь они и приняли несколько иной оборот. На поляне его ожидала весьма странная картина: Ранмару в состоянии ярости, какой не проявлял и в присутствии Нараку, был на грани того, чтобы снести голову голосящему Джакену. Сещёмару в полном молчании посмотрел на верного слугу, который, продолжая вопить, не спешил дать объяснений, а затем перевёл взгляд на дракона. Ранмару заметил его и зло прорычал:              — Он заявил, что лучше бы ты не спасал Кагоме-сама.              — Джакен, — жаб мгновенно окоченел, — это так?              — Сещёмару-сама, но ведь жрица… — начал лепетать слуга.              — Это так? — и без того ледяной голос приобрёл опасные нотки.              — Но она ведь… Бесполезная и слабая человечка…              — Мне стоило оставить её здесь, — Сещёмару посмотрел на слугу так, как прежде смотрел лишь на людей перед тем, как убить, — и доставить себе удовольствие, позволив тренировать очищение на тебе.              — Сещёмару-сама, — Джакен был близок к тому, чтобы разрыдаться.              — Если ты ещё не понял, — раздражённо продолжил демон-пёс, — она может очистить всех нас. Идём, — он резко выдохнул, — я желаю завершить тренировку скорее.             

***

      За три дня Сещёмару уполовинил население горы огров, но мейдо зангецуха, хоть и стала шире, по-прежнему оставалась месяцем, не дотягивая даже до полукруга. Это раздражало. И дайёкай не мог найти успокоения — притихший Джакен выводил из себя одним своим видом, а уж если начинал говорить, то уж совсем не оставалось никакого спокойствия. Ранмару находился поблизости, но не попадался на глаза. Он предлагал свою помощь в тренировке, но Сещёмару отказался от неё, и дракон решил попросту не мешать.              На третий день Лорд западных земель понял, что никаких плодов тренировка в его состоянии не принесёт. Он припомнил, что и в книге, принесённой Кагоме, был целый раздел о том, как важно внутреннее спокойствие, ибо эмоции застят ясный взор. Вот только ни о каком внутреннем спокойствии в отсутствие жрицы не могло быть и речи. Она вызывала в его душе смятение, врывалась вихрем в его мысли, заставляла его сердце заходиться в бешеном темпе, но он ощущал умиротворение, когда она была рядом — ведь тогда всё было на своих местах.              Гордость окончательно сдалась: Сещёмару признавал не только необходимость Кагоме рядом с ним, но и её силу. Ночь понадобилась ему на то, чтобы окончательно завершить внутреннюю борьбу и расставить приоритеты. Он решил отправиться за ней и ответить на её вопрос в её времени, чтобы никто иной никогда не услышал этих слов из его уст. Дайёкай был убеждён, что Кагоме сохранит его признание только для себя, и не станет делиться им с кем-либо ещё.             

***

      Кагоме, читавшая на ходу, резко вскинулась и посмотрела в сторону. Она чуть сощурилась, а потом быстро сунула книгу в рюкзак и потянулась к поводьям А-Уна, поворачиваясь в седле.              — Я чувствую осколок, — тихо произнесла она, — это Кохаку-кун.              — Тот мальчишка — охотник на демонов? — нахмурился Сещёмару и повернулся в ту же сторону. — Я чую порождение Нараку. И ядовитых змей.              — Нельзя дать ему убить Кохаку-куна, — разозлилась мико и погнала А-Уна вперёд.              Сещёмару меньше всего был настроен на беседы с порождением Нараку. И Бьякуя понял это прежде, чем увидел самого Лорда западных земель, прибывшего первым, по раскрывшемуся над ним пути тьмы. Быть убитым просто между делом порождение Нараку явно не хотел и спешно ретировался, поэтому, когда прибыли остальные, Сещёмару вновь был один. Кохаку же лежал на земле, и на его теле было несколько змей. Ранмару убрал их и поднял мальчика на руки. Они хотели было продолжить путь, когда Кагоме внезапно остановилась. Она и сама не могла сказать, что останавливало её, но продолжала всматриваться в лесную чащу. Через несколько секунд на опушку, где они стояли, выскочил Инуяша с Кикио на руках.              — Сещёмару! — взревел ханьё, увидев старшего брата.              — Кикио! — воскликнула Кагоме, бросаясь им наперерез. — Что с тобой?!              Инуяша опустил её на землю и зло уставился на Сещёмару. Дайёкай, впрочем, начисто игнорировал присутствие младшего брата — его больше занимала Кагоме.              — Кагоме, — Кикио явно испытывала боль, но нашла в себе силы улыбнуться. — Похоже, опять только ты можешь мне помочь. Мой лук лишён тетивы, а без него я…              — Что я могу сделать? — перебила её девушка.              — Нужна новая тетива с горы Азуса, — голос Кикио был слаб. — Но гору защищает особая сила. Ты не сможешь найти тетиву, если всем сердцем не будешь этого желать.              — Ты знаешь, где это? — Кагоме повернулась к Сещёмару. Он кивнул. — Можешь отнести меня туда?              — Только к подножию, — изрёк дайёкай. — К гробнице тебе придётся подняться самой. Священное место будет противиться мне.              — Что-то на горе Хакурей тебя это не заботило, — фыркнул Инуяша.              Но его снова проигнорировали. Кагоме только теперь забрала у Сещёмару свои чётки и с их помощью поставила барьер, за которым укрылись Кикио, Инуяша и Ранмару с Кохаку. А-Уна и Джакена тоже оставили там. А Сещёмару уносил Кагоме с такой скоростью, что у неё закладывало уши. Совсем скоро они оказались у подножия лестницы, казавшейся бесконечной.              — Почему ты стремишься помочь ей? — спросил дайёкай, когда Кагоме уже ступила на нижнюю ступень. — Её душа всё ещё может вернуться к тебе?              — Нет, не может, — улыбнулась Кагоме. — Просто… она мне не чужая, в каком-то смысле. Может, дело в слабости людей, но мы никогда не бросаем близких в беде…              — Ты не способна бросить в беде даже дайёкая, — обронил Сещёмару. — Я буду здесь.              Кагоме стала подниматься по лестнице к гробнице за тетивой для Кикио. Снизу казалось, что этой дорогой можно дойти почти до самого неба, и потому девушка зашагала ровно, не пытаясь бежать, чтобы хватило сил. Она задумалась о том, как будет здорово, когда они одолеют Нараку: Кикио и Инуяша, конечно, поженятся, у Мироку и Санго будет куча детишек, Шиппо овладеет лисьей магией, Кога вернётся к своей стае, Ранмару найдёт своё счастье… Только о своём будущем она думать не хотела. Кагоме хотела оставаться рядом с Сещёмару, но она понимала, что они не состарятся вместе. Просто потому, что состарится и умрёт только она. От этого на сердце почему-то сделалось тяжело.              Лестница неожиданно кончилась, и Кагоме ступила на двор небольшого храма. К ней скоро вышла жрица. Долго она смотрела на пришедшую молча, но потом всё же заговорила:              — Зачем ты здесь? Для тебя здесь ничего нет.              — Я знаю, — кивнула Кагоме. — Мне нужна тетива для священного лука жрицы Кикио.              — Ты не достойна её, — продолжила мико. — Она сильнее тебя и красивее. Любой, кто видел вас обеих, сравнивал вас в её пользу.              — Да? — переспросила Кагоме. — Ну, я не она. Хотя могла бы ей стать. Она сильнее? Может быть, потому что она опытнее. Красивее? Кому как.              — Ты ревнуешь к ней, потому что она лучше тебя.              — Может, она и лучше меня, но я не ревную, — недовольно фыркнула девушка. — Я не знаю много такого, что известно ей, но и она не знает многое из того, что знаю я. Я пришла сюда за тетивой для Кикио, потому что хочу ей помочь. Лучше я или хуже — не имеет значения. Сейчас ей помочь могу только я.              Жрица храма вдруг улыбнулась и пригласила следовать за собой. Стоило им войти в храм, как она исчезла, и Кагоме осталась совсем одна. На невысокой подставке перед ней сияла тетива для священного лука Кикио.             

***

      Ранмару уложил Кохаку на спину так, чтобы голова была немного выше остального тела, и накрыл пледом, который Кагоме использовала на привалах на обед. Затем он велел Джакену развести костёр, впервые обратившись к нему с тех пор, как едва не убил за неосторожно сказанные слова, а сам достал чайник, воду и травы.              — Я убрал змей, а осколок сам избавит его от яда. Парнишке я больше ничем сейчас не помогу, а вот тебе, Кикио-сама, могу, — он улыбнулся.              — Мне поможет только тетива для моего лука… — слабо запротестовала мико.              — О, я в некоторой степени знаком с положением дел, — сообщил Ранмару, устанавливая чайник на огонь. — Тетива лука нужна твоей душе, но я чувствую, как слабо сейчас твоё тело. Если ты оставишь всё так, душе не удержаться в нём.              — Что ты намерен делать? — грозно спросил Инуяша.              — Просто заварю кое-какие травы, — дайёкай достал из рюкзака Кагоме пару пучков и повертел их в пальцах. — Они собраны Кагоме-сама.              — Это редкие травы, — тихо произнесла Кикио, — но они и правда очень полезны. Почему ты делаешь это?              — Потому что могу, — пожал плечами Ранмару, — и потому что Кагоме-сама хотела бы именно этого, как я думаю.              — А ты, значит, для неё расстарался? — недовольно пробурчал Инуяша.              — У меня с ней есть некая кровная связь, так что я попросил бы обойтись без намёков, — фыркнул дракон.              Ещё с минуту он настаивал травы в горячей воде, а затем наполнил чашку и направился с ней к Кикио. В шаге от жрицы он опустился на колено и протянул ей питьё, держа его обеими ладонями. Кикио потянулась к чашке и замерла: Ранмару наполнял отвар для неё очищающий силой.              — Откуда?.. — удивлённо прошептала она.              — Это Кагоме-сама, — признался дайёкай. — Когда Сещёмару снял печать с её силы, я впитал немного. Мне она даёт тепло, но тебе сейчас явно нужнее.              Кикио взяла в руки чашку и сделала маленький осторожный глоток. С прошлой практически заочной встречи с Нараку жрица испытывала постоянный холод. К тому же рана на её плече, полученная на горе Хакурей, ещё напоминала о себе. Однако этот маленький первый глоток мгновенно согрел её. Отвар имел горьковатый привкус, но Кикио показалось, что она никогда не пробовала ничего вкуснее. Второй глоток она сделала увереннее и больше, и скоро совсем опустошила чашку.              — Спасибо, — смущённо произнесла жрица, возвращая чашку Ранмару.              — Не стоит, — улыбнулся он. — Выпьешь ещё? Я вижу, к твоему лицу вернулся цвет…              — Эй! — Инуяша был на грани того, чтобы зарычать. — Не думай даже заигрывать с Кикио!              — Нда… — протянул дайёкай. — Я только предложил выпить целебного отвара мико-сама, которая неважно себя чувствует. Что в этом такого?              — Ты мне не нравишься, — буркнул ханьё. — Тот, кто ошивается с этой сволочью, не может делать что-то хорошее просто так.              — А «эта сволочь» — это кто? — Ранмару снова наполнил чашку отваром и духовной силой Кагоме и приблизился к Кикио.              — Сещёмару, ясное дело! — фыркнул Инуяша.              — О… — дракон слегка нахмурился. — То есть, Кагоме-сама тоже не может делать что-то хорошее просто так, потому что путешествует с ним?              Ханьё затих. Он подумал о том, что его подруга без всяких раздумий и вопросов бросила все свои дела и отправилась за предметом, который мог помочь Кикио. Просто, потому что могла это сделать. И медленно, даже слишком медленно, до него дошло, что она отправилась не на своей двухголовой ездовой зверюге — её понёс Сещёмару. И он, что примечательно, тоже не задал ни единого вопроса. Просто прижал её к себе и улетел. Инуяша отбросил даже зачаток идеи о том, что его старший брат мог пойти на это ради него или Кикио. И это означало, что Лорд западных земель делал это для Кагоме.              — Он что?.. — медленно произнёс Инуяша. — Он её выбрал?.. Не может быть, чтобы он… Бред собачий! Не понимаю…              — Что ты там бормочешь? — раздался голос Сещёмару.              — Сещёмару, сволочь, отвечай! — ханьё вскочил. — Почему ты сам понёс Кагоме?              — Потому что это для неё было важно, — поморщился дайёкай. — Я уже говорил тебе.              Кагоме на мгновение заинтересовалась этой фразой, но решила отложить выяснение деталей на потом. Она подошла к Кикио, и пока братья начинали привычную перебранку, скрыла их обеих барьером. Тетива была натянута очень скоро, и Кагоме отдала лук возрождённой жрице. Кикио уже хотела подняться, но её остановился рука мико.              — Я вижу, Ранмару дал тебе отвар. Тебе лучше? — участливо спросила Кагоме.              — Немного, — слабо улыбнулась Кикио.              — Полежи. Я вижу, что скверна Нараку всё ещё в тебе. Я очищу сколько смогу…              — Не трать силы напрасно, — помрачнела она. — Ты лишь немного отсрочишь мою смерть.              — Я не закончила, — сердито произнесла Кагоме. — Я очищу, сколько смогу, и наложу печать. Я вплету её в твой круг движения духовной силы, и тогда моя печать не даст скверне расти, а ты сможешь постепенно совсем очистить её. Нужно будет только немного времени.              — Скверны слишком много, — вздохнула Кикио.              — Да уж я не сомневаюсь, — пробурчала Кагоме.              Правая ладонь легла на место ранения Кикио, левая — сложена в молитвенном жесте. Возрождённая жрица ощущала, как духовная сила поднимается по всему телу Кагоме и стремится к пальцам, касавшимся её. Там, где скверна отравляла её, ткани будто занемели и беспрестанно отдавали ноющей болью. Теперь, когда очищающая сила Кагоме пролилась на рану, в первое мгновение показалось, что тысяча крошечных иголочек впилась в её тело, но сразу после этого стало легче. Кикио физически ощущала, как исчезает и очищается скверна, и постепенно осталось лишь небольшое зёрнышко. Кагоме не произнесла слова печати вслух, лишь шевелила губами, накладывая её. Это движение Кикио тоже заметила.              — Почему ты делаешь это? — спросила она, когда девушка закончила.              — Потому что могу, — пожала плечами Кагоме. — А почему ты спрашиваешь?              — Я принесла тебе столько страданий. Моя душа привела тебя в этот мир… — садясь, вздохнула Кикио.              — Если бы меня привела в это время лишь твоя душа, то после её возвращения я не смогла бы вновь вернуться сюда. Меня привёл в это время камень Душ, — Кагоме улыбнулась. — И я рада, что всё так случилось.              Кикио, может, и хотела что-то добавить, но девушка сняла барьер, окружавший их двоих. А снаружи творилось нечто вполне обыкновенное для встречи наследников Ину-но-Тайшо — они дрались. Удивительно было только то, что мечей оба не вынимали, но щедро отвешивали друг другу оплеухи.              — Кагоме, — голос Сещёмару звучал так, будто бы он вовсе не сражался, а стоял где-нибудь и созерцал горизонт, — ты закончила?              — Да, вполне, — кивнула она. — Я бы хотела забрать Кохаку-куна ненадолго.              — Зачем?              — Почему? — Кикио задала вопрос одновременно с дайёкаем.              — Потому что его осколок нужно сохранить чистым, а самого Кохаку-куна — живым. Тебе нужно немного восстановить силы, Кикио, — она вздохнула.              — Кстати, об этом, — Ранмару приблизился. — Кагоме-сама, может, стоит отдать Кикио-сама некоторые целебные травы?              — Конечно, — улыбнулась девушка и повернулась к Сещёмару: — Мы двинемся на запад. Когда Инуяша вспомнит о том, что ему нужно позаботиться о Кикио, ты скоро нас нагонишь. А до того времени не смею мешать его воспитывать.              Ранмару тем временем уложил Кохаку на А-Уна и передал Кикио травы. Сещёмару позволил себе проводить их взглядом, после чего одарил младшего брата очередной мощной оплеухой.